Магнетрон - Георгий Бабат

«Жизнь — это непрерывный бой, — думал Студенецкий. — Жизнь — это битва за первое место. Драка ведется без стеснительных норм или правил, вольным стилем, по принципам борьбы, называемой в Америке „кеч-эз-кеч-кан“ — „хватай, как сможешь ухватить“, или попросту „кеч“ — „хватай“… В этой игре бывает, что верх оказывается на самом дне, а дно переворачивается наверх. Все возможно, все доступно, пока человек жив. Живая собака больше, чем мертвый лев. Живой может достичь того, о чем умершие и не мечтали. Живой доживет, а мертвый сгниет».

— Скажите, — внезапно обратился Константин Иванович к своему собеседнику, — вы, насколько я помню, комсомолец?

— Я член партии, — ответил Гена, — и наш разговор, конечно, не может остаться между нами. — Он собрал разбросанные по столу фотокопии и опустил их в карман.

— Учтите… — проскрипел Студенецкий, облизывая губы, ставшие пунцовыми, — учтите, что, когда я пришел на завод, там производили гильзы для патронов, гильзы — и больше ничего. Уходя, я оставил своим преемникам первоклассное предприятие мирового масштаба. Во всем мире подобных электровакуумных заводов не насчитаешь и десяти. Я знаю это не только по литературе, я бывал за границей и могу это засвидетельствовать как очевидец. Я думаю, что вы, как человек с широким техническим образованием, также это понимаете. Вы ведь лучше многих знаете этот завод.

— Да, знаю, — согласился Угаров. — И меня интересовало, когда я там работал, почему вы всегда ориентировались в ваших планах на импортное оборудование.

— Если бы я и сейчас имел честь возглавлять завод подобного типа, — с достоинством произнес Студенецкий, — то и теперь я поступил бы точно так же. Люди гораздо наивнее и проще, чем мы о них думаем, когда мы силой случайных обстоятельств вынуждены смотреть на них, как на врагов. Я ориентировался на импортное оборудование потому, что считал это выгодным. Иногда бывает выгоднее купить готовое пальто, чем ждать, пока тебе его сошьет неопытный портной; готовую вещь ты можешь выбирать, браковать, покупать или не покупать, а когда тебе твой доморощенный артист принесет сшитый из твоего сукна тришкин кафтан, ты хочешь — не хочешь, а должен ходить в нем. Между тем я мог бы, пока мой Тришка на ком-то учится, отлично обойтись без его услуг. А потом, когда он насобачится, возможно, и я буду пользоваться его изделиями с пользой для себя и к удовольствию всех тех, кому придется иметь со мной дело…

Несколько предваряя события, скажем, что вскоре после этой беседы с научным сотрудником ионосферной станции Геннадием Угаровым Константин Иванович имел ряд еще более неприятных для него бесед с представителями следственных органов и прокуратуры. Константину Ивановичу пришлось не только покинуть ГЭРИ, но и на некоторое время оставить город Ленинград и совершить не близкое путешествие к месту своей новой работы. Права свободного выбора работы и местожительства у него не было. И ему пришлось поступить согласно своему девизу: власти надо подчиняться.

Верная Наталья Владимировна не смогла последовать за своим супругом на место его временного поселения. Она осталась, чтобы беречь для него квартиру, мебель, библиотеку. Все это время она отправляла ему посылки, а главное, непрерывно хлопотала о его реабилитации или хотя бы о помиловании.

Оставаясь на месте и в блокаду Ленинграда, во время Великой Отечественной войны, Наталья Владимировна умерла от голода и холода в марте 1942 года, сохранив нетронутой банку сгущенного молока, плитку вишневого клея (эта вещь в те месяцы в Ленинграде считалась съедобной) и три березовых полена — запас, какой она берегла на случай возвращения Константина Ивановича.

Сам же Студенецкий пережил годы войны, не зная ни голода, ни бомбежек: о его жизненных удобствах заботилось учреждение, пославшее его туда, где он должен был некоторое время прожить безвыездно.

И он вернулся оттуда в Ленинград еще достаточно свежим и бодрым. Путешествие свое он совершил в обществе одной очень молоденькой девушки-нанайки, которую уговорил ехать в Ленинград учиться в Институте народов Севера.

Еще о синей тетради

По случайному стечению обстоятельств, в тот же день, когда Геннадий Угаров беседовал со Студенецким, произошел разговор Веснина с Бархатовым.

