Наплывы времени. История жизни - Артур Миллер

Поскольку в Неваде я был обречен прожить безвыездно полтора месяца, то раз в неделю нелегально летал в Лос-Анджелес. Риск стоил того, ибо процедура была не более чем пустой формальностью, тщательно продуманной с целью заманить желающих побыстрее развестись и выкачать из них для местных юристов деньги.

Напряжение не покидало Мэрилин во время съемок «Автобусной остановки», но она стала помягче к Лоугану, проявляя чуть большую заинтересованность в том, чтобы сыграть удачно. Я весьма эгоистично полагал, что она справится с этим превосходно, и считал, что зря волнуется. Ее наставница Паула, жена Ли Страсберга, жила с ней в соседней комнате в «Шато Марон» и вела себя как доверенное лицо, ежедневно сообщая мужу в Нью-Йорк о тех трудностях, с которыми сталкивалась Мэрилин.

Паула показалась мне комическим персонажем мольеровского типа, но ее порой опасно заносило на поворотах. Она считала, что каждый актер, пусть, он всего лишь пару раз заглянул к Ли из любопытства или годами слушал у него курс, принадлежит Страсбергу, как выпускник Кембриджа навсегда остается его студентом. «Вы можете встретить наших повсюду», — заверила она меня, подразумевая, что их актеры снимаются по всему белу свету, хотя среди них, насколько я знал, были такие, кто провел в студии несколько часов. Дело дошло до того, что она назвала «одним из наших» знаменитого киношного художника по костюмам Жана Луиса, видимо полагая, что владеть иглой он научился у Ли.

Во время одного из моих приездов она крепко взяла меня под руку и потребовала, чтобы я прослушал пленку с записью лекции ее супруга об Элеоноре Дузе, легендарной итальянской актрисе, чью память он почтил незадолго до этого по случаю годовщины то ли рождения, то ли смерти. Она слушала голос, доносившийся из магнитофона, стоя рядом со мной с благоговейно сложенными руками, подняв подбородок и устремив взгляд в пространство.

— Большинство из ныне живущих полагают, что мы ценим Дузе как великую актрису, — начал Ли с ноткой тревожного напряжения. — Но мы поклоняемся ей совсем не за то.

Наступила долгая пауза.

«Действительно, за что мы поклоняемся Дузе?» — подумал я.

— Отнюдь не за то, — повторил он. — Есть много великих актрис, живых и почивших, отечественных и зарубежных. Многие актрисы создали на театральных подмостках образы, которым не угаснуть вовек. Это англичанки и шведки, немки и итальянки, голландки, испанки, француженки, актеры и актрисы разных стран и поколений.

В ожидании ответа на поставленный вопрос я действительно начал размышлять на тему, почему мы почитаем Элеонору Дузе. Бесчисленные вводные слова плодились, текли, разливались во всех направлениях, пока вопрос не увяз настолько, что потребовалось физическое усилие вспомнить: речь идет о Дузе. Лекция продолжалась минут двадцать.

Мэрилин слушала, затаив дыхание, ее благоговейный взгляд стал загадочно отрешенным. Разве можно было всерьез высказать, что я думаю о ее обожаемом учителе, который в моих глазах был воплощением виллиломеновской неуверенности в себе и пытался скрыть это, манипулируя фактами. Ее зависимость от него была слишком велика, чтобы я мог открыто выказать свое несогласие с его авторитетом: выдерни я у нее сейчас этот костыль, она бы рухнула. Да и кто я такой, со своими суждениями, когда весьма неплохие и умные актеры полностью доверяли ему? Единственное, что оставалось, — вслушиваться в бульканье звуков на пленке и не смеяться над Паулой, стоявшей навытяжку, пока мы пребывали в ожидании ответа на вопрос, за что все-таки любим Дузе. В этот момент меня тоже идеализировали, что было тяжело, как в свое время отсутствие оного, так что я вынужден был промолчать. Мы с Мэрилин все еще полагали, что мне не следует вмешиваться в ее дела, — в этом, казалось, не было необходимости, поскольку Грин отвечал за финансы, а Ли помогал ей обрести уверенность как актрисе. В их отношениях с Грином наступил просвет: они наконец договорились, что ей будет принадлежать пятьдесят один процент акций «Мэрилин Монро продакшнз», а ему — сорок девять. Это гарантировало ей контроль над выпуском продукции. К тому же Грин, чтобы разгрузить Мэрилин, занялся поиском новых проектов без ее непосредственного участия — это было нелишне, так как она решила поправить финансовые дела, выплачивая «Интернел ревеню сервис» налоги не со своих доходов, а с доходов фирмы. Ее снедала боязнь, что популярности хватит ненадолго.

Первой из запланированных работ новой кинокомпании был фильм с участием Лоренса Оливье в роли постановщика и главного исполнителя. Выбор пал на веселую комедию «Принц и хористка» по пьесе Теренца Реттигана «Спящий принц». Съемки должны были начаться в Англии вскоре после нашей свадьбы, намеченной на июнь. По счастливой случайности Бинки Бомонт, известнейший режиссер процветавшего, хотя весьма посредственного тогда английского театра, вздумал ставить «Вид с моста» и пригласил Питера Брука. Время репетиций и съемок совпадало. К тому же я решил расширить одноактную пьесу. И мечтал, что мы будем работать бок о бок, занимаясь каждый своим делом и черпая друг в друге силы, — сон, казалось, наконец становится явью.

На пресс-конференции в Нью-Йорке, где было сделано заявление об их сотрудничестве, Оливье, стоя рядом с Мэрилин, олицетворял, с точки зрения большинства журналистов, одну из самых невероятных комбинаций в кино: он — представитель высокого искусства, она — откуда-то из низов, близких к порнографическому ремеслу. У нее на плече неожиданно лопнула бретелька от платья, вызвав радостный вздох зала, замершего в ожидании дальнейших откровений. Но вместо того чтобы наигранно стыдливо покраснеть и уйти, Мэрилин спокойно спросила, нет ли у кого лишней булавки. Журнал «Тайм» решил, что все это было подстроено. Кто-то поинтересовался, действительно ли она собирается сниматься в «Братьях Карамазовых» и в какой роли. Эта блестящая провокация повергла присутствующих в восторг, как будто, наклеив бороду, Мэрилин решила сыграть одного из братьев. Она ответила, что хотела бы сыграть Грушеньку, и добавила: «Она ведь девушка». Ее оборвал шквал смеха, не дав во всеуслышание предположить, что большинство присутствующих, в свое время, по-видимому, старательно учившихся на факультетах журналистики, так и не успели прочитать роман. Один из этой когорты гениев попросил ее по буквам произнести «Грушенька», и от Мэрилин, конечно, не ускользнул намек: даже когда рядом с ней стоял сэр Лоренс, переплывший ради совместной пресс-конференции через Атлантику, ей отказывали в праве на скромное достоинство, которым обладает каждый, кто решается открыть собственное дело. Секс и серьезность не могли уживаться в одной женщине — эта американская болезнь еще долго не будет изжита, по крайней мере так казалось тогда. Идея сделать фильм с Оливье принадлежала Мэрилин, но вряд ли она стремилась к рекламе: ее популярность была и так велика. Сама возможность дуэта внушала надежду, что при удачном подборе пьесы из этого мог выйти толк. А если бы это придало ее облику в прессе большую респектабельность, ну что же, тем лучше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});