Святитель Григорий Богослов. Книга 2. Стихотворения. Письма. Завещание - Григорий Богослов

Со всем тщанием поспешившего к вам и достигшего уже Евфимиады, задержало меня собрание, которое совершаете в это время в честь святых мучеников, потому что как участвовать в нем не мог я по болезни, так не хотел быть и вам в тягость неблаговременным прибытием. Спешил же к тебе, чтобы повидаться с тобой после такого долгого времени и чтобы вместе подивиться твоему терпению и любомудрию, какое, слышу, по преставлении святой и блаженной сестры вашей соблюдаешь ты, как муж благой, совершенный, предстоящий Богу, более всех ведущий и Божественное и человеческое и признающий весьма легким то самое, что для других в подобных случаях всего тяжелее, то есть жить вместе с такой сестрой и препроводить ее от себя, вместить в безопасные обители, скажу словами Божественного Писания, якоже стог гумна вовремя свезенный (Иов. 5:26), когда она, хотя вкусила приятностей жизни, однако же по самому возрасту избежала скорбей и прежде, нежели оплакала тебя, почтена от тебя прекрасным погребением, какое и должно быть подобным женам. Но и сам я, поверь мне в этом, желаю преставления если не в одной мере с вами (этого сказать о себе много), то не много меньше вас. Но что же нам делать против Божия закона, издревле превозмогающего, который похитил мою Феосевию, – ибо жившую по Богу называю своей, потому что духовное родство выше телесного, – Феосевию, похваление Церкви, украшение Христово, потребность нашего века, дерзновение жен, – Феосевию, и при таковой красоте братьев отличавшуюся благообразием и лепотой, – Феосевию, действительно священную, сожительницу иерея, ему равночестную и достойную великих таинств, – Феосевию, о которой память и будущее время найдет сохранившейся на бессмертных столпах, то есть в душах всех тех, кто доныне ее знал и кто узнает впоследствии? И не дивись, если многократно повторяю ее имя, потому что наслаждаюсь воспоминанием о блаженной. И таково мое ей надгробное, а тебе утешительное слово, которое в немногом заключает многое! Утешительное тебе, хотя сам по своему любомудрию можешь и другим во всем подавать советы в подобных случаях. А свидания с тобой, которого я желал, теперь лишаюсь по упомянутой выше причине. Но соединим свои молитвы, пока еще остаемся на земле, и да сопряжет нас общий конец, к которому приближаемся. Потому и необходимо нам все переносить, как недолго уже имеющим и веселиться и скорбеть.

198. К Немесию (184)

Просит сего правителя Каппадокии избавить от штрафа одного своего родственника Валентиниана (386 г.).

Иные хвалят Пифагора Самосского, что, когда должно ему было совершить жертву, принес он в жертву глиняного быка, потому что не одобрял других жертвоприношений и говорил, что не надобно мертвыми очищать мертвого, так называя тело. Ему и ты, чудный, прекрасно подражаешь. Поскольку же у тебя запрещено налагать штрафы, и один ты или весьма с немногими из начальников вселил в подчиненных безубыточный страх, то не введи в убыток также твоего и моего Валентиниана; потому что прошу за родственника; но, на словах погрозив взысканием, не допусти до действительного убытка; потому что и наказанию он подвергается, если должно осмелиться это сказать, не за собственную свою беспечность. Поэтому если убеждаю тебя как судью, то это лучше всего. А если нет, то прибегну к тебе как к другу. И то же скажу твоей учености, что, говорят, писал некто к своему другу: «Такого-то, если ничего не сделал он худого, прости ради самой правды, а если сделал, прости ради нашей дружбы». Но во всяком случае, прости, сверх прочего рассудив и то, что к общественному достоянию не много прибавит взыскание двух коней, а у нас эта милость напишется на сердцах. Присовокуплю и то: помоги в несчастье человеку, сильно сокрушенному этим происшествием.

199. К нему же (187)

Ходатайствует за какого-то Феодосия.

Если кажусь для тебя неучтивым, потому что часто пишу, то не подивись, если возопию на тебя праведному Судии; и знаю, что простишь мне вину. Сам ты виновен в моей смелости, усердным исполнением моих просьб вызывая на новые просьбы. И сие нимало не удивительно. Ибо много во мне такого, для чего охотно делаешь милость, – моя старость, болезнь, общее занятие науками (если в науках и я что-нибудь значу), даже то самое, что желание мое свидеться с тобой встречает препятствие в болезни и не успевает в таком важном деле. Но какая моя просьба? Если бы она была несправедлива, то постыдился бы я такого мужа; а если справедлива, охотно склонись на нее. Опять приходит к тебе почтеннейший сын наш Феодосий, вместе мой и твой: мой по намерению, а твой как проситель, – приходит к тебе с прошением о деле, достойном сожаления. Сироты бедствуют; и как о делах человеческих посреди их самого течения неизвестно, чем окончатся, и боимся, чтоб не подвергся изгнанию отец, который облегчал сиротство многих, то всем окажи одну милость. Простри руку помощи к несчастью, которое бы сам ты уважил. Хотя правление твое не имеет нужды в каком-либо приращении доброй славы, как утренняя заря в светлости, однако же, если бы пожелал ты какого приращения, то будь уверен, что никакое не может быть больше и славнее того, чтобы многие любящие говорить правду узнали твою правоту.

200. К нему же (185)

Изъявляет желание иметь с ним свидание, чтобы продолжить прежнюю беседу о христианстве.

