Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко

от самих волн, а от разбивания от нашего удара с ними, как туман или морось падали на палубу.

Полюбовавшись какое-то время стаями дельфинов, которые выскакивали откуда-то сбоку, и, как дети, наперегонки плыли рядом с нами, но, не выдерживая долго, отставали, я лег на диван в каюте и только утром, когда мы подъезжали к Констанце, вышел на палубу, чтобы всмотреться в дальние поначалу берега.

Из Констанцы, по дороге домой, мы должны были заехать в Бухарест, чтобы рассказать все, что мы видели и слышали К.Мацевичу, нашему послу, а главное — ген. Дельвигу{504}, нашему военному представителю, которому, в случае необходимости, надо будет разговаривать и договариваться с местным военным российским представителем — генералом Геруа.

Ликвидация нашего фронта против красной Москвы произошла значительно позже, чем ликвидация фронта между белыми и красными москалями в Крыму. В те времена новости о событиях даже первостепенного значения доходили с большим опозданием. Я в столице нашей эмиграции, в городе Тарнове, Западная Галиция, начал уже забывать о поездке в Крым.

Но однажды в резиденции наших министериальных учреждений увидел — о, чудо! — генерала Кирея. Приехал он, чтобы увидеться с Симоном Петлюрой… А еще через некоторое время, так же неожиданно, встретил доктора Гелива с его спутником. Эти двое пробыли в Тарнове довольно долго, а потом отправились на восток, на Украину. Впоследствии принесли наши люди с Украины вести, что Гелив снова начал свою партизанщину и через некоторое время его окружили большевики в каком-то доме, и он долго отстреливался, до тех пор, пока они не подожгли дом. Догадывались, что его предал тот самый его товарищ — Козырь-Зирка…

Самостийность или соборность?

(Фельетон)

Политическая конъюнктура Восточной Европы зрителю, — может, немного фантасту, — напоминает давно прошедшее, знакомое. Литературная польская легенда связывает будущее Польши как независимого государства с предсказанием Вернигоры, этого кобзаря или лирника с Украины, с Киевщины: «Как напьются турецкие кони воды из Горыня, тогда восстанет снова Польша». Такой смысл этого пророчества. Фантастическая мысль, странная параллелизации однако… из Горыня кони турецкой кавалерии во время мировой войны воду таки пили. И на политическом горизонте появляются старые, старые знакомые, которых или хоронили, или же на самом деле похоронили.

Современное «смутное время» распухшей Московии не предвещает ничего хорошего для этого государства, и более чем возможно, что на Востоке Европы рядом с ней должны, как и в далеком прошлом, выступить еще и другие факторы.

Польша в 1920 году в вооруженной борьбе разбивает красных и независима от Москвы; Турция в 1923 году пробует всей Европе диктовать условия… Имя Украины — забытое, стертое из памяти политиков — опять что-то начинает им говорить…

Колесо истории возвращается и попадает снова в то положение, которое было несколько веков назад. Но разве это так? Приходят ли в этом старом новые изменения, новые ноты, новые цвета?.. И хоть по-прежнему в Польше шляхта «королями помыкает» и даже убивает своего главу державы, но уже не управляет она державой самовластно. Новые сословия становятся у руля, и перед демократической Польшей открываются пути, которые недоступны были Польше 17-го века. И Москва не та. Вместо свежего, здорового своей первобытной некультурностью государственного организма, сильного недифференцированностью своего общества, перед нами агонизирует в анархии великая, преждевременно состарившаяся держава. Насколько был бесславный период «эллинства» во времена Ивана Калиты — настолько же позорный век «эллинизма» при последних Романовых. И в разных концах бывшей «великой неделимой» звучат слабые еще, но живые и свежие голоса разбушевавшихся народов, и «от молдавана до финна» все стремится отделиться и жить своей жизнью. Итак, на наших глазах еще должно выкристаллизоваться из этого всего то, что еще окутано туманом, зреет и кристаллизуется.

И Украина воскресла. И тоже странное предсказание этого воскресения слышится в словах поэта: «Скажу: не безразлично мне, как Украину злые люди усыпят лукаво, и в огне, её обворовав, разбудят…» Обворованная, голодная, окровавленная — проснулась и Украина. Какая-то неведомая закономерность заключается в том, что на Востоке Европы вновь появляется древнее сообщество государств, составляющую часть которого с неизбежностью должна образовывать Украина.

Но какую роль должна играть она, какое значение будет иметь эта роль — тяжело сейчас угадать. Мы же, собственно, не знаем, что мы теперь представляем собой как нация; какова наша сила, какой ее диапазон. Мы были свидетелями большого бурления, больших проявлений героизма, больших падений и измен. А во что это все выльется?

Опять, как прежде, должны мы жить с соседями, данными нам всеми предыдущими историческими событиями. Какой путь в борьбе за наше державное существование мы выберем, где будем друзей искать, в ком из соседей самого страшного врага будем видеть? — Опять перед нами те же вопросы. Будет ли на них и тот же самый ответ, как когда-то был?..

Да, собственно, ответа и не было какого-то одного, а разные бывали ответы и разными путями ходила наша политика, и если бы история нас учила — многим мы бы воспользовались из опыта прошлых веков. С кем из соседей и против кого? Кто самый страшный? Были времена, когда лучший политик земли нашей, великий галичанин, гетман Сагайдачный, для блага народа украинского на Москву ходил, польскую династию на московский престол сажал и кровью украинского казака Речь Посполитую Польскую в минуты страшной для нее опасности спасал… Были времена, когда — наоборот — в Москве спасения от Польши искали и царю московскому отдавались, считая московского «гаспадина» лучшим, чем польский «пан».

Такими тернистыми путями шла Украина к своей независимости и соборности своих земель. Ни с Польшей, ни с Москвой ничего не достигнув, мы и в Турцию несчастливо за помощью обращались.

Доборолась Украина тогда, под лозунгами независимости и соборности, до «Руины». Не было в нашей нации единого мнения, единой воли, а потому и единой ориентации, и Левобережье уничтожало Правобережье во имя одной только «соборности», отказавшись от «самостийности», которой следовало Правобережье. Нужен был гений Мазепы, чтобы идею «самостийности», до которой дорос уже Хмельницкий, поставить главной целью национальной политики. Нужны были и международные условия другие, чтобы можно было распространять ориентацию не только на своих ближайших соседей. Но было уже поздно, и годы 1654, 1709 и 1876 — это, собственно, печальные этапы нашей национальной жизни, которая пошла по пути только «соборности», по пути ориентации на Москву. Гений Шевченко, останавливаясь на давних событиях, на нашем прошлом, со страшной, неумолимой жестокостью приговорил к вечным мукам душу несчастной девушки, которая