История куртизанок - Элизабет Эбботт

Почти всегда Кэтрин удавалось сохранять равновесие в отношениях с любовником. Грэма она любила сильно, но не только его одного, и при этом ей крайне досаждали его доходившая до истерики неуверенность в себе и приступы безысходного отчаяния. Он постоянно и помногу писал ей — многочисленные письма, проникнутые страстью и отличавшиеся прекрасным слогом, наверняка тешили ее самолюбие, снова и снова доказывая ей, что Грэм Грин, один из известнейших в мире писателей, эмоционально ею порабощен. «Я люблю тебя страстно, безнадежно, безумно», — писал он{347}. И с удивительной нежностью и преданностью добавлял:

Милая моя, ты бесконечно мне дорога. Я верю в:

1) Бога;

2) Христа;

3) во все остальное;

4) в твою добродетель, честность и любовь{348}.

И тем не менее Кэтрин должны были раздражать резкие требования Грэма оставить Гарри и выйти замуж за него. Конечно, ее тревожили его угрозы покончить с собой, если она его бросит. «Горе Грэма такое же подлинное, как болезнь, — признавалась Кэтрин близкой подруге. — [Он] меланхолик от природы. а я, по большому счету, только усугубляю положение тем, что боюсь его оставить»{349}. Она вполне разумно поступила, убедив любовника пойти на прием к психиатру: доктор Эрик Стросс проводил терапевтические беседы с Грином, после чего тот становился спокойнее.

После пребывания в Авторском клубе Грэм поселился в квартире № 5 того же дома, где Уолстонам принадлежала квартира № 6: там они останавливались, когда бывали в Лондоне. Теперь Кэтрин могла без проблем навещать его в квартире № 5, если Гарри возражал против встреч любовников; если же Гарри с Грэмом бывали в хороших отношениях, писатель так же просто мог навещать Кэтрин в квартире № 6.

Когда Грэм встречался с Кэтрин в Англии, в лондонском доме Уолстонов, и в Европе (в частности, на вилле Розаио на Капри, которую писатель приобрел на деньги, полученные за роман «Третий»), он был то сговорчивым, то безутешным. Они проводили вместе многие часы, страстно обсуждая католическую теологию и занимаясь любовью, но иногда сильно ссорились (почти всегда конфликты провоцировал Грэм), кричали друг на друга, обвиняли друг друга во всех смертных грехах, хлопали дверями и рыдали.

Самые жуткие скандалы Грэм устраивал из-за того, что Кэтрин отказывалась оставить Гарри и прекратить сексуальные связи с другими мужчинами. Желая быть более открытыми, они с Грэмом рассказывали друг другу о других своих романах. Каждый из них воспринимал рассказы другого с болью в сердце.

Где бы они ни были, Грэм почти всегда продолжал писательскую работу. Кэтрин читала его рукописи, и ему доставляло огромное удовольствие с ней их обсуждать. Это относилось и к «Концу одного романа», произведению, сюжетные коллизии которого имели много аналогий с их отношениями и который он посвятил ей. (В английском издании использовано буквенное посвящение: «К», а в американском ее имя написано полностью: «Кэтрин».)

Хотя работа была для него самым главным делом в жизни, большую часть свободного времени, когда они путешествовали или вместе отдыхали, Грэм Грин посвящал Кэтрин и ее интересам, даже ходил с ней на выставки мод в Париже. Он делал вид, что ему нравится навещать ее детей, которые были достаточно смышлеными и прекрасно понимали, что он их терпел лишь постольку, поскольку хотел сделать приятное их матери.

Как ни странно, Кэтрин мечтала иметь от Грэма ребенка, хоть с детьми, рожденными в браке с Гарри, она проводила совсем мало времени. Грэм, который столь же невнимательно относился к собственным сыну и дочери, с радостью представлял себе, как он и Кэтрин будут приезжать в школу-интернат к их общему ребенку. Видимо, он надеялся, что совместный ребенок навсегда привяжет его к Кэтрин. Но врачи предостерегали ее от еще одной беременности. Печально и неохотно она следовала их совету.

Через два года после начала их романа стихотворение Грэма «Два года спустя» отразило его страстную любовь к ней с религиозных позиций: «Любил ли я Бога, пока не узнал то место, где пребываю сейчас с рукой, изваянной в камне и ставшей недвижной? Ведь это — любовь, и ее я люблю. И даже мой Бог пребывает со мной»{350}. Одним из наиболее отклоняющихся от нормы аспектов их романа было определение сексуального и религиозного опыта в интерпретации Кэтрин и Грэма. Оргазм был в такой же степени наградой за данную Господом природу их любви, в какой физиологическим ощущением. Религиозный экстаз воплощал свое неземное блаженство в их любви и преображался в благословенную чувственность.

Одержимость Грэма желанием жениться на Кэтрин привела к одному эпизоду, который изменил дальнейшее развитие их романа, затруднив его продолжение. Весной 1950 г. Грэм убедил Кэтрин сказать Гарри, что она от него уходит. Последовавшее печальное событие он описал в письме к Бонте, сестре Кэтрин. Все началось с того, что Кэтрин неожиданно напустилась на Гарри с упреками. Потом она, Гарри и Грэм вместе обсудили ее нервное состояние. И в заключение по сигналу Кэтрин Грэм сказал Гарри, что она никак не может выбрать между отношениями с ним, которые и браком-то назвать трудно, и отношениями с Грэмом, которые составляли ее истинный брак. После этого он добавил, что все они были спокойны и вели себя выдержанно, но никто из них в ту ночь не спал больше пары часов{351}.

Гарри в ту ночь не спал вообще. Он тихо плакал до самого утра, а для Кэтрин его боль была непереносима. Потом стало ясно, что Кэтрин никогда не уйдет от мужа. Положение изменилось бесповоротно. Грэм проявил себя не просто как очередной любовник Кэтрин, а как опасный соперник. С тех пор Гарри ограничил время, которое Кэтрин могла с ним проводить. Она продолжала с ним видеться, но теперь гораздо реже, и встречи их стали значительно короче. Кэтрин выкраивала для них время то днем, то вечером, и порой свидания разделяли недели, а иногда даже месяцы.

Грэм ужасно страдал, и его письма к «любимой Кэфрин» были полны гнева, мук ревности, чувства собственного бессилия, а также любви и возрожденной преданности. Он утешался их тайным кодом — «бутербродами с луком», что значило любовь или секс, в которых отдельные буквы заменяли целые слова, например: «я тлк» и «я х с т п», что значило «я тебя люблю, Кэтрин» и «я хочу с тобой переспать». Он давал ей дневники, в которых записывал определенные цитаты на каждый день.

Кроме того, Грэм сам и в письмах Кэтрин много внимания уделял размышлениям, связанным с религиозными следствиями его к ней любви, которая, по сути, составляла прелюбодеяние. Обычно он приходил к утешительным выводам, сосредотачиваясь на божественной природе плотской любви. Грэм истолковывал ситуацию следующим образом: поскольку Кэтрин не живет с Гарри половой жизнью, с позиции церкви они женаты не по-настоящему. То же самое относилось к нему и Вивьен. Порой он даже видел свою любовь к Кэтрин как проявление некоего подобия святости или праведности. «У некоторых из нас есть призвание любить человеческое существо, — говорил он, молясь Терезе из Лизьё, которую почитал более других католических святых. — Пожалуйста, не дай мне растратить свое призвание понапрасну»{352}. Еще более удивительным выглядит его заявление о том, что Кэтрин была «святой любовников, которой я молюсъ» {353}.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});