Хотя ты сделал, что и самое правление твое у нас есть любомудрие, а знаю, что и впредь так будешь делать, если Бог печется о нас сколько-нибудь, – однако же лучше всего было свидеться с тобой мне теперь, когда свободен ты от дел общественных и когда в тишине можно насладиться твоим умом, которого имею немногие следы, как молнии, не удержимой взором, а большей части еще не изведал. Но насколько пожелать этого важно, настолько получить сие не легко при таком состоянии тела, какое у меня. А потому, если и этого сподоблюсь, буду иметь у себя все; потому что ты остаешься у меня в долгу одним свиданием, по обещанию продолжить беседу о нашем учении, которую оставил когда-то неконченной. А если не удастся мне сие, то сам я против воли понесу потерю. Впрочем, знай, что ты всегда с нами, где бы ни был; и желаем, чтобы путеводили тебя наши молитвы! Знай также, что, пока дышим, всегда будешь с нами, потому что сам ты начертал себя в нас, которые не малоценнее какого-нибудь столпа; и еще глубже начертаешь, когда станешь Божиим и явно нашим или, если приятнее для тебя сказать это, когда мы станем твоими.

201. К нему же (186)

Изъявляет сожаление, что не виделся с ним во время его приезда.

Что это значит? Ты проходишь мимо, а я не знал и так же не мог уловить тебя, как неуловимо эхо для тех, которые думают, что оно к ним близко, и обманываются отголосками. Иначе в этом одном поступил бы я с тобой властно. Но по крайней мере, чудный мой, пришли мне письмо; хотя его я буду иметь вместо тебя, то есть, как говорится, вместо тела – тень.

202. К Нектарию, епископу Константинопольскому

(Послание 2)

По видимому настоящая жизнь наша во всем оставлена без Божия попечения, которое охраняло церкви во времена, нам предшествовавшие. И у меня до того упал дух от бедствий, что я не считаю несчастьями собственных скорбей в жизни своей, хотя они весьма тяжки и многочисленны и, приключившись кому иному, показались бы неудобовыносимыми, но смотрю на одни общие страдания церквей, об уврачевании которых если не заботиться в настоящее время, то дело дойдет постепенно до совершенной безнадежности. Еретики ариане и евдоксиане, не знаю кем подвигнутые к безумию, как будто получив на то свободу, выставляют напоказ свой недуг, собирая церкви, как будто делают это по праву. А спорливые последователи Македония дошли до такого безумия, что, присвоив себе имя епископов, появляются в наших местах, называя рукоположителем своим Елевсия. Домашнее же наше зло – Евномий не довольствуется чем-нибудь обыкновенным, но считает для себя потерей, если не всех увлек с собой в погибель. Но это еще сносно; всего же тягостнее в церковных бедствиях дерзость аполлинаристов, которым, не знаю как, твоя святость попустила присвоить себе наравне с нами власть иметь свои собрания. Без сомнения, ты, по Божией благодати, весьма сведущ в Божественных таинствах, не только можешь защитить правое учение, но знаешь и то, что выдумано еретиками против здравой веры; впрочем и от нашего, может быть, смирения не безвременно будет твоей пречестности услышать, что в руках у меня есть Аполлинариево сочинение, в котором излагаемое превосходит всякое еретическое учение. Ибо в нем утверждается, что плоть, принятая Единородным Сыном Божиим в деле домостроительства для обновления естества нашего, не впоследствии приобщена, но от начала было в Сыне сие телесное естество, и в доказательство таковой нелепости, худо воспользовавшись одним изречением евангельским, Аполлинарий приводит: никтоже взыде на небо, токмо сшедый с небесе Сын Человеческий (Ин. 3:13), как будто Он был уже Сыном Человеческим еще до снисшествия на землю и снисшел, принеся с Собой собственную плоть, ту, которую имел на небе, предвечную и принадлежащую к сущности. Приводит еще и апостольское одно изречение, вырвав его из целостного состава речи: вторый человек с небесе (1 Кор. 15:47). Потом доказывает, что сей приходящий свыше человек не имеет ума и Божество Единородного, восполняющее в Нем место ума, составляет часть человеческого состава, и именно третью, потому что в Нем есть душа и тело по человечеству, а ума нет, но место ума восполняет Божие Слово. И это еще не самое худшее; напротив того, всего нестерпимее, что, по рассуждению Аполлинария, сам Единородный Бог, Судия всех, Начальник жизни и Истребитель смерти, смертен, принял страдание собственным Своим Божеством и во время тридневного умерщвления плоти вместе с ней умерщвлялось и Божество и таким образом воскрешено опять от смерти Отцом. Долго было бы пересказывать все прочее, что еще присовокупляет он к таковым нелепостям. Посему, если так умствующие имеют право иметь свои собрания, да рассудит твоя испытанная во Христе мудрость, что, когда мы несогласны с ними в образе мыслей, дать им право иметь свои собрания значит не иное что, как признать, что учение их истиннее нашего. Ибо, если дозволяется им, как благочестивым, учить сообразно с их образом мыслей и свободно проповедовать содержимое ими учение, то не явно ли этим осуждается учение Церкви, как будто истина на их стороне? Ибо неестественно быть истинными двум противным учениям об одном и том же. Как же твой великодаровитый и высокий ум потерпел, чтобы не воспользоваться обычной свободой к уврачеванию такого зла? Но если прежде не было сделано сего, по крайней мере теперь да восстанет твое неукоризненное в добродетели совершенство и внушит благочестивейшему царю, что не будет никакой пользы от всей заботливости его о церквах, если такое зло, стремящееся к ниспровержению здравой веры, усилится по причине данной им свободы.