Дневник, 2004 год - Сергей Есин

7 октября, четверг. Каждый раз я раздражаюсь, что ребята меня поднимают, отвлекают от привычного лежания с чтением и писанием, и каждый раз я потом благодарю их за эти шевеления.

Уже два раза посещение Кносского дворца срывалось. Я стал готовиться к новому, как в свое время, еще в молодые годы, готовился к фестивальному просмотру «Смерти в Венеции» Висконти. Вероятно, я часто вспоминаю этот эпизод. Но, может быть, здесь я отрабатывал технологию, ибо живу искусством. На этот раз не то чтобы я не ел или, как в случае со «Смертью в Венеции», берёг свое восприятие, не читал перед фильмом, но внутренний подъем был, было ожидание и предвкушение. И вначале, естественно, предвкушение меня обмануло.

Ну, вот и опять вспомнил я знаменательную книгу «Тезей», прибытие в порт, дорогу ко дворцу, первые впечатления. Здесь долго пришлось пробираться по городу, хотя дворец в пяти километрах от центра. Город строится, дороги, как и в Москве, перерыты. Словно крушение на дороге с человеческими жертвами, воспринял вывороченную с корнем огромную тяжелую пальму. Пирамиды и пальмы — вечный в моем сознании объект. Наконец автобус остановился. Опять, как и обычно, узкая улочка с сувенирами. Если бы предки не создали столько, не расписали столько ваз, не понастроили столько дворцов и не напридумывали столько мифов, чем бы греки сейчас торговали? Постарались здесь также и природные катаклизмы: вулканы и землетрясения. Были бы тогда так же хороши чистенькие, с иголочки, дворцы, совершенно целые вазы и всякие закопченные сюжеты настенной живописи? И уверены ли мы все, что если бы Ника Самофракийская, отполированная и новенькая, не потеряв ни единого пера из своих крыльев, две с половиной тысячи лет просто простояла бы где-нибудь на уличном перекрестке, и у ее подножия жарили бы каштаны, что эту Нику взяли бы в основную экспозицию Лувра? Происходит постоянное накопление культуры, но и ее постоянная селекция. Что выносит на поверхность время? Мое поколение уже забыло Лемешева и Козловского. И не встанут ли на их места в «долгой истории» Киркоров и Валерий Леонтьев?

В кассу заповедника стоит неиссякаемая и немаленькая очередь: 6 евро, «юриков», как говорят русские туристы, за вход. Потом эти туристы, как стадо жадной саранчи, будут ходить по мосткам и дорожкам дворца. Подлинные плиты, сохранявшиеся минимум три с половиной тысячелетия и пережившие гигантские природные и культурные катаклизмы, того и гляди прохудятся под их башмаками.

Турист жаждет постичь культуру быстро, в полном объеме и безо всяких альтернатив и вариантов, он уже почти все знает. Он слушает громкие голоса самоуверенных гидов и верит всему, что ему рассказывают. Он уже готов выстрогить свою версию. Он уже не глядит ни направо, ни налево. Это тронный зал, это спальня царицы, это кладовые, здесь сидел Минотавр. Он запоминает, он не хочет чувствовать и сопереживать, для него главное: «Я был там». Потом, после экскурсии, он начнет скупать по лавкам «античные» сувениры, «почти подлинники», производимые промышленностью в невероятных размерах. Однако мы очень много знаем об этой культуре. От нее остались плиты, фрагменты замечательных фресок, невероятное количество глиняных табличек с бухгалтерской отчетностью. Сколько принято и хранится мер зерна, штук вооружения, мер масла, но ни одного слова литературы, ни одного письменного «художественного» образа. Что это за культура? Какой титул носили правители земли? Зачем создан этот огромный дворец, фундаменты которого говорят о тысячах комнат? А может быть, комнат было мало, а фундаментская сказка говорит об отсутствии длинномерного материала? Театром ли здесь был «театр»? И шел ли народ с пальмовыми ветвями по длинной «дороге процессий» или раз в год гнали огромного быка-производителя, представляли его стаду?

Сэра Эванса сейчас, повторяю, принято ругать за его не слишком научные раскопки, проводимые, кстати, как и раскопки другого энтузиаста того времени — Г. Шлимана, за собственный счет. Но Эванс создал миф дворца, и даже более того — он открыл новую культуру. Уже теперь критикуем его недостатки, дополняем, но есть целое, и оно крепко вбито в сознание всех школьников мира. Пусть его реставрация не вполне точна и даже неверна. Есть тысяча доказательств, что эллинская цивилизация времен Платона и Аристотеля существовала. Памятник сэру Эвансу стоит на территории, у касс, он, на мой взгляд, чуть мелковат, нежели следовало бы. Но и сам сэр Эванс уже превратился в миф, а миф бессмертен.

Что меня больше всего потрясло, пока я ходил по каменному лабиринту, — это открывающиеся отовсюду виды. Дворец — язык не поворачивается сказать «стоял», — дворец стоит в широкой долине. Сейчас по склонам разрослись замечательные оливковые рощи, раньше, кажется, здесь рос дуб.

Вечером на пароме уехали на остров Санторин — это продолжение легенды о прагреческой цивилизации.

8 октября, пятница. Я особенно не люблю во время отпуска сложных передвижений. Задача всегда многофункциональна: немного отдохнуть, размять ноги, которые за московское сидение затекают, коленки трещат; немножко загореть, потому что внешний вид входит в перечень профессиональных качеств немножко почитать, а главное немножко поработать. Сегодня основная задача — закончить хотя бы предпоследнюю главу «Марбурга».

Глава эта особенно важная: в сознании героя переплетаются картины Марбурга и страницы биографий Пастернака и Ломоносова. В жизни не стоит лениться и халтурить по мелочам. Глава эта вышла из хорошо найденного приема лекции для китайских студентов. Я тогда попытался прочертить русскую литературу и ее историю от одного московского памятника к другому. Теперь этот прием, когда понадобилось, вспомнил и доработал. Глава эта пошла хорошо, я все время ищу эпохи, и этот переезд показался мне скорее туристической прихотью. Вдвойне потому, что люблю места, связанные с литературой. Сама жизнь — 4 часа на большом морском пароме — меня не привлекала. Я уже не один раз видел и испытал это.

Величествен был только отъезд из Ираклиона, когда огни, рассыпанные вдоль берега, как стая голубей, начали таять в темноте, и огромный корабль оказался в полной, неисчерпаемой темноте. Звезд не было. Но море здесь, возле Крита и, видимо, возле всех греческих островов, какое-то особое, живое и сочувствующее людям.

И выгрузка была хотя и интересной — я тысячи раз могу смотреть, как действуют механизмы, и предугадывать их назначение, — но тоже ранее уже виденной. Но вот эта скала-остров, поднимающаяся стеной вверх, — нечто новое, неожиданное и сказочное.

Не стану описывать картину, раскинувшуюся из окна моей комнаты. В сам отель мы попали прямо с дороги. Спускались по крутой лестнице вниз. Каждый этаж вырыт в скале и так же снабжен террасками, лестничками…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});