Великий Магистр - Елена Грушковская

— Что? Схватки?

— Не знаю… — Вика, морщась, пыталась улечься удобнее. — Может, ложная тревога… Рано ещё, полтора месяца до срока…

На несколько минут она вроде успокоилась, но потом снова застонала — ещё громче.

— Ой-ой-ой, мамочки!..

Карина, встав, подошла ко мне:

— Так… Ну-ка, подержи, пожалуйста.

Я машинально взяла у неё ребёнка, не сводя взгляда с испуганного лица Вики. Карина извлекла из-под стула серебристый чемоданчик, достала оттуда флакончик с резко пахнущей жидкостью и протёрла ею руки до локтей, обсушила салфеткой и надела перчатки.

Через пять минут Вика лежала с раздвинутыми ногами и стонала, а Карина, как готовый ловить мяч голкипер, примостилась перед ней.

Ребёнок кряхтел и похныкивал у меня на руках, и я, успокаивая его, покачивалась из стороны в сторону. Уже шёл второй час мучений: убежище превратилось в родильный зал, опытные мамаши давали Вике советы, как дышать, как тужиться, а она кричала всё громче.

Господи, ну когда же всё это кончится?..

Да, теперь я понимала мужчин, которые брякаются в обморок, присутствуя при родах. Меня саму уже начало потряхивать. Ужас… Когда же ребёнок выберется из Вики?

Убежище было наполнено криками, и напряжение звенело в воздухе. У всех болели похолодевшие спины, а у меня затекли руки, держа ребёнка; самой спокойной и деловитой была Карина, и все слушались её беспрекословно, бегая по поручениям. Вода, полотенца, ширма — всё приносилось по одному кивку её изящной темноволосой головки. Кровать с роженицей отгородили ширмой, но мне с моего места было видно почти всё. Впрочем, я старалась смотреть пореже…

Нет, я не выдержу, я сейчас сползу на пол. Но ребёнок! Куда я его дену? Карина доверила его мне… Вот наказание… А там, за ширмой, похоже, что-то шло не так.

— Положение плода неправильное, попытаюсь исправить, — сказала Карина.

Она забралась рукой прямо ТУДА… Нет, на это лучше не смотреть.

Дикий крик Вики надорвал всем перепонки.

— Всё, всё, — успокаивал голос Карины. — Всё хорошо, теперь всё правильно. Продолжаем…

Уфф… Я просто вся окаменела от напряжения. И не одна я. Господи, ну пусть всё это побыстрее кончится!..

На двенадцатом часу этого кошмара раздался писклявый крик. Нет, это уже не Вика… Кто же? Неужели? Неужели всё?!

— А вот и мы, — сказала Карина с улыбкой в голосе. — Вика, поздравляю с дочкой.

Всё…

Перед глазами всё затянулось мутной дымкой. Нет, только не падать, я же уроню малыша! Упираясь обеими ногами в пол и прижимая к себе ребёнка, я изо всех сил держалась в вертикальном положении. На лице расползалась улыбка. А что же я всю дорогу не выпускала кроху из рук? Можно было б, конечно, на стул положить… Даже в голову не пришло. Ну да ладно…

17.6. Великая Пятница

Даже у достойных, наверно, есть предел…

Бой не прекращался третьи сутки. Атака за атакой, и людей не становилось меньше. Без отдыха, без пищи, на пределе возможностей мы защищали замок, но людям удалось пробить ворота, и нам пришлось выйти за стены, чтобы не допустить противника внутрь.

Моё видение стало явью. Горящая земля, смерть и кровь, красные кусочки обожжённой глины.

Никита, лежащий на этой обожжённой земле с вывернутыми наружу кишками.

Нет, это не он, это просто поразительно похожий на него парень, совсем пацан… Человек. Страдание в его глазах. Он не хотел умирать. У него мама… Младший брат. Девушка в белой юбке… Маленькая жизнь, зародившаяся в её чреве. Кого малыш назовёт папой?..

Я опустилась возле парня на колени и заправила вывалившиеся кишки внутрь, приложила сверху руки и закрыла глаза.

И в поясницу мне ворвался ад.

