Святитель Григорий Богослов. Книга 2. Стихотворения. Письма. Завещание - Григорий Богослов

179. * К нему же (223)

О том, что желающий не погрешать в своих обязанностях должен во всем советоваться с Богом.

Что говоришь? Убеждаю ли тебя этими словами, и ты переменишь предмет изучения, станешь заодно со мной, который некогда был в одном ряду с тобой, а теперь, если позволишь сказать, стал выше тебя? Или должен я напевать тебе гораздо дольше? Нет, чудный, не жди этого. Ибо тому, кто имеет у себя большую часть, стыдно не приобрести всего; начало бывает уже половиной целого дела, а где больше половины, там чему другому быть, как не целому? Поэтому, если моих советов достаточно, то прекрасно; ничего больше и не требуется. Если же тебе все еще нужен советник, и притом лучший, то как Соломон велит тебе пить вино с советом (Притч. 31:4), чтобы не падать от опьянения и головокружения, так и я, изменив немного совет, говорю: с Богом советуйся, и не погрешишь в своих обязанностях.

180. * К нему же (224)

О том, что скрывать свое любомудрие есть высшая степень любомудрия.

Ты, любезный сын, имел у себя доброго отца, как слышу о тебе. Воспрянь только, успевай и царствуй (Пс. 44:5); мы же готовы хвалить тебя, хотя ты еще и не признаешься в своем любомудрии. Ибо смотрим больше не на то, что говоришь, а на то, что делаешь. А и это самое – не признаваться в своем любомудрии весьма любомудренно, как критик Дионисий говорит о риторе Лисии, что его безыскусственность была крайне искусственна.

181. К Сатурнину (153)

Поручает его покровительству одного ученого, Евдоксия.

Хотя высота начальственной власти неприступна, однако же дружба человеколюбива; по ней-то и я осмелился представить тебе сию просьбу. Ко всему, что ты сделал для меня доброго, присовокупи и это. Ученейшего сына нашего Евдоксия, человека и по жизни и по уму достойного твоей доблести, как и в ином чем не лиши своего приятного внимания, и так удостой покровительства, если в чем окажется ему нужным твоя правота. А я воздам за это молитвами, чем одним и могу вознаграждать благодетелей.

182. К Григорию Нисскому (146)

Уведомляет, что епископом в Назианзе избран Евлалий, у которого на руках желал бы он умереть, и объясняет, что избрание его не противно церковным уставам.

Увы мне, яко пришельствие мое продолжися (Пс. 119:5), а главное из бедствий – у нас война и мятеж! Не соблюли мы мира, какой наследовали от святых отцов. Поэтому, как знаю, что сам ты восстановишь сей мир силой Духа, Который правит тобой и твоими делами, так прошу, чтоб не клеветал на меня и государей епископов, будто без моей воли провозглашен у вас другой епископ. Ибо и я не в таком у них презрении, и они не так ко мне неприязненны. Напротив того, много умоляя ради своей мертвенности и вместе страшась принять на себя бремя – управлять церковью, остававшейся без надзора, испросил я у них эту милость, не противную правилам и для меня успокоительную, – дать Церкви пастыря; и вашими молитвами дан пастырь, достойный вашего богочестия, которого и отдаю на твои руки: это достоуважаемый Евлалий, боголюбивый епископ, на руках которого я желал бы умереть. А если кто думает, что при жизни епископа не должно рукополагать другого, то пусть знает, что этим не одолеет меня. Ибо всем известно, что я поставлен был епископом не Назианза, но Сасимов, хотя ненадолго, из уважения к отцу и к просившим меня, и принял на себя правление Назианзской церковью, как человек посторонний.

183. К Феодору епископу (139)

Жалуется на Елладия, епископа Кесарийского, представляет причины, по которым отказался сам он от правления Назианзской церковью и желал избрания в Назианз епископа (который уже и избран), и просит не верить клеветам на Воспория, епископа Колонийского (383 г.).