Во вторник 23 марта 1935 года, сразу после обеденного перерыва, Веснину позвонила Алла Кирилловна и попросила зайти к Жукову. В кабинете директора Веснин увидел светловолосого и светлоглазого человека средних лет в темно-сером пиджаке. Веснин сразу узнал его: это был тот самый товарищ Бархатов, который сидел у Студенецкого в день, когда Ронин подал заявление об уходе. Но тогда он был в военной форме со знаками различия старшего лейтенанта на петлицах и с серебряным шитьем на рукаве.

Жуков попросил Веснина сесть. Бархатов, пожав Веснину руку, передал ему пачку бумаг.

С удивлением Веснин увидел одну из копий той самой статьи о магнетронах, которую он подписал вместе с Рониным и которую отказался подписать Муравейский.

Перелистав страницы, Веснин заметил на одной из- них пометки, сделанные характерным бисерным, четким почерком Студенецкого:

Резонаторная система никуда не годится.

А дальше почти совсем стершаяся, еле различимая запись все тем же тончайшим почерком:

Во стократ интереснее соображения Мочалова. Взять за основу его конструкцию резонаторов в виде разноразмерных камер.

— Простите, — сказал Веснин, — могу я узнать, когда были сделаны эти пометки?

— Полагаю, не позже середины ноября прошлого года, — ответил Бархатов.

Веснин так сжал челюсти, что зубы скрипнули. Он побледнел.

— Полгода жизни ушло, полгода было убито на поиски нужной конструкции… — Веснин так волновался, что дальше не мог говорить.

— Курите, — пододвинул к нему коробку с папиросами Жуков.

— Спасибо, не курю, — механически ответил Веснин и продолжал: — Мы брели ощупью, спотыкались. Мы в конце концов пришли к тому… — он стукнул кулаком по столу, — к тому, что нашел нужным заметить на полях мой тогдашний оппонент. Мне эти замечания не были известны.

— Никто не ставит вам это в вину.

— Я не оправдываюсь. Я просто не могу простить… Как можно было допустить такую бесполезную, напрасную трату сил, средств! Знать, что именно следовало сделать, знать и не сказать!

— Возможно, это объяснялось надеждой на то, что будет найдено нечто еще более интересное.

Бархатов говорил спокойно, без улыбки, и Веснин не мог понять, сказал он об этой предполагаемой благородной цели всерьез или шутя.

Веснин продолжал изучать пометки на полях. Бархатов положил перед ним журнал в пестрой обложке, развернул его и указал на столбец, подчеркнутый красным карандашом.

Это был последний, мартовский номер американского журнала «Электроникс», и подчеркнут был краткий пересказ статьи Веснина и Ронина.

— Эта работа, — сказал Веснин, — была перепечатана в четырех экземплярах.

— Один у меня, — сказал Жуков. — Другой, я знаю, у Михаила Осиповича Артюхова.

— Черновик и четвертый экземпляр у меня, — почти шепотом произнес Веснин.

— Совершенно верно, — так же спокойно сказал Бархатов. — Перевод, следовательно, не мог быть сделан ни с одного из перечисленных экземпляров, ни с черновика.

Веснину казалось, что он достоин самой лютой казни за то, что до сих пор не удосужился узнать, что сталось с копией статьи, данной Студенецкому еще осенью 1934 года. Не спрашивал он об этом Константина Ивановича из-за совершенно неуместной, как он сам сейчас решил, застенчивости.

* * *

И журнал «Электроникс», и копия статьи с пометками Студенецкого прибыли на завод в пакете, отправленном из Соединенных Штатов. Пакет был адресован техническому директору и, таким образом, попал к Дымову, который состоял в этой должности вместо Студенецкого. В препроводительном письме Френсис писал:

…Я уехал раньше, чем рассчитывал. Перед отъездом, как вы помните, мы оба с вами несколько погорячились, и я не успел возвратить вам копию этой весьма интересной статьи, которую вы столь любезно предоставили мне для просмотра. С благодарностью возвращаю вам теперь этот материал. Я сделал что мог для информации научно-технических кругов нашей страны о последних советских работах в области магнетронных генераторов…

…Надеюсь, ваш маленький Аладдин с его волшебной лампой служит вам так же исправно, как раньше.

— Попрошу вас посмотреть еще и это.

Голос Бархатова вывел Веснина из задумчивости.

Перед ним была тетрадь, от вида которой сжалось сердце. Это были страницы, которые так хорошо запомнил Веснин. Страницы, исписанные твердым квадратным почерком с наклоном вправо. Страницы, жирной ровной чертой поделенные на две части, нумерация в нижнем правом углу… Рисунок: магнетрон и летучая мышь…