Все романы в одном томе - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

кто пил без перерыва, и тех, кто пил мало или не употреблял спиртного вообще. Во второй группе оказываются супруги Барнсы, Мюриэл и Фредерик Пэрамор.

Мюриэл. Жаль, я не умею писать. Столько мыслей в голове, но, как ни стараюсь, не могу облечь их в слова.

Дик. Совсем как Голиаф. «Понимаю, что чувствует Давид, а выразить словами не могу». Его высказывание филистимляне тут же сделали своим девизом.

Мюриэл. Что-то до меня не доходит. Наверное, глупею к старости.

Глория (шаткой походкой бродит среди гостей, как захмелевший ангел). Если кому-то хочется поесть, в столовой еще остались пирожные.

Мори. Ненавижу викторианские завитушки, которыми их снабдили.

Мюриэл (с неуемной веселостью). Ну, я скажу, вы и нализались, Мори.

Грудь Мюриэл по-прежнему подобна мостовой. Девушка с готовностью подставляет ее под копыта проезжих жеребцов, надеясь, что их железные подковы высекут хотя бы искру романтической страсти среди всеобщего мрака…

Супруги Барнсы и Пэрамор заняты беседой на высоконравственную тему. Обсуждаемый предмет столь возвышен, что мистер Барнс уже в течение нескольких минут пытается ускользнуть на территорию, более подверженную пороку, которая находится в районе дивана. Трудно назвать причины, задерживающие Пэрамора в сером доме. Возможно, это обычная вежливость или праздное любопытство. Не исключено, что он намерен написать впоследствии социологический отчет и с этой целью анализирует процесс разложения американского общества.

Мори. Фред, полагаю, вы человек широких взглядов.

Пэрамор. Так оно и есть.

Мюриэл. И я тоже. В моем понимании все религии равны и все такое.

Пэрамор. В каждой религии есть что-то хорошее.

Мюриэл. Я католичка, но честно признаюсь – не слишком ревностная.

Пэрамор (проявляя недюжинное терпение). Католическая религия очень… очень влиятельная религия.

Мори. Ну, человек таких широких взглядов просто обязан испытать бурю возвышенных чувств и прилив оптимизма, что таит в себе этот коктейль.

Пэрамор (с вызывающим видом берет бокал). Благодарю. Пожалуй, попробую… один.

Мори. Один? Неслыханное безобразие! У нас тут встреча выпускников тысяча девятьсот десятого года, а ты не желаешь хотя бы для приличия малость набраться. Ну же, смелее!

Выпьем за здоровье короля Карла,

Выпьем за здоровье короля Карла,

Кубок скорее неси…

Пэрамор с воодушевлением подпевает.

Мори. Наполни бокал, Фредерик! Ведь хорошо известно, что все в мире подчиняется велению природы, а тебя она решила сотворить отъявленным пьяницей.

Пэрамор. Если человек умеет пить, как истинный джентльмен…

Мори. А что такое джентльмен?

Энтони. Кто никогда не вкалывает булавки под лацкан пиджака.

Мори. Чепуха! Социальный статус человека определяется количеством хлеба, который он съедает в сандвиче.

Дик. Кто предпочитает первое издание книги последнему выпуску газеты.

Рейчел. И ни при каких обстоятельствах не создает впечатления наркомана.

Мори. Американец, способный поставить на место дворецкого-англичанина и убедить, что именно он и является джентльменом.

Мюриэл. Человек из хорошей семьи, который закончил Йель, Гарвард или Принстон, при деньгах, искусный танцор и все такое.

Мори. Наконец-то мы слышим идеальное определение! Кардинал Ньюмен о таком и мечтать не смеет.

Пэрамор. Полагаю, этот вопрос нужно рассматривать в более широком смысле. Не Авраам ли Линкольн сказал, что джентльмен – это тот, кто никогда не причинит боли ближнему?

Мори. Думаю, слова принадлежат генералу Людендорфу.

