Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Самый ценный подарок ко дню рождения прибыл из Северной Африки. На прошлой неделе Окинлек показал Роммелю, что некоторые британские генералы умеют воевать. Операция под кодовым названием «Крусейдер» («Крестоносец») была самым мощным наступлением из предпринимавшихся британцами в пустыне. Войска под командованием генерала Алана Каннингема, героя Эфиопии, должны были прорвать позиции Роммеля, растянувшиеся на 50 миль, от его штаба в Бардии до Сиди-Омара. Затем Каннингем собирался перебросить часть сил на северо-запад, чтобы вовлечь Роммеля в детально спланированный бой, который, в случае успешного завершения, должен был заставить Роммеля отступить на запад и уйти из Киренаики. В каждой армии было приблизительно по 115 тысяч солдат, семьсот танков Каннингема почти в два раза превосходили количество танков, имевшихся у Роммеля; к тому же на стороне британского генерала был эффект внезапности. Из-за непрекращающихся дождей немецкие разведывательные самолеты не поднимались в воздух; Роммель понятия не имел, что британцы собираются перейти в наступление. 17 ноября Роммель собирался напасть на Тобрук в тот самый момент, когда из тумана неожиданно появились британцы. Шок испытали и те и другие.

Каннингем ошибался, считая, что Роммель поведет себя в соответствии с его планом и попадется в расставленную ловушку. Но Роммель не попался, поскольку в течение почти двух дней не верил, что британцы действительно перешли в наступление, и был полон решимости захватить Тобрук. Когда Роммель повел себя совсем не так, как ожидалось, Каннингем совершил грубую ошибку, рассредоточив свои танки по пустыне. Роммель наконец понял, что британцы перешли в наступление, сосредоточил свои танки, развернул, и 23 ноября в грандиозном танковом сражении, которого до этого еще не видела пустыня, его танки прорвали линию британской обороны. Британцы стали отступать на восток. Немцы тоже двинулись на восток. Началась такая неразбериха, что томми смешались с немцами, и все вместе понеслись как одержимые к египетской границе, а затем еще 15 миль за нее. Если бы Каннингем был оптимистом, то, возможно, решил, что ему удалось окружить немцев и что Роммель готов принять смерть. Но он был пессимистом и потерял контроль над сражением[1052].

Его вернул Окинлек. 25 ноября он освободил Каннингема от занимаемой должности, приказал перегруппировать 8-ю армию и продолжать боевые действия. В течение четырех дней Окинлек расчистил коридор к Тобруку. На следующей неделе Каннингем был госпитализирован в Каир; согласно официальному объявлению, он страдал от «истощения». Роммель отступил в пустыню, перевооружился и вернулся. Накануне дня рождения Черчилля, вскоре после того, как 8-я армия установила контакт с осажденными в Тобруке войсками, Окинлек телеграфировал премьер-министру: «Поздравляю вас с днем рождения, коридор к Тобруку чистый и безопасный. Тобрук испытал облегчение, как и я»[1053].

Теперь Родной остров был превращен в крепость. Более тысячи танков – три полностью оснащенных танковых дивизии – дислоцировались в 100 милях от Лондона, готовые заполнить побережье и порты в случае высадки немцев весной следующего года. Спустя два дня после дня рождения Черчилль, выступая в палате общин, сказал: «У нас есть несколько миллионов человек, которые будут сражаться до смерти, если страна подвергнется вторжению, но которых мы не можем обеспечить необходимым количеством винтовок, хотя наши винтовки исчисляются уже миллионами. Поэтому мы вооружим их пулеметами, пистолетами-пулеметами Томпсона, пистолетами, гранатами и бомбами, а если не хватит этого, то мы не колеблясь вручим им пики и булавы. В конце концов, вооруженный человек может добыть себе винтовку»[1054].