Солдатик, решивший, что я убиваю этого парня, стоял с победным видом. Это он всадил мне пулю в спину. Мои руки всё ещё лежали на ране, силы вытекали из меня, процесс исцеления шёл… Если я оторвусь, парень умрёт. И у малыша не будет папы.

Ещё одна пуля — в лопатку. Третья — в бедро. Я отключаю боль, её нет. Нельзя отрывать рук, нельзя тратить силы на удар невидимой волной, ничего нельзя. А солдатик выхватил у меня мой меч. Взмах…

Парень жив? Да, он жив. Рана исцелена, у малыша будет папа. Я вижу всё поле боя сверху, не чувствуя тела, вижу Каспара — он летит ко мне, крича. Выстреливший в меня солдат уже лежит на земле, а исцелённый мной отползает.

Рядом Леледа, она обвивает меня, переплетаясь со мной. А из груди обезглавленного тела с ослепительным золотым сиянием вылетает жук. Он вьётся и кружится, танцует в воздухе, а к нему уже летят кошачьи глаза. Огромная чёрная кошка с седым ухом материализуется из ниоткуда, прыжок — и жук исчезает в её пасти.

Каспар стоит на коленях над телом. Подбирает голову, гладит её лоб, пропускает между пальцами седую прядь волос, и по его лицу струятся слёзы. Стиснув зубы, он рычит… БОЛЬ. Боль и горе ослепляют его. Паутина стонет и кричит, и все достойные чувствуют это… А я чувствую их боль. Они устали, смертельно устали, но то, что произошло, поднимает их… Призыв Каспара, его крик по паутине, страшный клич — и они готовы… По команде все хищники вжимаются в землю, и из груди достойных рвётся их гнев и горе, распространяясь волной по всему полю. Все люди лежат, техника убита, а беззвучная волна идёт дальше — по миру…

17.7. Великая Суббота

Мама. Мама, как же так?..

Я не верю, этого не может быть. Ты не могла нас оставить. Нет, это не ты лежишь на каменном катафалке, холодная, спокойная и неподвижная, в парадном облачении Великого Магистра. Нет, не может быть, чтобы высокий воротник с бриллиантовой звездой ордена скрывал шов на шее — совсем как у Эйне тогда. Да, я до сих пор помню тот день, когда ты подвела меня к её телу и сказала: «Запомни её».

Я не могу поверить, что твои руки больше никогда не поднимутся и не обнимут меня, что твои сомкнутые губы никогда не пошевелятся, чтобы назвать меня «куколкой».

Я не верю. Не верю, что это навсегда.

Нет… Глупо надеяться на чудо… Чуда не может быть. Твоя голова была отделена от туловища, а это означает только одно — смерть, окончательную и бесповоротную. Без амнистий.

Трепещущее пламя высоких толстых свечей потрескивало, озаряя спокойное лицо мамы, и в его колышущемся свете поблёскивали бриллианты ордена и голенища её сапог. Её руки резко контрастировали своей белизной с чёрным фоном костюма, но ярче всего выделялся тяжёлый и длинный меч, на усыпанной драгоценными камнями рукояти которого эти руки покоились. Острием он достигал ступней ног. Сверкающий, яркий клинок, отшлифованный до зеркального блеска, казалось, сам излучал свет.

Люди потерпели полное фиаско. Штурм замка закончился для них поражением, а для нас — победой, но… слишком дорогой ценой. Я не знаю, было ли это следствием волны, сгенерированной достойными, но по всей Европе пошли перебои с электроснабжением. Необъяснимые поломки, на устранение которых были брошены все силы… Перебои были не повсеместные, происходили выборочно в отдельных кварталах и районах городов, но и этого хватило, чтобы люди запаниковали. Кражи в супермаркетах, беспорядки, режим чрезвычайного положения — в общем, полный набор, во всех станах Европы. Волна перебоев докатилась даже до европейской части России и севера Африки. Нарушения возникли также в телефонной связи, забарахлила и глобальная сеть, рухнули компьютерные системы нескольких крупных европейских банков, нерегулярно выходили даже выпуски новостей, а результат — людям стало временно не до войны с хищниками. Сначала надо было навести порядок в собственных рядах и справиться со взбунтовавшейся техникой. Без неё современное человечество себя не мыслило…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});