Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Феваль

— К вашим услугам, — произнес тонкий голосок. — А вот и я!

Это был не Лагардер. Гонзаго расхохотался и сказал:

— Да это же наш приятель горбун!

Вскочив на ноги, тот схватил бокал и, подскочив к выпивохам, воскликнул:

— За Лагардера! Этот трус узнал, что я здесь, и не посмел прийти!

— За горбуна! За горбуна! — смеясь закричали сотрапезники. — Да здравствует горбун!

— Ну, господа, — простодушно проговорил тот, — если бы кто-то, кто не знает, как я, насколько вы все отважны, увидел бы вашу радость, он подумал бы, что вы изрядно перетрусили. А этим двум храбрецам что здесь нужно?

И он указал на Плюмажа и Галунье, которые стояли у закрытых дверей галереи, словно истуканы. Оба сияли.

— Вот вам наши головы, — лицемерно проговорил гасконец.

— Рубите, — добавил нормандец, — отправьте на небеса еще две души.

— Ваша честь снова незапятнанна! — весело вскричал Гонзаго. — Пусть этим храбрецам поднесут по бокалу вина, они выпьют вместе с нами.

Шаверни смотрел на них с отвращением — так смотрят на палачей. Когда оба приблизились к столу, он отошел.

— Клянусь головой, — сказал он оказавшемуся рядом Шуази, — если бы Лагардер появился, я встал бы рядом с ним.

— Тс-с! — предостерег его Шуази.

Горбун, который все слышал, указал Гонзаго пальцем на Шаверни и осведомился:

— Ваша светлость, это надежный человек?

— Нет, — ответил принц.

Плюмаж и Галунье пили вместе с нашими повесами. Протрезвевший Шаверни прислушивался. Галунье говорил об окровавленном полукафтане, Плюмаж снова рассказывал историю об анатомическом театре в Валь-де-Грас.

— Но это же подло! — воскликнул Шаверни, проталкиваясь к Гонзаго. — Они явно говорят о человеке, которого убили!

— Ба! — изображая изумление, воскликнул горбун. — А этот откуда взялся?

Плюмаж, вызывающий и насмешливый, подошел с бокалом к Шаверни; тот в ужасе отвернулся.

— Убей меня Бог, — заметил Эзоп II, — если этот господин не брезгует кое-кем.

Остальные выпивохи промолчали. Гонзаго положил руку на плечо Шаверни и сказал:

— Осторожнее, кузен, ты, кажется, уже перепил.

— Напротив, ваша светлость, — шепнул на ухо принцу Эзоп II, — по-моему, ваш кузен выпил слишком мало. Поверьте, уж я-то в этом толк знаю.

Гонзаго бросил на него подозрительный взгляд. Горбун рассмеялся и покивал головой как человек, уверенный в своей правоте.

— Ладно, — проговорил наконец принц, — наверно, ты прав, отдаю его тебе.

— Благодарю, ваша светлость, — отвечал Эзоп II. Затем, подойдя с бокалом в руке к маленькому маркизу, он добавил:

— Со мною вы тоже побрезгуете выпить? Я желаю взять реванш.

Шаверни расхохотался и протянул свой бокал.

— За вашу свадьбу, прекрасный жених! — вскричал горбун.

Они уселись за стол друг напротив друга, их тут же окружили секунданты и сочувствующие. Между ними началась вакхическая дуэль.

В этой гостиной, где уже так долго тянулось пиршество, с сердца у каждого спала тяжелая ноша. Лагардер мертв — он ведь не сдержал своего дерзкого слова; никто не мог представить себе, чтобы живой Лагардер не пришел на условленную встречу.

Даже Гонзаго больше не сомневался. Он, правда, велел Перолю выйти и проверить часовых, но только из присущей итальянцам осторожности. Осмотрительность не повредит. Вооруженным людям было заплачено за всю ночь, поэтому принцу ничего не стоило оставить их на постах. А в гостиной, еще недавно охваченной страхом, теперь кипело веселье. Это было подлинное начало празднества. У всех появился аппетит, а за ним и жажда. Сотрапезники необычайно оживились. Черт возьми! Наши дворяне уже забыли, как у них тряслись поджилки, каждый финансист стал смел, как Цезарь.