Но у Черчилля были другие планы на свою постоянно растущую армию. С июня 1940 года он был уверен, что немцы не будут вторгаться на остров, и создавал армию в ожидании дня, когда они высадятся во Французской Северной Африке, и того дня, когда пересекут Канал, чтобы вести войну на Европейском континенте. В течение года военные инженеры проектировали искусственные гавани – названные Черчиллем Mulberries («Тутовые ягоды»). С верфей один за другим сходили корветы и эсминцы. Со сборочных конвейеров сходили тяжелые бомбардировщики «Ланкастер». Черчиллевской конечной целью была Европа. Когда придет время, он появится там, обеспечив превосходство в кораблях, танках, самолетах и солдатах, и принесет с собой искусственные гавани.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Палата общин и король решительно поддерживали Черчилля, хотя британская армия пока еще не одержала значимой победы над Гитлером. Фактически в 1941 году Черчилль не мог похвастаться ничем, кроме поражений, да еще несколькими диверсиями своих коммандос. Удалось, правда, уничтожить «Бисмарк», но это была скорее символическая, чем стратегическая акция. И Окинлеку удалось продолжить операцию «Крусейдер», но Роммель пока еще не потерпел поражение. Гарольд Николсон чувствовал себя не в своей тарелке, когда Черчилль, ликуя, сообщал членам палаты об успехах Окинлека. Ливия имеет второстепенное значение, написал Николсон. «Москва может пасть, Япония может выступить против нас. Франция может присоединиться к оси. Мы можем быть разбиты в Ливии». Если произойдет любое из перечисленного, написал он, «я чувствую, это негативным образом отразится на репутации Уинстона»[1055].

Его репутация не пострадала, даже когда нехватка свежих овощей, сахара, угля и одежды стала ощущаться столь же остро, как нехватка побед. Британцы, подвергавшиеся ударам с 1940 года, поддерживали своего Винни, который, по словам Николсона, «являлся воплощением воли народа». Однако его политические противники придерживались мнения, что одно или два поражения, подобных поражению в Греции или на Крите, будут означать его конец. Христос и Морковь Криппс нацелился на свое законное, как он считал, место в кабинете, возможно даже во главе нового правительства, если Черчилль проиграет еще одно сражение[1056].

Кэтлин Хилл составила список тех, кто прислал поздравления. Почти 120 человек со всего мира поздравили Черчилля с днем рождения; среди них были короли, королевы и европейские монархи, команда эсминца «Черчилль» и ученики Харроу. Пришли поздравления из доминионов, от чиновников высшего и среднего уровня. Короткое поздравление пришло от Уайнанта, свое уважение выразил Уэйвелл, находившийся в Индии, и «этот осел» де Голль. Прислали поздравления Иден, Эттли, большая часть членов кабинета и махараджа Непала. Даже от Сталина пришло поздравление. А вот Франклин Рузвельт не поздравил премьер-министра с днем рождения[1057].

Черчилль испытывал недостаток только в том, чего желал больше всего, – чтобы его американские собратья сражались на его стороне. Америка помогала ему, но не стояла рядом. До Нового года оставалось четыре недели, и у него не было серьезных оснований считать, что Америка вступит в войну до окончания года. Потратив почти два года на просьбы, уговоры, лесть, понукания и предупреждения Рузвельта, он почти ничего не достиг. Черчилль, как и другие, обращавшиеся с просьбами к Рузвельту, слышал волшебные слова, но не получал ответы на свои вопросы. Хотя отношения с Рузвельтом были неоднозначными, но довольно многообещающими, чтобы поддерживать надежды Черчилля на спасение. Рузвельт по-прежнему придерживался политики «любая помощь, кроме войны». Для Черчилля это было недопустимо. Он стремился, чтобы их отношения строились на принципе «победа или смерть». Для таких отношений существует слово «альянс»[1058].

В первые дни декабря самый надежный и беспощадный союзник Сталина, зима, застал немцев врасплох. Первый снег выпал 6 октября, рано даже для Москвы, и явился предвестником суровой зимы. Но немцы продолжали наступать. 2 декабря немецкий разведывательный батальон проник в Химки, пригород Москвы. 4 декабря температура упала до минус 17 градусов; резкие порывы ветра со снегом, который царапал кожу, словно острые металлические опилки, забивал глаза. На следующий день температура упала еще на два градуса, резина потрескалась, а бензин превратился в желе. Движение танков застопорилось. Немецкие солдаты, находясь в видимости Москвы, замерзали в летней униформе, поскольку начальник гитлеровского штаба, Альфред Йодль, решил, что выдача зимней одежды подвергнет сомнению обещание рейха одержать победу над Россией до наступления зимы. Красная армия, перейдя в контратаку 5 декабря, заставила немцев отступить от Москвы. Это была настоящая контратака, хотя немцы отступили всего на несколько десятков миль. Немцы окопались. Для тысяч немцев в серой летней униформе эти окопы стали могилами. За первую неделю декабря 2 тысячам немецких солдат ампутировали обмороженные конечности. Испытания для вермахта только начинались[1059].