И у нас отыскала себе нечто зависть, которой никто не избегает без труда. Вот и мы, каппадокийцы, так сказать, взбунтовались, – зло, доселе неслыханное и невероятное! Да не похвалится всяка плоть пред Богом (1 Кор. 1:29), но да знаем, что все мы люди, и не будем скоры в осуждении других. А для меня есть несколько выгоды и от несчастья (если надобно сказать некоторую странность), и, подлинно, по пословице, с терний собираю розы. Я, который прежде не встречался лично с твоим благоговением и не беседовал с тобой чрез письма, но только озарялся слухом о тебе, теперь приведен в необходимость сноситься письменно; и великое благодарение Даровавшему это! Писать о сем к другим епископам, не имея на то времени, не буду; а вместе с тем и болезнь делает меня к этому ленивым. Но что пишу к тебе, чрез тебя пишу и к ним. Да престанет входить в исследования о моих делах господин мой боголюбивейший епископ Елладий, ибо доискивается сего не духовными средствами, но околичностями, показывающими сварливость не по строгости церковных правил, но в удовлетворение гневу, что обнаруживают время и многое вместе со временем приведенное в действие без всякого к тому основания. Ибо надобно так сказать и не огорчить. Если бы имел я столько телесного здоровья, чтобы мог править Церковью в Назианзе, где первоначально провозглашен, а не в Сасимах, как некоторые уверяют тебя неправильно, то я не столько жалок и несведущ в Божественных постановлениях, чтобы стал или презирать Церковь, или гоняться за удобствами жизни, имея в виду награды, какие уготованы трудящимся по Богу и употребляющим в дело вверенный им талант. Ибо какая мне будет польза в великих трудах и в великих надеждах, если худо распоряжаюсь в важнейшем? Но поскольку и телом я болен, как всем это известно, и по причине, мною сказанной, не боюсь важных последствий от сего удаления, но вижу, что церковь под моим правлением терпит вред в самом главном и по расстроенному моему здоровью приходит почти в расстройство, то и прежде просил, и теперь прошу боголюбивейших епископов, разумею отечественных, дать Церкви главу (как при помощи Божией и дали), достойную и моего желания, и ваших молитв. И так да будет сие известно тебе, досточестнейший мой господин; а то же внуши и прочим епископам, чтобы они согласились, подали свои голоса и не обременяли моей старости, веря клеветам. Но присовокуплю к письму еще следующее о государе моем епископе Воспории. Если ваше исследование находит его худым в вере (что выговорить непозволительно, не говорю уже о долговременности и о моем свидетельстве), то судите об этом сами. А если разыскание живущих по близости производит худую о нем славу и есть новое обвинение, то не увлекайтесь клеветой, и прошу вас не давать ей более силы, нежели истине, чтобы не привести в уныние многих, решившихся хорошо поступать. Будь здоров, благодушен, преуспевай по Богу, к удовольствию моему и всей Церкви, как общее наше украшение.

184. К Амфилохию (149)

Благодарит за путешествие к Парнасу и за обнаружение клеветы на епископа; также просит ехать далее, засвидетельствовать об этом епископам и разобрать с ними остающиеся в сем деле недоумения.

Исполнит Господь вся прошения твоя (Пс. 19:6), и да не презришь моление отца. Довольно успокоил ты старость нашу тем, что выехал даже до Парнаса, как был приглашаем, и что обличил клевету, возведенную на досточестнейшего и боголюбивейшего епископа. Порочные люди любят слагать вины свои на тех, кто их обличает. Правда, что лета и жизнь сего мужа опровергали всякое обвинение, опровергал и я, которой часто слышал и пересказывал о делах его другим, а равно опровергали и те, которые отведены им от заблуждений и присоединены к общему Телу Церкви; однако же нынешнее лукавое время, по причине наветников и людей злонравных, требовало более точного доказательства, и ты представил это доказательство нам или, лучше сказать, людям легкомысленным, которых не трудно обмануть подобной клеветой. Если же соблаговолишь, приняв на себя труд дальнейшего пути, лично засвидетельствовать об этом и с прочими епископами разберешь то, в чем недоумение, то сделаешь духовное дело, достойное твоего совершенства. Я и все, кто со мною, приветствуем твое братство.

185. К Нектарию (147)

Просит не верить клеветам на епископа Воспория.

Когда каждый хвалит в тебе что-нибудь и все, как на торжище, распространяют о тебе добрую славу, я присовокупляю нечто от себя, да и не менее всякого другого, потому что и ты удостаиваешь меня чести и как возлюбленный сын утешаешь старость отца. Поэтому и теперь осмелился я принести тебе просьбу свою о достоуважаемом епископе Воспории. Стыдно иметь нужду в моем письме такому мужу, за которым упрочивают уважение и жизнь его, и лета. Но не менее стыдно молчать и не сказать о нем слова тому, кто имеет голос, чтит веру и более всех знает этого мужа. Недоумение касательно соседей, конечно, и сам ты разрешишь по благодати обитающего в тебе Духа и на основании правил церковных. Но да не потерпит твое благоговение, чтобы его выставляли на позор в общенародных судах; ибо хотя и там судьи будут христиане, как и действительно по благости Божией христиане, однако же что общего между мечом и духом? Если и это допустим, то как и в каком отношении справедливо слово о вере смешивать с другими недоумениями? Ныне у нас стал неправославен боголюбивейший епископ Воспорий! Ныне у нас не имеет веса и седина человека, который столь многих отвлек от заблуждения, представил такое доказательство своего православия, у всех нас был учителем! Нет, умоляю тебя, не давай места подобным клеветам. Но если возможно примирить разделенное, то присовокупи и это к своей славе. А если сие невозможно, то по крайней мере не допусти, чтобы таким поруганием оскорблены были все мы, с кем он жил и состарился, мы, как тебе известно, строгие проповедники