Город мертвого бога - Алекс Феби

обыденных занятий!

– Я и не собираюсь заниматься своими «обыденными занятиями». Мне просто нужно обеспечить себе безопасный проезд до тех пор, пока я не смогу сойти на берег. С этой целью я и беру девчонку в заложники, зная, что она в фаворе у нашего нового Господина.

Судно кренилось и вздрагивало под ударами волн, и даже если Пэдж полагал, что держится на ногах достаточно крепко, чтобы не перерезать Присси глотку по несчастливой случайности, такая возможность не была исключена. Присси приложила руку ко лбу, словно собиралась еще больше усложнить ситуацию, грохнувшись в обморок.

Беллоуз шагнул вперед:

– Вы ошибаетесь, если считаете, что Господство над Мордью перешло к преемнику. Истинный Господин вернулся, и мы все будем свидетелями его правосудия.

Прижав лезвие ножа к дыхательному горлу Присси, Пэдж шатнулся вперед, к тому месту, где лежал распростертый на палубе Натан. Сириус уже не знал, на кого ему рычать.

– Я вернусь с вами, Беллоуз, – вымолвил Натан. – Обещаю… Только не дайте ему причинить кому-либо вред. Никто из них ни в чем не виноват.

Его голос шелестел словно ветер, едва слышный, но Беллоуз понял слова Натана по их запаху.

Дашини бросилась вперед, но мать Натана удержала ее, схватив за запястье.

– Будем считать, что мы договорились, Натан, – отозвался Беллоуз. – Вы вернетесь со мной, и тогда мы вместе сможем починить то, что вы сломали.

Повернувшись к Пэджу, он двинулся к нему в сопровождении жаберников.

– Господин доверяет мне свои самые могущественные заклинания. Мне достаточно произнести слово, которому он меня научил, и мои враги будут уничтожены. – Беллоуз вытащил из кармана трубку, очень простую, наподобие подзорной. – Господин утверждает, что стоит мне лишь направить ее на объект моего гнева и сказать это слово, как те, кому я желаю смерти, окажутся мертвы.

Беллоуз продолжал подступать к Пэджу, но было видно, что он колеблется, словно не решаясь уничтожать его, словно такое действие не согласовывалось с его щепетильностью.

– Я должен быть сильным, так сказал Господин. Все когда-то случается в первый раз.

Беллоуз направил трубку вперед и прежде, чем Пэдж успел воткнуть нож в горло Присси, произнес необходимое заклинание. Из трубки вырвался луч красного света и с потрескиванием прошел сквозь воздух, неся магическую смерть Пэджу, но не Присси.

Однако Пэдж не был убит! Смеясь, он сделал шаг вперед, и красный луч отразился от него. Гнев Пэджа был гораздо больше, чем гнев Беллоуза, а круг его врагов – гораздо шире, и красный свет разгорался все ярче, пока не осветил Беллоуза и его жаберников, заливая их с ног до головы, заполняя их изнутри, так что они засияли сами – и сияли так ярко, что в конце концов загорелись. Их кожа вздулась пузырями, лопнула и стала сворачиваться, мгновенно превращаясь в ничто.

На тех местах, где они стояли, обнаружились мальчики – тощие, хилые, малорослые создания. Они лежали, свернувшись на боку, как будто спали. И Беллоуз вместе с ними.

Пэдж наклонился над лежащим на палубе Беллоузом – он не мог сдержать желания поглумиться.

– Ты не единственный, у кого имеются волшебные игрушки! – Он вытащил из внутреннего кармана сюртука свое зеркальце, то самое, в которое постоянно смотрелся, невротически поправляя волосы. – Гляди, идиот! Защита высочайшего уровня! Лучшее, на что была способна Госпожа. Оно может отразить что угодно!

Пэдж опустился на колени, чтобы показать его Беллоузу. Зеркальце выглядело абсолютно таким же, как любое другое, используемое для того, чтобы причесаться или проверить, как сидит костюм на спине, однако теперь оно светилось мерцающей силой.

– Неужели ты думал, что я хожу без всякой защиты? Глупец! Умри же, напыщенный болван!

Пока его внимание было полностью поглощено Беллоузом, Гэм, подгоняемый настойчивыми и раздраженными жестами Присси, выбрался из своего укрытия позади бочонка, куда та прежде направила его дожидаться именно такой возможности. «Ложная Девица» была ее фирменным трюком, и она всегда играла свою роль безупречно, имела ли дело с Натаном, с галантерейщиком или кем-либо еще, так что Пэдж даже не успел смекнуть, что к чему.

Без лишних слов Гэм воткнул Пэджу в спину стилет, который получил в наследство от Джерки Джо. Тусклый, ничем не примечательный клинок скользнул между ребрами Пэджа в том месте, где они прикреплялись к позвоночнику. Ударить сзади – наилучший способ добраться до сердца противника; и сердце Пэджа, пронзенное насквозь, тотчас перестало биться.

– От ножа магические зеркала не особо помогают, а, мистер Пэдж? – сказал Гэм.

Трудно сказать, был ли Пэдж еще жив, чтобы услышать эти слова. Прежде чем вернуть нож на место, за голенище ботинка, Гэм обтер лезвие о бархатные штаны Пэджа, бугрившиеся над ягодицами, – просто чтобы от него была хоть какая-нибудь польза.

C

Беллоуз дрожал всем телом. Он был несколько крупнее Натана, но ненамного, и к тому же весь белый, словно проросток картофеля, как бы просвечивающий по краям. Будто его так долго держали в темноте, что тело приобрело склонность к альбинизму, лишившись всех защитных механизмов, необходимых днем, когда светит солнце; будто его кожа была освобождена от затратных усилий по защите самой себя. Ноги у него были тонкими, руки принадлежали мальчику, явно не привыкшему к грубым забавам. Его глаза были глубоко посаженными: глаза книгочея, которого больше интересуют движения слов на странице, нежели тел на улице.

У него были длинные пальцы с аккуратно остриженными ногтями, губы тонкие и чуть розоватые, почти бесцветные, едва заметно выделяющиеся на фоне белизны лица. Его нос был маленьким и курносым – человек, настроенный неблагосклонно, сказал бы, что он больше напоминает свиной пятачок; в нем определенно не было ничего общего с той могучей лопастью, что резала собой пространство в коридорах Особняка.

Беллоуз едва дышал, но все же какое-то движение угадывалось под кожей, тонкой и хрупкой, словно пергамент или рисовая бумага. Желудочки и предсердия его сердца сокращались под ребрами, отбрасывая тень своей работы на поверхность снаружи. Было невозможно ненавидеть это существо, этого ребенка, кем бы он ни был; и в любом случае ненависть была сейчас для Натана чересчур сильным чувством. Любовь и ненависть – он испробовал и того, и другого в достатке; теперь у него не было сил ни на одно из этих чувств.

Собрав последние силы, он повернулся к своей куртке. Каким-то загадочным образом та оказалась сложенной и помещенной между его спиной и досками палубы, в тени смоляного бочонка.

– Куда это ты собрался, Натан? – спросила Дашини.

Ее ладонь лежала на его плече, но прикосновение было настолько далеким, настолько обыденным для