Пэрамор. Вы, разумеется, шутите.

Мори. Выпей-ка еще.

Пэрамор. Мне больше не стоит. (Понизив голос, шепчет, чтобы никто не услышал, кроме Мори.) Должен признаться, это всего третий бокал в моей жизни. Ну, что теперь скажете?

Дик заводит патефон. Мюриэл тут же вскакивает с места и начинает раскачиваться из стороны в сторону. Она сгибает руки в локтях, выставляя их вперед, как рыбьи плавники.

Мюриэл. Ах, давайте уберем ковры и потанцуем!

Услышав это предложение, Энтони и Глория в душе стонут, но кисло улыбаются, выражая согласие.

Мюриэл. Ну же, лентяи! Поднимайтесь и двигайте мебель.

Дик. Подождите, дайте допить.

Мори (полон решимости осуществить свои намерения в отношении Пэрамора). Слушайте меня! Давайте наполним бокалы, выпьем, а потом и потанцуем.

Волна протеста разбивается, столкнувшись со скалой, коей является неумолимый Мори.

Мюриэл. Ну вот, теперь у меня голова идет кругом.

Рейчел (тихим голосом обращается к Энтони). Глория просила держаться от меня подальше?

Энтони (сконфуженно). Нет, что вы! И речи не было.

Рейчел одаривает его загадочной улыбкой. За два года ее красота приобрела холодную элегантность.

Мори (поднимая бокал). Выпьем за поражение демократии и падение христианства.

Мюриэл. Да ну вас!

Она бросает на Мори насмешливо-осуждающий взгляд, а затем выпивает содержимое бокала. Все пьют, испытывая при этом разную степень затруднения.

Мюриэл. Очистить пол!

Энтони и Глория понимают, что испытания не избежать, смиряются и включаются в работу. Передвигаются столы, громоздятся друг на друга стулья, скатываются ковры и бьются лампочки. Наконец мебель свалена вдоль стен безобразными грудами, и в центре комнаты освобождается площадка футов в восемь.

Мюриэл. Ах, включите музыку!

Мори. Тана исполнит любовную песню специалиста по глазам, уху, горлу и носу.

Среди некоторого замешательства, вызванного уходом Таны на покой, ведутся необходимые приготовления к спектаклю. Облаченного в пижаму Тану с флейтой в руке заворачивают в стеганое одеяло и водружают в кресло, которое стоит на столе. Японец представляет собой смехотворное зрелище. Пэрамор уже заметно опьянел и настолько захвачен представлением, что это лишь усиливает эффект. Он самозабвенно копирует жесты персонажей из комиксов и даже позволяет себе время от времени икать.

Пэрамор (обращается к Глории). Не желаете со мной потанцевать?

Глория. Нет, сэр! Хочу исполнить лебединый танец. А вы умеете?

Пэрамор. Конечно. Умею все танцы.

Глория. Прекрасно. Идите с того конца комнаты, а я – вот с этого.

Мюриэл. Поехали!

И тут из бутылок начинает расползаться во все стороны затаившееся до поры до времени безумие. Тана бродит по извилистым лабиринтам дорожной песни, заунывное «тутл-тут-тут» сливается с тоскливыми каденциями «Бедняжка бабочка (тинк-атинк) замерла на цветке», которые льются из патефона. Обессилев от смеха, Мюриэл только отчаянно цепляется за Барнса. А тот танцует с мрачной стойкостью армейского офицера, топчась на одном месте без тени улыбки на лице. Энтони вслушивается в шепот Рейчел, стараясь не привлечь внимания Глории…

Но абсурдное, невероятное в своей театральности событие уже вот-вот свершится. Один из тех случаев, когда жизнь вдруг решает подражать литературным образцам самого низкого пошиба. Пэрамор старается превзойти Глорию и, когда шабаш достигает апогея, начинает кружиться по комнате. Он все кружится, кружится, кружится, стремительнее и стремительнее… спотыкается, умудряется устоять на ногах