Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

Правда, как выясняется, весьма прозаична в своей двусмысленности: мужчина хочет найти такую жену, которая была бы его возлюбленной на многие годы, но, женившись, понимает, что ему нужна мать, и в то же время продолжает мечтать о других идеализированных возлюбленных. На первых порах, когда патриарх начал жить с Летисией Насарено, она каждый день учила его читать и писать, а после полудня вдвоем, нагие, они лежали под ее пологом от москитов. Потом она купала его и одеващ как ребенка. Таким образом, одна часть мужчины нацелена на то, чтобы подавлять и насиловать женщин, которые по определению «моложе» и ниже его по положению, а также отбивать их у других мужчин; вторая хочет, чтобы эти же самые женщины носились с ним, как с ребенком, ибо они более зрелые в сравнении с ним, превосходят его во всем, — потому что опять-таки равенство и демократическое взаимодействие в данном случае нереалистичны и даже нежелательны (поскольку не вызывают волнения). В этой книге, как и в других своих произведениях, Гарсиа Маркес почти не употребляет слово «секс», отчего любовь и взаимосвязь между любовью и сексом приобретают двусмысленное значение. Совершенно очевидно, что многие из нас безоговорочно верят только в один тип любви — в материнскую любовь, ибо наши матери любят нас такими, какие мы есть, со всеми нашими недостатками и пороками. Однако мы знаем, что в ранние годы Гарсиа Маркес был лишен даже этой веры.

На закате своей жизни патриарх фактически потерял память и «воспринимал своих собеседников как бесплотных духов, не слыша их голосов и лишь чутьем угадывая, кто перед ним»[910]. Дряхлый старик, он по-прежнему хотел заниматься сексом, и, поскольку в любви ему навсегда было отказано, подчиненные привозили ему женщин из-за границы, но напрасно, ибо ему все так же нравилось запрыгивать на простолюдинок: совокупление с ними поднимало ему настроение, и он всегда начинал петь («О, январская луна…»[911])[912]. Наконец, на последних страницах романа он вспоминает, что вся его жизнь была посвящена тому, чтобы забыть свое детство: «…он увидел себя мальчонкой, дрожащим от холода на ледяном ветру плоскогорья, и увидел рядом свою мать, Бендисьон Альварадо, которая только что отняла у стервятников мусорной свалки бараньи потроха, чтобы накормить сына…»[913] Детство, как позже будет показано в романе «Вспоминая моих грустных шлюх», не всегда является оправданием, хотя, возможно, дает ключ к пониманию характера и поступков человека.

Гарсиа Маркес продолжал кромсать и перекраивать свой роман все последние месяцы 1973-го и добрую часть 1974 г.[914] Но по большому счету книга уже была готова, и он начал планировать свое будущее. Одинокий писатель, в заточении ведший борьбу со своим одиноким героем, он одновременно вел нескончаемый разговор со всем светом об одиночестве и политике — по вопросу, который затрагивал весь мир. Для читателей прессы это, мягко говоря, было весьма странное зрелище, и Гарсиа Маркесу приходилось очень стараться, чтобы не выставить себя перед всем светом дураком. Его усилия не пропали даром, и благодаря этому опыту он стал еще более сильным противником для своих литературных и политических оппонентов. Его кожа задубела, и теперь он мог бесстрашно принять любой вызов от тех, кто ставил под сомнение его талант и заслуженное признание.

В начале весны 1973 г. вместе с Мерседес он из Барселоны отправился в Париж, чтобы присутствовать на свадьбе Тачии. Тачия и Шарль наконец-то официально оформили свои отношения 31 марта — к тому времени их сыну Хуану было уже восемь лет — и поселились напротив больницы, где она потеряла ребенка в 1956 г.; позже они переехали на улицу Рю-дю-Бак. «Габриэль был шафером на моей свадьбе, — вспоминала она. — Моя сестра Ирен — замужней подругой невесты. Габриэль также является крестным моего сына Хуана. Я хотела, чтобы Влас тоже был на моей свадьбе, но очень уж он ненадежный и непредсказуемый»[915]. Нет оснований полагать, что Гарсиа Маркес сожалел о своем разрыве с Тачией, разве что только о том, как они расстались. Но для человека, который будет постоянно писать о любви, она навсегда останется образцом, символом отвергнутых путей, внебрачных отношений и вообще альтернатив моногамному образу жизни.

Позже в том же году, когда роман «Осень патриарха» находился на завершающей стадии, Гарсиа Маркес получил еще одну крупную международную награду — Нейштадтскую премию, присуждаемую при участий журнала Books Abroad Оклахомского университета. Удивительное и весьма достойное решение со стороны американской организации, ведь прошло всего полгода после скандала в связи с премией имени Гальегоса, которую Маркес пожертвовал партии «Движение к социализму»[916]. Получив на церемонии орлиное перо и чек, Гарсиа Маркес, пусть и без энтузиазма, воздал должное Оклахоме и затем полетел в Лос-Анджелес и Сан-Франциско, чтобы отдохнуть некоторое время с женой и детьми. Потом всей семьей они на лето отправились в Мехико. И так все были рады, что они снова в Мексике, среди друзей, на родине Родриго и Гонсало, что купили обветшалый загородный дом на окраине Куэрнаваки, красивого курорта, прославленного в романе Малколма Лаури «У подножия вулкана»[917]. Это был участок с садом в 1100 квадратных метров, находившийся по дороге в Лас-Кинтас, рядом с домом их давних друзей Висенте и Альбиты Рохо; из дома открывался вид на горы. Если в Барселоне Гарсиа Маркес так и не решился купить дом, то на этот раз он оформил сделку. Когда он зарегистрировал собственность у государственного нотариуса, к нему в очередь выстроились служащие из всех соседних учреждений, и он каждому подписал их экземпляры «Ста лет одиночества». Гарсиа Маркес ликовал: «Я — капиталист. У меня есть недвижимость!» Ему было сорок восемь лет.

9 сентября он покинул Мексику, в которой пробыл более двух месяцев. Мерседес вылетела в Барселону, где мальчики возвратились, без большой охоты, в школу. Гарсиа Маркес отправился по делам в Колумбию. Но мексиканским журналистам он сказал, что очень доволен тем, как его принимали в их стране, и теперь намерен как можно скорее упаковать свои вещи в Барселоне и вернуться в Мексику[918]. Он также заявил, что в Латинской Америке очень мало великих вождей. В принципе на континенте их всего двое — Кастро и Альенде; остальные «просто президенты республик». Спустя два дня, 11-го числа рокового месяца — сентября, один из этих двух лидеров погибнет, и Латинская Америка никогда уже не будет прежней.

19

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});