Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона. - Томас Рид

Девочка лежала так неподвижно, что казалась мертвой. Сколько ни вглядывался капитан, он не мог уловить в ней ни малейшего признака жизни; глаза ее нельзя было различить в темноте; Редвуд не видел, открыты они или нет, но был уверен, что они закрыты навеки.

Возле Эллен сидели три похожие на человеческие, но отвратительно страшные фигуры, покрытые длинной рыжей шерстью, очень густой и косматой. В одной из фигур, самой большой, капитан узнал похитителя своей дочери. Вторая фигура, поменьше, была, очевидно, женой рыжего чудовища; третья, совсем еще маленькая, но как две капли воды похожая на больших обезьян, была их детенышем. Ее-то скулящий плач и слышали путники яснее всех остальных голосов.

Старый орангутанг, утомленный борьбой с гавиалом и продолжительным бегством, сидел, скрючившись, на корточках и, казалось, спал. Обе другие обезьяны бодрствовали.

Мать время от времени подхватывала детеныша на руки и, грубо приласкав, снова отпускала его, и он продолжал свою дикую пляску вокруг тела Эллен, проделывая самые невообразимые прыжки и поминутно останавливаясь, чтобы зубами и когтями оторвать лоскут от ее платья. Детеныш забавлялся.

Это было страшное, ни с чем не сравнимое зрелище.

Редвуд не стал долго смотреть. С него было достаточно беглого взгляда, чтобы оно навсегда запечатлелось в его душе до мельчайших подробностей. Он поднял ружье, собираясь выстрелить в рыжего сатира, казавшегося ему самым опасным из всего семейства.

Еще миг — и пуля поразила бы спящего гиганта. Но Сэлу придержал капитана за руку.

— Не надо стлелять, капитан! — прошептал он. — Сэлу стлелять. Сумпитан лутьсе, сем пуля. Лузье бум, бум! Лазбудит миас ломби. Сумпитан тихо стлелять. Сэлу убьет всех тлоих.

Уверенность, с какой убеждал его малаец, подействовала на Редвуда. Он опустил винтовку и предоставил Сэлу поступать как ему заблагорассудится.

Заняв место капитана, откуда открывался вид на столь мучительную для Редвуда сцену, малаец лишь мельком взглянул на нее. Но и этого беглого взгляда оказалось вполне достаточно, чтобы он мог наметить первую жертву. Выбор его пал на ту же самую обезьяну, которой капитан только что собирался послать свинцовый гостинец.

Прижав к губам отверстие заряженного сумпитана и сильно в него дунув, малаец выпустил отравленную стрелу.

Она вылетела с такой быстротой, что даже при полном дневном свете произвела бы впечатление ружейной вспышки, и неслышно промчалась в окутывающей гнездо темноте.

Полет сумпита столь же беззвучен, как полет ночной совы.

Капитан и малаец услышали, правда, звук, но то был не выстрел. До них донеслось ворчанье орангутанга; почувствовав, как что-то кольнуло его, и приняв это, вероятно, за укус москита или осы, он почесался. Обнаружив обломок стрелы, обезьяна раздраженно шевельнулась, однако не нашла нужным прерывать свой сон. И даже после того, как в ее тело вонзилась вторая, а затем и третья стрела, она каждый раз ограничивалась почесыванием уязвленных мест: начинало сказываться наркотическое действие яда, которое должно было вскоре окончиться непробудным смертельным сном.

Так и случилось. Немного спустя рыжее чудовище лежало неподвижно, вытянувшись во весь рост на платформе, так долго служившей ему насестом. Огромное тело обезьяны было совершенно инертно и мягко, только ноги ее слегка подергивались в предсмертных судорогах.

А вскоре та же участь постигла и подругу рыжего сатира. На нее яд анчара подействовал еще быстрее — от этого яда нет спасения, стоит ему проникнуть в кровь.

Уничтожив больших обезьян, малаец не пожелал расходовать лишней стрелы, чтобы убить детеныша, и они с капитаном вскочили на платформу.

Редвуд бросился к дочери; опустившись на колени, он прижал ухо к ее груди, чтобы узнать, бьется ли сердце.

Сердце билось!

Глава XXXVI. СВОЕОБРАЗНЫЙ ПАЛАНКИН[81]

— Слава Богу, она жива! — были первые слова, услышанные Муртахом и Генри.

И Сэлу, выплыв на берег, рассказал им обо всем случившемся. Более того, они узнали, что Эллен жива и пришла в сознание после длительного обморока, который, начавшись с момента похищения, избавил ее от тяжелых переживаний. Кроме нескольких царапин и боли от мощных объятий орангутанга, у девочки не оказалось никаких повреждений — по крайней мере, серьезных.

Малаец приплыл, чтобы с помощью Муртаха соорудить плот для перевозки Эллен.

Бамбук рос тут же под рукой; ирландец, будучи искусным плотником, очень быстро соорудил под руководством малайца большой плот, и Сэлу отправился на островок за Эллен и капитаном.

Увидев возвращающийся плот и не в силах дожидаться, пока он пристанет к берегу, Генри бросился вплавь ему навстречу; взобравшись на бамбуковый настил, он крепко обнял сестренку.

Какая разница была между этими нежданными братскими объятиями и хваткой длинных, волосатых рук орангутанга!

Случай с орангутангом совсем подорвал и без того не вполне восстановившиеся силы Эллен. Отец считал, что, прежде чем пускаться в дальнейший путь, необходимо дать ей хорошенько оправиться. Однако место, где они находились, было совсем не пригодно для привала: не говоря уже о связанных с ним тяжелых воспоминаниях, там было слишком темно и сыро.

Капитану Редвуду хотелось поскорей его покинуть. Но как быть с Эллен? Она не могла идти. Малаец и тут нашел выход из положения. Он предложил сделать для девочки носилки, на которых ей будет удобно лежать — не хуже, чем какой-нибудь богатой яванке или японке в роскошном паланкине.

— Так делайте же их скорее! — воскликнул ни на миг не отходивший от дочери капитан, который не мог наглядеться на свою девочку.

Получив разрешение, Сэлу тут же приступил к работе. Муртах с радостью стал помогать, и скоро у их ног лежало десятка два бамбуковых палок для постройки паланкина.

Сэлу разрезал палки на отрезки нужной длины и скрепил в форме носилок с двумя длинными рукоятками на каждом из четырех концов. Это сооружение не было паланкином в полном смысле слова. Паланкин должен иметь навес для защиты от дождя и солнца. Но так как дождя не предвиделось, солнца же под лиственными сводами джунглей и вовсе не приходилось опасаться, Сэлу решил не делать навеса. Зато он постарался сделать носилки как можно эластичней и мягче, тщательно выбрав для них самые гибкие палки и устлав толстым слоем листьев и мягкой, как гагачий пух, ватой, собранной с росшего вокруг сиамского хлопчатника.

Уложив Эллен на эти носилки, ее понесли по тем самым местам, где еще так недавно ей пришлось проделать столь необычное и мучительное путешествие в качестве пленницы орангутанга.