Четвертый Рим - В. Галечьян

Помолившись Предвечному и перекрестившись, Луций нажал кнопку десятого этажа, ничуть не веря в благополучный исход. Кабинка помчалась с треском вниз, но, пролетев два или три этажа, остановилась. Юноша и легионер изготовились и с замиранием сердца стали ждать, кто ворвется в лифт. Однако площадка была пуста. Цифра одиннадцать горела над дверью. Луций непрерывно нажимал кнопку десятого этажа, но лифт, казалось, умер. Все попытки двинуться на нем были безуспешными.

Лиз первая вышла из лифта и крикнула юноше:

— Лучше нам пойти пешком, потому что, если нас заклинит между этажами, мы изжаримся на медленном огне. И вообще при пожаре лифт — это самое опасное место.

— Как ты? — спросил ее Луций, видя что девочка побледнела и потирает раненую ключицу левой рукой. Сам он при энергичном бегстве сбил повязку, и теперь рану саднило и жгло.

— Ты меня не бросишь? — не обращая внимания на легионера, девочка вдруг обняла юношу и крепко прижала к себе. — Когда ты рядом, вся боль у меня проходит.

Луций нетерпеливо отстранил ее.

— Дурочка, — сказал он нежно. — Не для того я тебя вытаскивал, чтобы бросить. Ты еще будешь учиться в своем лицее, так же, как и я в своем. Только я уверен, что этот лицей уже не будет называться римским.

— Хватит любезничать, — прервал их излияния легионер и взял обломок копья с торчащим медным острием на изготовку. — Успеете еще намиловаться, а сейчас надо выжить. — Он ткнул копьем вдаль коридора. — Пойдемте скорее!

Однако коридор, по которому они попытались бежать, скорее подходил для бега с препятствиями. Видимо, недавно здесь шло сражение, потому что кругом валялись вырванные взрывом обломки, куски штукатурки, присыпанные пылью трупы людей и обломки мебели. Немало минут они потеряли, штурмуя громадный трехстворчатый шкаф, который наглухо закупорил коридор. Пришлось большим куском каменной стены с торчащей из него арматурой вышибать среднюю дверь, а потом протискиваться сквозь узкое темное пространство, забитое платьями, костюмами, шубами и сыплющимся постельным бельем.

Луций, орудуя здоровой рукой, шел первым и думал, что они будут делать с задней стенкой шкафа, пробить которую было уже нечем. К счастью, никаких стенок больше не было, и, отстранив от себя последнее шелковое платье, юноша прямо из шкафа шагнул снова в коридор. Тут его ноги запутались в рваном белье, он перевернулся через голову и, не выпуская сабли, упал на пол. Шаря в поисках опоры, он вдруг ощутил на плечах чудовищную тяжесть и услышал приглушенные проклятия легионера, который с размаху сел ему на плечи. На легионера упала Лиз, и все трое долго ворочались на заваленном одеждой полу, пока не смогли освободиться.

Юноша поднял голову и увидел, что его лицо находится прямо на уровне чьего-то сапога. Он приподнялся и чуть не угодил в жаркий дымный костер, вокруг которого сидели трое мужчин в форме легионеров. Они давно и весьма скептически наблюдали за судорожными передвижениями Луция и его команды, но не делали никаких попыток вмешаться. Юноша сел на корточки и тут же ощутил, что чья-то рука сует ему рукоятку отброшенной им в свалке сабли. Сразу обретя уверенность, он оперся спиной о стену, чтобы мгновенно вскочить, если понадобится, и внимательно оглядел рассевшихся вокруг костра людей. Не обращая на него никакого внимания, один из них встал, перепрыгнул через огонь и стал срезать с туши громадного, неподвижно лежащего животного куски красного мяса. Его товарищ ловко нанизывал мясо на острые кусочки дерева и расставлял на самодельных рогульках, вбитых в пол с обеих сторон костра.

Идиотизм этих людей, которые, ни о чем не думая, жарили мясо, рискуя через несколько минут сами быть зажаренными, потряс юношу. Лиз села рядом с ним, плечо к плечу, инстинктивно чувствуя, что жарившие мясо люди не опасны. Молчание затягивалось и один из легионеров прервал его самым простым способом. Не спрашивая, он сунул Луцию, признав в нем старшего, длинную щепку с нанизанным на нее уже прожаренным красно-черным куском мяса.

— Пить будете? — спросил его товарищ и, не дожидаясь ответа, швырнул юноше через костер круглую бутыль с забитой в горлышко пробкой.

Луций неловко поймал ее здоровой рукой и прижал к себе.

— Дай мне, — оживился легионер и вытащил бутылку из онемевшей руки юноши.

Луций передал Лиз расщепленный кусок дерева, играющий роль шампура, и перевел взгляд на знакомый профиль сидящего боком к нему человека.

— Никодим, — сказал он без всякого выражения, устало глядя вдаль, — вечно ты попадаешься на моем пути. Хочешь пей, — обратился он к попутчику, — а мы сгорать не собираемся.

