Ратные подвиги древней Руси - Владимир Волков

Увеличение числа степных караулов улучшило эффективность их действий, но сторожевая и станичная служба оставались очень опасными и требовали от сторожей и станичных «ездоков» постоянной боевой готовности. Удивительный случай призошел в 1639 г., когда в 3 верстах от реки Бурлук валуйская станица атамана Якова Жерлицына, состоявшая из 6 человек, была атакована шедшим на Русь татарским отрядом, численностью 600 человек. В бою крымцы разгромили русский разъезд и «с лошадей збили». В плен попало двое станичников — атаман Яков Жерлицын и ездок Тарас Гродин. Остальные ездоки Назар Леденев, Тихон Кочетыгов, Гаврила Кочкин и Александр Масловский от «татар ушли пеши», по-видимому, воспользовавшись какими-то природными укрытиями, что в другом случае было бы невозможно, учитывая громадный численный перевес врагов и потерю станичниками своих коней. Более того, они сравнительно быстро (уже на следующий день — 23 июля 1639 г.) добрались до Валуек и известили воеводу Мелентия Квашнина о появлении неприятельского отряда на Изюмской сакме.

Во второй половине XVII в. цепь караульных и сторожевых постов на южной «украйне» протянулась по всему рубежу плотной цепью. В 1670–1680-х гг. существование сторожевой охранной службы отмечено в 52 пограничных городах. Действия ее являлись достаточно эффективными, позволяя правительству контролировать ситуацию на одной из самых опасных границ.

В XVII в. помимо станиц и сторож на южной «украйне», в непосредственной близости от порубежных городов выставлялись «сотни» — отряды, способные быстро поддержать действия станичников и сторожей и прикрыть их отход в случае вторжения больших масс противника, задержать его передовые части, позволив населению укрыться в крепостях и засечных убежищах. Сотни высылали только те города, где находились большие гарнизоны. Сохранились сведения о 3 белгородских сотнях 1644 г., по 50 человек в каждой, и 3 ливенских сотнях 1641 г., в которых несли службу по 150 детей боярских, переменявшихся ежедневно.

* * *

Станицы, сторожи и сотни составляли передовой рубеж русской обороны. Как правило, они не вступали в бой с татарами по собственной инициативе, а несли разведывательную, дозорную и заставную службу. Помимо перечисленных выше обязанностей, высылаемые в степь разъезды совершали диверсионные действия, главным из которых было выжигание степных трав с целью уничтожения на широком пространстве корма для татарских лошадей. Поджигать степные травы станичники начинали осенью, «в октябре или в ноябре по заморозом как гораздо на поле трава посохнет, а снегов не дожидаясь, а дождався ведреные и сухие поры, чтоб ветр был от государевых украинных городов на польскую сторону или как будет пригож». При этом станичным головам строго-настрого наказывалось «блиско государевых украинных городов, лесов и лесных засек и всяких крепостей, которые в которых местех крепости учинены от приходу воинских людей беречи их от огня на крепко и блиско их огня не припускати и не обжигати». Несомненно, удачный пожог степной растительности затруднял действия неприятеля, задерживая его, а иногда вынуждал отказаться от своих замыслов.

Получив сообщение о появлении в степи вражеских отрядов, воеводы пограничных городов немедленно сообщали о начавшемся набеге в Москву и соседние города, принимая меры к защите города и уездного населения. В случае военной тревоги им предписывалось заранее собрать в крепостях и острогах жителей своей округи, «з женами и детми, и со всякими животы», «чтоб уездных людей воиньские люди не побили и в полон не поимали». Помимо городов-крепостей прекрасным местом укрытия населения во время военной опасности служили заповедные засечные леса, укрепленные завалами и надолбами не только со стороны «Поля», но и с «русской» стороны.

