Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

— Киуте…

Закрыл глаза. Вот и пригодились его слабые способности. Айо не могут оставлять тело. Уканэ могут. Чувствовать огонь не придется. Оставить свою оболочку — раненую, уже бесполезную. А разбудить, вернуть будет некому… и некого.

— Киуте. Прости, — глаза остались открытыми.

Къяли ушел.

Склон был пологим — не тяжело подниматься, даже с детьми. Тахи оборачивался постоянно, да и все они оборачивались, пытаясь среди клубящихся дымных дорожек разглядеть фигуры друзей. То тут, то там из дыма вырывалось зверье, бежало, испуганное и злое, готовое зубами рвать и ствол древесный, ежели он преградит путь. Неправильно… так не бывает. Но рассуждать, как ведут себя звери, времени не было. И без того почти весь выложился, пытаясь их Силой отгонять — оружием точно не справиться.

— Киуте, — ухватил ее за руку, жестко, да было не до того, чтобы силу соизмерять. — Останься.

Молодая женщина вскинула на него недоуменные глаза. Дым и запах гари давно уже мешали дышать, и говорить трудно было. Но северяне разговаривали взглядами… вот и он почти приучился.

— Со мной останься. Сделаем малую стену огня, чтобы звери бежали вдоль нее, вбок. И попробуем остановить это пламя, — указал на горящий лес.

— Вдвоем? — прошептала она, прижимая к себе дочь. По щекам Киуте катились крупные капли, оставляя сероватые дорожки — пепел успел запачкать лицо.

На один удар сердца Тахи замешкался. Потом проговорил:

— Приказывать я не могу. Прошу… Ты дашь свою Силу и сдержишь огонь. Моей не хватит. А Соль… сама знаешь, тут не помощник.

Тевари слышал — он всегда ухитрялся слышать то, что не предназначалось ему. Пересмешником бы родиться мальчишке — птахи эти тоже вечно ловят не им предназначенное. Только кричат об этом на весь лес, потому и не любят их многие, если бы солнце не защищало, давно бы лесные жители их извели.

— Я тоже охотник! — закричал мальчик, мотая головой, лишь бы не видеть укоризненное лицо отца.

— Это не просто звери, лисенок. Они обезумели. Да и не в них дело — на дым и огонь тоже с копьем пойдешь? Иди с матерью, защити ее.

— Я не…

— Не? Ты взрослый! — и подтолкнул сына к Соль, ладонь скользнула по волосам — мимолетная ласка. — Иди!

Киуте силой впихнула в руки Соль своего малыша. Тевари уже стоял возле матери, побледневший, не согласный с отцом, который видел в нем всего лишь ребенка — но молчал.

— А девочка? — растерянно проговорила Соль.

— Куда ее, грудную! Мы постараемся выжить. Но ты хоть Акки убереги, если что!

— Но Къяли…

— Нет его больше, — так спокойно сказала.

— Ты айо, ты не можешь знать! — выдохнула Соль.

— Я знаю. Я чувствую его Силу. Мы были одним целым. Мейо Алей получил его душу, когда-нибудь встретимся.

Маленькая женщина с пепельными волосами смотрела печально и почти умоляюще. Что она могла? Заставить? Не в ее воле. А упрашивать не было ни сил, ни времени.

Соль подхватила ее ребенка, коротко поцеловала Тахи и побежала вверх по склону, уверенная, что сын следует за ней. Тевари и вправду бежал, только все норовил оглянуться. Так и бежал с повернутой головой, пока мог видеть, пока не встала внизу стена огня. А Соль не оглядывалась.

— Они скоро вернутся? — задыхаясь от бега и гари, выкрикнул мальчик.

Соль не ответила, прижимала к себе малыша Киуте. Тахи прав. Все вместе они бы погибли, и в одиночку рассыпавшись по лесам-тоже. А так двое остановят зверей, пожар и вернутся. Вместе, один Тахи и впрямь не смог бы. Она плакала и улыбалась, спотыкаясь на бегу. Вот и по-настоящему стали вместе север и юг. Разве не этого она хотела все годы жизни здесь?

Вернутся, и будут растить детей. Потом земля содрогнулась, и Соль упала.