Впрочем, для всего, что было смешного и постыдного, требовалось найти козла отпущения. Жертвой стал бедный толстячок Ориоль, которому пришлось искупать всеобщее малодушие. К нему приставали, его беспрерывно дергали; любой трепет, любая бледность лица или слабость относились теперь на его счет. Трясся от страха один Ориоль — к такому выводу пришли наши господа. Бедняга защищался как мог и всех подряд вызывал на дуэль.

— А где дамы? — воскликнул кто-то. — Почему их не пригласят назад?

По знаку Гонзаго Носе отворил двери малой гостиной. Дамы выпорхнули оттуда, словно стайка птиц. Они говорили все разом, сетуя на долгое заточение, смеялись, восклицали, кокетничали.

Указывая на донью Крус, Нивель сказала Гонзаго:

— Что за любопытница! Я раз десять оттаскивала ее от замочной скважины!

— Господи, — невинно отозвался принц, — да что она могла тут увидеть? Мы удалили вас отсюда, прелестницы, в ваших интересах. Вы же не любите разговоров о делах.

— Зачем вы позвали нас назад? — воскликнула Дебуа. — Сейчас что-то будет?

— Может, наконец, свадьба? — поддержала подругу Флери.

А Сидализа, одной рукой ухватив Плюмажа-младшего за смуглый подбородок, а другой ущипнув Амабля Галунье за розовую щеку, осведомилась:

— Вы кто, скрипачи?

— Ризы Господни! — воскликнул, став прямым, как палка, Плюмаж. — Мы дворяне, красавица моя!

От прикосновения нежной ручки, источавшей такой дивный аромат, брат Галунье затрясся с головы до ног. Он хотел что-то ответить, но от волнения потерял голос.

— Сударыни, — говорил между тем Гонзаго, целуя кончики пальцев доньи Крус, — у нас нет от вас никаких секретов. И если мы ненадолго лишили себя вашего общества, то лишь затем, чтобы уладить кое-какие условия свадьбы, которая состоится этой ночью.

— Значит, это правда? — в один голос закричали весельчаки. — Перед нами будет разыграна комедия?

Гонзаго сделал протестующий жест.

— Никоим образом, речь идет о самом настоящем бракосочетании, — проговорил он с серьезностью, которая как-то не вязалась с местом и обстановкой.

Наклонившись к донье Крус, он добавил:

— Теперь вам пора предупредить подругу.

Донья Крус с тревогой посмотрела на него.

— Но вы же обещали мне, ваша светлость, — прошептала она.

— Все свои обещания я выполню, — отозвался Гонзаго. Затем, подведя донью Крус к двери, он проговорил:

— Не отрицаю, она может отказаться, однако ради нее самой и другого человека, которого я не хочу называть, ей лучше бы согласиться.

Донья Крус понятия не имела о том, что случилось с Лагардером, и Гонзаго на это рассчитывал. Цыганка не знала всей глубины лицемерия этого пустосвята и Тартюфа. Но у порога *она остановилась и проговорила с мольбой:

— Ваша светлость, я не сомневаюсь, что вы руководствуетесь благородными и достойными вас побуждениями, однако со вчерашнего дня происходят какие-то странные веща Мы — всего лишь бедные девушки, у нас не хватает опыта, чтобы разгадать ваши загадки. Ради нашей с вами дружбы, ваша светлость, ради этой бедняжки, которую я так люблю и которая просто в отчаянии, скажите хоть словечко, чтобы я что-то поняла и смогла сломить ее сопротивление. Мне будет гораздо легче, если я смогу объяснить ей, каким образом этот брак поможет сохранить жизнь любимого ею человека.