Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

Карабин шестимиллиметрового калибра был типичным военным оружием. Раньше им широко пользовались главным образом в артиллерии и кавалерии. Теперь этот образец устарел и вычеркнут из интендантских списков.

Все лезвие было покрыто запекшейся кровью.

– А можно закрепить отпечатки пальцев на такой рукоятке?

Рённ пожал плечами.

Каждое слово из него надо было вытягивать клещами, ну если не клещами, то, во всяком случае, путем словесного нажима.

– Оставишь его лежать до утра?

– Да, – ответил Рённ. – Так, пожалуй, разумнее.

– Я бы поговорил с семьей Нюмана, и чем скорей, тем лучше. Как ты думаешь, удобно беспокоить его жену в такую рань?

– Думаю, что удобно, – ответил Рённ без особой уверенности.

– Так или иначе, без этого не обойдешься. Поедешь со мной?

Рённ пробормотал что-то неразборчивое.

– Ты о чем? – спросил Бек, сморкаясь.

– Фотографа сюда надо, – сказал Рённ. – Непременно.

Казалось, ему все это до смерти надоело.

VIII

Рённ пошел к машине, сел на водительское место и подождал Мартина Бека, который взял на себя неприятную миссию позвонить вдове.

– Ты что ей сказал? – спросил он, когда Мартин сел рядом.

– Я только сказал, что ее муж умер. Судя по всему, у него была серьезная болезнь, и мой звонок не явился для нее полной неожиданностью. Хотя она не могла понять, при чем тут полиция.

– Ну и как она? Потрясена?

– Само собой. Она хотела схватить первое попавшееся такси и ехать в больницу. Я передал трубку врачу, надеюсь, ему удастся уговорить ее никуда покамест не ехать.

– Правильно сделал. Вот если она его увидит, она и впрямь будет потрясена. Хватит и того, что ей придется выслушать наш рассказ.

Рённ ехал по Далагатан в сторону Оденгатан, то есть в северном направлении. Перед институтом Истмена стоял черный «фольксваген». Рённ кивком указал на него и промолвил:

– Мало ему поставить машину, где не положено, так еще и на тротуар залез. Его счастье, что мы не из автоинспекции.

– Вдобавок он был пьян, иначе бы этого не сделал, – сказал Мартин Бек.

– Или она, – возразил Рённ. – Даже наверняка это была женщина. А уж женщина за рулем…

– Типичный образчик шаблонного мышления. Услышала бы тебя моя дочь. Она бы тебе прочитала лекцию.

Машина свернула на Оденгатан, мимо церкви Густава Вазы и Оденплан. На стоянке было два такси со знаком «свободен», а перед светофором у Публичной библиотеки желтая уборочная машина с оранжевой мигалкой на крыше дожидалась свободного проезда.

Мартин Бек и Рённ ехали молча. Возле Свеавеген они обогнали уборочную машину, которая с ревом уползала за угол. У Школы экономики[107] они повернули налево, на Кунгстенсгатан.

– Ах, черт подери! – вдруг с сердцем произнес Мартин.

– Да, – сказал Рённ.

И снова в машине воцарилось молчание. Когда они пересекли Биргер-Ярлсгатан, Рённ сбавил скорость и начал искать нужный номер. Отворилась входная дверь дома напротив гимназии «Боргарскола», из нее высунулся молодой человек и поглядел в их сторону. Не давая двери закрыться, он ждал, пока они ставили машину и переходили улицу.

Подойдя поближе, они увидели, что молодой человек гораздо моложе, чем казался издали.

Ростом он вымахал почти с Мартина Бека, но лет ему можно было дать от силы пятнадцать.

– Меня зовут Стефан, – сказал он. – Мама ждет вас.

Они поднялись вслед за ним на второй этаж, где одна дверь была приотворена. Через прихожую и коридор мальчик провел их в комнату.

– Пойду за мамой, – пробормотал он и ушел.

Озираясь по сторонам, Мартин Бек и Рённ стояли посреди комнаты. Комната выглядела очень нарядно. В дальнем ее конце было устроено подобие гостиной из мебели сороковых годов – дивана, в тон ему трех кресел светлого лакированного дерева с пестрой кретоновой обивкой и, наконец, овального стола того же дерева. На столе лежала белая кружевная салфетка и стояла хрустальная ваза с красными тюльпанами. Оба окна гостиной выходили на улицу, за белыми тюлевыми гардинами стояли в ряд ухоженные растения в горшках. Одна из коротких стен была закрыта книжными полками красного дерева. Частью полки были заставлены книгами в кожаных переплетах, частью – сувенирами и всякими украшениями. Маленькие полированные горки с хрусталем и серебром стояли тут и там, черное пианино довершало меблировку. На пианино выстроились семейные портреты в рамках. На стенах висело несколько натюрмортов и пейзажей в резных позолоченных рамах, с потолка свисала хрустальная люстра, а под ногами лежал пурпурно-красный восточный ковер.

Мартин Бек досконально изучил комнату, слушая приближающиеся шаги. Рённ тем временем подошел к книжной полке и с явным неодобрением разглядывал медный олений колокольчик, одна сторона которого была украшена пестрой картинкой, изображающей карликовую березку, оленя и лопаря, и надписью «Арьеплуг» витиеватыми красными буквами.

Фру Нюман вошла в комнату вместе с сыном. На ней было черное шерстяное платье, черные чулки и туфли. В руках она сжимала белый носовой платок. Глаза у нее были заплаканные.

Мартин Бек и Рённ назвали себя. Судя по всему, она никогда не слышала их имен.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала она и опустилась в одно из пестрых кресел.

Когда мужчины тоже сели, она посмотрела на них с отчаянием.