Киуте, положив дочурку шагах в пяти позади себя наземь, на кочку, поначалу закрыла глаза — смотреть на стену огня тяжело, не просто глаза слепит — страшно. Она видела Силу Тахи — багровую, злую, пульсирующую. И знала, что он ощущает Киуте, берет от нее, что может, и неважно, что они из разных народов. Ему все же проще, у южан кровь из огня. Вот пожелает, и сольется с этой оранжевой дрожащей стеной… Та еще не приблизилась, пожирает деревья внизу склона, а стоять уже невозможно, так жарко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Потом подняла веки — Тахи видела в профиль, черное лицо, хищная птица, из золы сделанная. Гореть в нем уже нечему, поняла молодая женщина. Остались только силы Киуте… и Къяли. Все-таки он и впрямь передал что-то ей.

Почудилось — Тевари появился шагах в десяти; ее обдало ужасом, и она закричала, прогоняя мальчишку. Пусть бежит к матери, прочь, куда угодно, хоть в прежнее их поселение! Он исчез, и был или нет — неизвестно. А пламя подступало все ближе, но слабело, уже не вздымалось к небу, не так сыпало искрами, не кидалось вперед обезумевшим зверем.

Пытаясь отогнать огненную пелену от глаз, потянулась сердцем — хоть немного Силы еще… ведь почти отбросили пожар от себя, и плевать, что мозг рвется на части, а сердце вот-вот лопнет от перенапряжения. Хоть одну ниточку…

И ниточка нашлась, тоненькая, серебряная. Почти под рукой, на земле. Лопнула беззвучно, даже не зазвенела. И больше не было нитей или канатов — все черное, выгоревшее.

Остановился огонь.

“Тевари…” Соль вытерла глаза, подняла тяжелую голову — словно камнями набили ее, огляделась. Акки, сынишка Киуте, был без сознания, а ее собственный сын исчез. Женщина огляделась пристально, испуганно: тихо, и слабый запах гари доносит ветерок, и дымом пахнут волосы и одежда. Цветы покачиваются, крупные соцветия, белые. И никого. Птицы поют, и, кроме запаха дыма и сажи на Соль и малыше ни следа пожара. Остановился огонь… как быстро… Незнакомое место.

А потом послышался низкий рокочущий звук, он все нарастал.

— Тевари! — вскочила и закричала, кинулась туда в сторону звука, где, как ей почудилось, находился знакомый склон. Но оттуда пахнуло ужасом, дунуло темным холодом, в сплетении ветвей сверкнул оскал черепа — и Соль отшатнулась, бросилась назад, громко выкрикивая имя сына. Вернулась, подхватила Акки, и снова помчалась, словно безумная, как зверье недавно бежало.

В другую сторону.

…Он понял, что мать в безопасности, и устремился обратно, к отцу и Киуте. Потом, все потом — попросит прощения, отдохнет, поможет с малышами…

Он опоздал.

Видел только женщину со спины— ее поднятые руки, взметнувшиеся под огненным шквалом волосы. Она обернулась, увидев его, и он увидел ее глаза — почти слепые, безумные. Она его узнала.

— Прочь! Возвращайся! — закричала она. Голос превратился в угрожающий рокот, заполнивший всё.

Что-то лопнуло в голове, и он повиновался, и бежал, и бежал прочь, не зная, что уже нет огня, не помня себя самого.

**

Астала

Дождь лил, будто стояли под водопадом; грис фыркали, но бежали, копытами разбрызгивая воду. Иногда ливень почти стихал, чтобы вскоре еще усилиться. Коротких перерывов всадникам хватало, чтобы осмотреться, благо, ехали они по мощеной камнем дороге. Не лучшая погода для погони, но беглецу еще хуже, к такому он не привык.

— Он может ставить “завесы”, как и сестра, — задумчиво сказал Тарра, который первым узнал о побеге, когда прислал своих людей охранять Айтли. — Впрочем, в городе он этого делать не будет — верный способ привлечь еще больше внимания, на нее же сразу кто-нибудь натолкнется. У северянки была хорошая грис, были припасы. У него ничего нет, разве что путь он может быть знает. Этот побег — жест отчаяния, — Тарра тронул повод. — Наверное, он слышал.

Юноша рядом резко выдохнул. Тарра обернулся, чуть приподнял бровь.

Но Кайе молчал. Всю дорогу молчал, пока не достигли окраин. Тогда юноша остановил свою кобылицу.

— Тарра… — смотрел очень серьезно. — Я найду его. Не смог найти северянку… его найду. Это я виноват. Но не тронь его, слышишь?! И потом тоже. Я знаю, что его захотят убить…