— Торопыга, ты мой торопыга, — ответил ему Никодим, глядя в сторону, — вечно себе лучшую бабу подберет и смотрит монахом! Десятый этаж перекрыт, там монахи воюют с легионерами. Знатно бьются, молодцы!

— Вы же сами легионеры, — сказал Луций подозрительно, — чего же вы тут ждете?

— Да ничего, — проговорил Никодим безразлично. — Если хочешь быть убитым, иди. Никто тебя, брат, не держит.

И это слово «брат» воскресило в Луции все, что он питал к Никодиму: от самого плохого, до почти родственного.

— Не откажи мне, друг, выпей за помин души брата моего Василия, который погиб час назад.

Никодим только посмотрел на него и подставил обломок стакана под струю белой влаги, текущей из бутылки.

— Сегодня многие погибли, — сказал он без всякого выражения, — и еще многие погибнут до того, как солнце угаснет. Пусть земля будет пухом брату твоему.

Луций ждал, что его старый друг и недруг начнет расспрашивать о гибели Василия хотя бы из вежливости, но тот молчал, неподвижным взглядом уставясь в огонь. Вглядевшись, Луций поразился, как сдал Никодим за последнее время. Чеканные его черты как бы притухли и смягчились, волосы поредели, а широкие плечи безвольно опустились. В самой позе юноши били в глаза горечь и уныние, не свойственные прежнему веселому и дерзкому плуту.

— Что вы, бля, за люди русские?! — вдруг спросил Никодим, не меняя положения. — Только к вам приходит власть полиберальнее, вам ее сразу ногами затоптать и плясать на собственных костях. Я — татарин — боролся против ваших националистов, как мог. В итоге царя свергли и вырос новый бобон — четвертый Рим. Даст этот Рим своим согражданам по мозгам. А согражданам только бы плетей по жопе да пойла в глотку. И счастливы!

Луций молча пожал плечами, чем еще более озлил Никодима.

— Ты видел Хиона — хозяина Римского клуба? — спросил тот. — Это он на пиру так выпендривался. А теперь для него вся страна — обеденный стол, и начнут хионы валять кровавую ваньку.

— Хион не начнет, — вяло отозвался разморенный теплом и жареным мясом Луций, — его бегемот слопал.

— Бегемот слопал! — От восхищения Никодим привстал с места и вдруг зашелся злым хохотом. — Народный фольклор, ей-богу! С какого спрашивается хера травоядный бегемот сожрет такого жирного Хиона?

— Всех сожрал, — отвечал его друг кратко. — Ты бы пошел вниз и посмотрел. Я зверей выпустил из клеток, — сказал он устало. — Правда, сейчас их самих огонь дожирает.

— Каких еще зверей? — вскинулся Никодим, но потом махнул рукой и снова уставился на огонь. — Впрочем, какая разница! Одного Хиона слопали, а другие слопают и бегемота и носорога…

Его слова перебили шум и выхлопы огня, которые прорвались сквозь паркетный пол и теперь липли уже к стенам коридора. Пока еще дым стелился только в начале коридора у окна, но ясно было, что через несколько минут расположившихся вокруг огня людей ждет мучительная смерть в пламени.

Не выпуская бутылки, Никодим поднялся с места и стал отдавать четкие и единственно возможные в данной ситуации приказы. Предварительно он объяснил Луцию, что на последнем этаже в противоположном от грузового лифта конце устроена канатная дорога, используемая для интимных визитов членов клуба.

Через несколько минут, оставив занявшийся пламенем коридор, они отступили на площадку. Лестница на семнадцатый этаж оказалась свободной, и по команде Никодима солдаты выстроились за ним, держа в руках копья и мечи. Замыкали шествие Лиз и Луций, которые не могли принять участия в схватке. Все этажи были разбиты до основания. Монахи постарались на славу, уничтожая аппаратуру, людей и мебель. Стояла полная тишина, прерываемая только треском загорающегося паркета.

Пройдя половину последнего этажа и заглядывая в поисках канатной дороги во все уголки, они в конце концов вбежали в анфиладу комнат, представлявшую собой нечто вроде клубного музея.

На стенах и полу висели и валялись холсты, статуи с отбитыми руками и ногами, осколки стеклянных витрин, какие-то маски и разрезанные гобелены. На персидском ковре распластались пронзенные копьем обнаженные мужчина и женщина. Изящные ножки оплетали бедра мужчины, точеные руки прижимали к себе мужественную грудь, а рассыпанные по ковру золотые волосы нежным сиянием освещали все вокруг. Застигнутые в экстазе влюбленные составили бы конкуренцию любому из имеющихся в музее произведений искусств, если бы не громадное черное кровавое пятно, расползшееся по спине мужчины к пальцам женщины и уродующее гармонию тел. Лежащих окружали столь же выразительные многочисленные парочки и отдельные самоудовлетворяющиеся и неудовлетворенные индивиды в самых откровенных позах, также искромсанные сабельными ударами. Только внимательное наблюдение и отсутствие следов крови обнаруживало в порушенных восковые фигуры.