Приносящая надежду - Тамара Воронина

Гарвин тоже обнял ее за плечи, и они с шутом маленько потолкались, чтоб не мешать друг другу греть Лену.

— Странная птица, — заметил Гарвин. — Не видел таких.

— Ага, — согласился шут, — необычная.

Лена оглядела закатное небо, но никаких птиц не увидела. Впрочем, на фоне коричневого солнца перемещалась какая-то точка, но и солнце было еще ярковато для лениных глаз, и острота зрения у нее была не эльфийская. В воде плеснула рыбища метра на полтора, толстенная, и мужчины тут же оживленно вскочили, переместились к самой воде и замерли. Лена уже сто раз видела «охоту на рыбу». Лучше всего получалось у шута. Он мог использовать вместо остроги палку, стрелу из собственного колчана или кинжал, вот как сейчас. Его движения Лена почти не увидела. Скользнула тень, вспенилась вода, Гарвин кинулся на помощь — и рыба уже на берегу хлещет ловцов хвостом. И хорошо хлещет — то один ойкнет, то второй охнет. Гарвин поискал подходящий камень, не нашел и крепко стукнул рыбу по башке кулаком.

Тащили они ее вдвоем, довольные, гордые, потому что на ужин было только то, что имелось в мешках да пара огромных орехов, которые даже Милит смог разбить только с пятого удара. Гарвин исследовал содержимое армированной скорлупы и сказал, что есть можно. Рыбину выпотрошили, почистили. По Гарвиновой диагностике, ее тоже можно было есть. Жарили здоровенные куски на плоских камнях, и пахло просто одурительно, никак не рыбой. Впрочем, может, это какое-то речное животное, просто очень похожее на безусого сома. И вкус оказался почти божественным. Сожрать столько они, конечно, не могли, что-то пожарили в запас, что-то сварили, наелись доотвала все, включая и Гару, и спали крепко, словно к рыбе было подмешано снотворное. Орех больше всего напоминал по вкусу бутерброд с маргарином, то есть пардон, с мягким маслом, и потому к рыбе подошел очень хорошо.

Утром мужчины сооружали плот, доверив Лене мыть посуду — чайник и четыре кружки. Вода в реке была голубоватая, словно подкрашенная, и жутко холодная, потому Лена просачковала — не терла кружки пучком травы, а только прополоскала их, и то пальцы даже онемели. Вода не может быть холоднее снега, но эта — была. В теплую погоду. По ощущениям, было градусов двадцать, может, чуть больше. Свалишься с плота в эту речку — и все, в такой воде больше минуты не проживешь. Поделиться своими опасениями? Или засмеют? Опять объяснят, что магия и так далее? Им ведь и правда виднее. Гару подошел, полакал и почему-то порычал на воду. Ведь не исключено, что кроме рыбы здесь еще что впечатляющее водится. Или эта рыбка — малек. Лена представила себе маму с папой и поежилась. Ладно. Понадеемся на мужчин.

Они обсуждали покинутый мир, где пророчество начинало сбываться, но говорили не о пророчестве, а о положении женщины, и надо сказать, были единодушны. Женщина — это мать, дочь, любимая, это хранительница очага, нуждающаяся в помощи, поддержке и порой опеке, не хочешь любить — не люби, но уважать будь любезен, как можно не уважать ту, которая тебя выносила, родила и выкормила? Как можно не уважать ту, которая родила твоего сына?

Милит не любил жену, но ведь уважал, никогда не вспоминал о ней плохо, а ведь жили-то они скверно и не расстались, наверное, только потому, что жили практически врозь. Он даже вину за это брал на себя, хотя не отличался повышенным великодушием… впрочем, великодушный эльф — это почти как миролюбивый шахид, в природе не бывает. Шут уважал даже сестру, которая его ненавидела.