Обеспечение надежной круговой обороны являлось одним из важнейших принципов строительства передовых засечных линий («Черт»). Они должны были преграждать татарам дорогу не только на Русь, но и из Руси. Все опорные пункты (города-крепости) на юге строились так, чтобы связать воедино состоявшую из нескольких рубежей линию пограничной обороны. Прекрасное знание местности, учет особенностей рельефа позволяли русским мастерам создавать надежные сооружения, представлявшие серьезные препятствия для действовавших в конном строю неприятельских войск. Большое засечное строительство велось в 1521–1566 гг., когда была создана целая сеть засек, по словам А. И. Яковлева, «приведенных в связную и сплошную систему, охрана и поддержание которой были сделаны повинностью всего населения государства вообще и близ лежащих уездов в особенности». Предпринятая В. П. Загоровским попытка опровергнуть мнение о «сплошной и связной» линии укреплений, основанная на утверждении, что засеки под Тулой, завершившие создание огромной «Черты», были устроены лишь в 90-х гг. XVI в. К этому выводу исследователь пришел анализируя данные писцовых книг — в отличие от других южнорусских уездов, писцовые книги Тульского уезда не упоминают о засеках. Действительно, в сводных описаниях городов и уездов Московского государства второй половины XVI в. о лесных завалах под Тулой ничего не сообщается, они упоминаются лишь в каширских, веневских и шацких местах. Тем не менее о существовании тульских засек во второй половине XVI в. можно утверждать вполне определенно. О них говорилось в наказе воеводе С. В. Волынскому, восстанавливавшему тульские засеки в 1638 г. (в указанном документе сообщалось, что «засеки здесь были учинены при государе царе и великом князе Иване Васильевиче всеа Русии»). Но не только. Помимо этого важного свидетельства есть и другие. В. П. Загоровский не знал о существовании уникальной наказной памяти тульскому засечному голове Михаилу Колупаеву, ведавшему строительством здесь засек в середине XVI в. В 1554 г. под его руководством на возведении под Тулой засечных укреплений работало 1177 человек из Углича, Дмитрова, Зубцова, Твери и Белой. Этот факт самым решительным образом опровергает предположения Загоровского и подтверждает сложившееся в науке представление о формировании основных сооружений Большой засечной черты уже в 60-х гг. XVI в. Особенно напряженные работы велись на южных засеках в конце 1570-х гг., когда необходимость мобилизации больших воинских сил для войны в Прибалтике ослабила войсковое прикрытие крымского и ногайского рубежей. С целью координации действий засечной стражи, своевременной починки и восстановления укреплений, привлечения к службе на них местного крестьянского населения в 1577 г. создается Засечный приказ, вскоре, однако, упраздненный (как полагает С. М. Каштанов, до 1580 г., так как в этом году дьяк Засечного приказа Истома Евский значился в составе другого ведомства, но, возможно, его заменили другим приказным человеком, а ведавший засечным делом приказ просуществовал до конца Ливонской войны).

В 1598 г., по сообщению разрядных книг, южные рубежи прикрывала «21 засека, а мерою те засеки 590 верст и 17 саженей; а на них 31 ворота. А у тех засек воевод 11 да голов, дворян и детей боярских из городов лутчих 30 человек, да приказщиков 42 ч[еловека]; и всего воевод и голов и прикащиков 83 ч[еловека]. Да детей боярских полковых 78 ч[еловека], да детей же боярских конных с пищальми 247 ч[еловек]. Да татар и мордвы 790 ч[еловек]. Да стрельцов московских 330 ч[еловек], да из городов стрельцов и казаков 460 ч[еловек]; и обоего стрельцов и казаков 790 человек. Да засечных сторожей 193 человека. И всего у засек всяких людей 1988 человек. Опричь сторожей засечных и опричь зборных людей».

Засечное строительство считалось общим делом. Леса, где проходила Черта, объявлялись заповедными. Рубить деревья в них запрещалось даже на засечные крепости, предписание «лес не сечь, опричь завалу» соблюдалось под страхом тяжких наказаний. Устройство засеки подчинялось определенным правилам, обобщавшим многолетний опыт оборонительного строительства. Стараясь замаскировать завал, лес начинали рубить не с опушек, а на значительном удалении от них, в лесной чаще, «возле старого лесного завалу по болшому лесу». Подсекали деревья диаметром не менее 15 см., срубая их на высоте человеческого роста, «како человеку топором достать мочно», так, чтобы они падали вершиной «к Полю», в сторону противника, а комлем лежали на высоком пне. Иногда на пни поднимали все бревно, перегораживая таким барьером линию завала. В отдаточной росписи козельской Столпицкой засеки 1641 г. ее составителями Дорофеем Ивановичем Матовым, Андреем Григорьевичем Шепелевым и Борисом Максимовичем Воронцовым было особо подчеркнуто, что «на Столпицкой засеке <…> и лесной завал крепок, подниман на пенья». Упавшие крест-накрест деревья очищали от тонких ветвей, толстые сучья обрубали и заостряли. Иногда стволы крепили рогульками или кольями. Это усиливало непроходимость засеки для неприятельской конницы. Растащить такой завал было практически невозможно, а выжигать — чрезвычайно опасно для самих татар.