Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

И он работал тогда тем больше, что работа позволяла не только делать партийное дело, но и сохранять себя как личность, как человека. А, зная всё то, что он знал, Ленин прямо предупреждал младшего товарища по партии о трудностях:

«По моему, самое важное, чтобы Вы имели там дело, своё дело… Кто сумеет обеспечить себе за границей работу (партийную, имеется в виду. – С.К.) в связи с русской организацией, – тот и только тот сможет оградить себя от засасывающего болота тоски, дрязг, изнервленной озлобленности и проч. У меня эта „заграница“ ой-ой как в памяти, и я говорю на основании немалого опыта…»[474]

Годы назад Ленин делился с сестрой, братом, зятем, своим опытом сохранения себя как личности в разлагающих условиях тюрьмы. Теперь же он толковал более молодому товарищу по борьбе о собственном опыте сохранения себя как личности в разлагающих условиях эмиграции.

Алексинский – потомственный дворянин, сын ярославского уездного врача, бывший член большевистской группы в социал-демократической фракции I и II Государственной думы, был на девять лет младше Ленина. Он ярко выступал на V (Лондонском) съезде, был делегатом Штутгартского конгресса, и за границей работал вначале как большевик, но достаточно скоро отошёл от Ленина – засосало его таки эмигрантское «болото»…

За десятилетия в этом «болоте» сгинуло немало русских горячих голов… Один из лидеров русских народников Николай Морозов вот как описывал революционную эмиграцию 70-х годов XIX века – Ленин тогда ещё в коротких штанишках ходил:

«…личные мелочи, уколы самолюбия способны возникнуть только среди нервно настроенных и болезненно восприимчивых людей, … какими в сущности и было большинство эмигрантов, оторванных от своей родной страны и не примкнувших к чужой, лишённых какого-либо дела, кроме споров, основной пружиной которых стало уже не искание истины, а только желание настоять на своём, оставить за собой последнее слово в споре. Я уже давно знал эти споры в кафе Грессо и зале собраний, и они напоминали мне петушиные бои»[475].

Вот и у Алексинского с годами всё затмило желание оставить за собой последнее слово в любом споре с Лениным. А «весовые»-то категории были ой какими разными…

В годы Первой мировой войны Алексинский стал ярым социал-шовинистом, сотрудничал в монархической газете «Русская воля». Весной 1917 года он вошёл в плехановскую группу Единство, летом 1917 года гнусно клеветал на Ленина, а с апреля 1918 года опять оказался в эмиграции, теперь уже – белой, и там примкнул к крайней реакции.

Ему было суждено прожить ещё долгую, но бесславную и никчёмную жизнь. И вот как оно бывает! В 1907 году эмигрант Алексинский уезжал в Европу как большевик, а в 1918 году он опять уехал в Европу как эмигрант, но теперь уже – как ренегат большевизма.

Впрочем, так бывало и бывает не только тогда – во времена давние. Увы, и сегодняшний день даёт немало современных примеров перерождения политиков в политиканов.

К сюжету с Алексинским мы ещё вернёмся позднее, а пока что проследим за Лениным, опять оказавшимся вне России, но – не вне того дела, которым он был занят в России и которое был твёрдо намерен продолжить и развить во второй эмиграции.

Несколько дней он живет в Стокгольме, ожидая приезда Крупской, а в конце декабря 1907 года Ульяновы уезжают в Берлин. Вечер 22 декабря они проводят у Розы Люксембург, а 25 декабря 1907 года (7 января 1908 года) приезжают в Женеву. Надо было устраиваться опять вдали от дома, и устраиваться на годы, возможно – на долгие годы.

И – вновь работать на будущую революцию.

Реально надо было готовить издание газеты «Пролетарий», продолжать теоретическую и литературную партийную работу… Короче – надо было жить, несмотря ни на что – на поражение, на непонимание, не говоря уже о том, что жить надо было – в материальном отношении – по необходимости скромно.

Впрочем, последнее Ленина никогда особо не тревожило.

То, что в России какое-то время будет торжествовать реакция, сомнений у Ленина не вызывало, как не вызывало у него сомнений и то, что так будет не всегда. Гайки позволяется закручивать, если резьба прочна, а царизм всё быстрее истлевал во всех отношениях и заражал своим тлением всё русское общество. Это признавал даже кое-кто из многочисленных великих князей…

«Третьеиюньский» избирательный закон мог дать лишь одну Государственную Думу – собственническую, жлобскую, реакционную и, значит, к нуждам народа абсолютно равнодушную.

Общее число депутатов равнялось 442, при этом 229 депутатов были потомственными или личными дворянами, 46 – из духовного звания, 42 – из купеческого сословия, 15 – из казаков, 94 – из крестьян, 12 – из мещан.

По роду занятий члены Думы распределялись так: землевладельцев – 242, земских деятелей – 133, земледельцев – 79, духовенства – 49, адвокатов – 37, торговцев и промышленников – 36, чиновников – 47, врачей и педагогов – 42, ремесленников и рабочих – 16…[476]

Суммирование последнего ряда цифр даёт итог намного больший, чем 442, но пусть это читателя не смущает – можно быть одновременно и землевладельцем, и адвокатом или земцем (быть одновременно и адвокатом, и земледельцем, правда, не получается)…

В III Думу прошли 19 социал-демократов, из них 5 большевиков и 2 примыкающих. Имея их в виду, Ленин писал в ноябре 1907 года в газете «Вперёд»:

«Тяжёлый труд предстоит там нашим товарищам. Они будут там среди врагов, злобных и непримиримых. Им будут зажимать рот, их будут осыпать оскорблениями, их, может быть, будут предавать суду, заключать в тюрьмы, ссылать. Они должны быть тверды, несмотря на все преследования, они должны высоко держать красное знамя пролетариата.

Но и мы все, товарищи рабочие, должны дружно, сообща поддержать их… Пусть будет един рабочий класс в поддержке своих представителей…»[477]

Да, 19 социал-демократов и из них всего 7 ленинцев в Думе – это было немного. Однако это была возможность для партии и для Ленина иметь в России хоть какую-то легальную трибуну. И в своих статьях 1908 года Ленин разъяснил это вполне ясно.

Когда он был ещё в Финляндии, в Гельсингфорсе с 5 по 12 (с 18 по 25) ноября 1907 года прошла Четвёртая («Третья общероссийская») конференция РСДРП, собравшая 10 делегатов от большевиков, 4 – от меньшевиков, 4 – от польских социал-демократов, 3 – от латышских социал-демократов и 5 бундовцев.

В докладе на конференции, напечатанном 19 ноября в № 20 «Пролетария», Ленин пояснял:

«Дума должна быть использована, главным образом, в направлении широкого распространения политических и социалистических взглядов партии, а не в направлении законодательных реформ, которые во всяком случае будут представлять из себя поддержку контрреволюции и всяческое урезывание демократии…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});