А ведь Сайбия — рай для женщин. Не только, конечно, Сайбия, во многих мирах отношение к слабому полу примерно такое же, и на этакой-то почве феминизм не разовьется и через тыщу лет.

— Лет через десять вернемся в этот мир? — поинтересовался Маркус. — Я б не стал.

— Ты там едва глупостей не наделал, — напомнил Милит. — Аиллена, когда мы там шли по двору, он увидел, как солдат бьет женщину, и решил порядок навести, еле удержали. Ты б не звала, он бы точно…

— Может, вернемся. Может, нет. Мне пока и думать не хочется. Не люблю, когда в меня стреляют.

— Он в тебя стрелял?

Услышав это дружное гневное трио, шут засмеялся, продолжая связывать бревна. Плот был уже готов и никакого доверия у Лены не вызывал. Даже если им удастся затащить ее на это сооружение, она зажмурится и ни за что глаз не откроет.

Ее усадили в середину, рядом заставили лечь Гару, и он тут же принялся жаловаться на насилие над собачьей личностью, которая вовсе не хочет, чтоб ее качало на каких-то больших палках, а Лена начала собачью личность утешать и рассказывать о своих аналогичных чувствах и забыла зажмуриться. Плот довольно быстро несло течением, длинные шесты уходили в воду до основания и скоро перестали доставать до дна, но мужчины, оказывается, успели соорудить и нечто вроде весел и принялись яростно и слаженно грести, так что противоположный берег приближался, а вот горная гряда отдалялась. Вот чем удивительны были горы — на них ничего не росло, ни травы, ни кустов, ни тем более деревьев. Лена даже не была уверена, что темно-зеленые пятна — это мох. Может, просто минерал какой-то. Плот почти не качало, и Гару перестал ныть. Однако переправа заняла почти час, да несколько часов — сооружение плавсредства. Одно хорошо — спешить им некуда.

На берегу они разобрали плот, то есть оставили какие-то лианы, но отвязали веревки, которые запасливый Маркус тащил с собой. Веревка была эльфийская — тонкая вроде альпинистского шнура, прочная и легкая. Решили не отдыхать и даже не обсушиваться: мужчины основательно забрызгались, когда гребли, а до Лены брызги почти не долетали. Но вот перекусить они не отказались и с аппетитом жевали на ходу вчерашнюю рыбу, а Гару умильно заглядывал в глаза всем, даже Гарвину, хотя тот никогда его не баловал.

Лес сменялся плоскогорьем. Идти было нетрудно, хотя приходилось перепрыгивать через трещины в сплошном каменном покрытии. Конечно, ей помогали, хотя самая широкая трещина была не более метра шириной. Интересно, сколько же времени понадобится, чтобы добраться до человеческого жилья? Странно, ведь Лена вроде уже наловчилась попадать в сравнительно обитаемые места, и каких-то диких дорожных трудностей в первые дни им преодолевать не приходилось давно. Вот уже потом случалось и через леса, и через горы… нет, пустынь не бывало. Лена старательно прогнала из подсознания мысль о пустыне. Во-первых, жара, во-вторых, отсутствие воды, в-третьих, Гару снова покрылся густой шерстью — ведь дело шло к зиме. Или к осени? Здесь им пока не попадались признаки осени. Но все равно не весна. Как ни растягивай лето, оно кончается.

Ночью сильно похолодало, но Лена проснулась не столько от озноба, сколько от того, что шут шебуршал мешком, вытаскивая плащ, чтобы ее укрыть. Как она умудряется спать на камнях и не маяться радикулитом, артритом и женскими болезнями? Конечно, Маркус так и таскает для нее попону, но доведись ей в Новосибирске поспать в сентябре на асфальте, подстелив даже толстый поролоновый матрац, прострел был бы обеспечен. И насморк. А тут за столько лет чихала раза два — и то от пыли. Может, эта ее сила-магия-энергия заодно и вирусы всякие убивает? Эх, где она раньше была!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});