Станиславский - Елена Полякова

…Ритуал прощания долог и торжествен, делегации стоят в почетном карауле, вереницы людей тянутся по Проезду Художественного театра — проститься, положить свои цветы в те горы цветов и венков, которые окружают гроб.

Владимир Иванович узнал о смерти Константина Сергеевича по возвращении из заграничной поездки. На пограничной станции Негорелое его встретили «художественники» — ехали с ним до Москвы.

Девятого августа он говорил над могилой, утопающей в цветах, о годах создания Художественного театра, о том деле, которому они вместе отдали сорок лет:

«…Личное и творческое так сплеталось в наших переживаниях, что разобрать, где кончаются дружеские чувства и где начинаются чувства художника, не было никакой возможности. Но мы все в личной жизни все-таки отдавались и другим страстям, удовлетворяли и другие стремления. У Станиславского же было только искусство, и до последней минуты своих трудов и своей жизни он принадлежал и отдавался только этому жречеству.

Я не знаю глубинных миросозерцаний Станиславского… Я не знаю, как он думал о бессмертии. Но для нас именно здесь и начинается его бессмертие».

Двадцать девятого августа Владимир Иванович открыл новый сезон Художественного театра: сказал, что начинается первый сезон без Станиславского, и заплакал; потом предупредил, что сезон будет труден, — все неудачи, все недоразумения будут приписываться отсутствию Константина Сергеевича.

Артистическая уборная Станиславского сохранилась в полной неприкосновенности: зеркало-трельяж, грим, фотографии на стенах. На одной фотографии надпись: «Константину Сергеевичу — моему… другу? брату? жене? мужу?… не знаю, как назвать… Слишком неразрывно сплелись наши жизни. В. Немирович-Данченко».

Дом № 6 по Леонтьевскому переулку сохранился в полной неприкосновенности. Широкая лестница с точеными перилами. Синяя передняя с колоннами, с большим зеркалом, в котором оглядывали себя студийцы перед тем, как войти к Станиславскому. Сияющий тишиной и белизной «онегинский зал». Кабинет с макетом на столе, спальня, где возле постели стоит чемодан с рукописями последней книги. Леонтьевский переулок называется теперь улицей Станиславского.

Мария Петровна подробно описывает сыну последние часы и минуты Константина Сергеевича и ритуал похорон:

«Умер бедный, бедный папа 7-го августа в 3 ч. 45 м. дня, хоронили его 9-го в 5 часов дня на Новодевичьем кладбище, рядом с Симовым и Чеховым, без кремации. Эта троица начинала театр, и теперь все трое кончили свое служение искусству. Мне приятно и утешительно, что они вместе… До сих пор вся могила была покрыта венками — живыми и искусственными; образовался целый курган, а теперь живые венки высохли, а искусственные выгорели от солнца; надо посадить живых цветов и сделать холм, из дерна».

Через три недели после смерти Станиславского получен сигнальный экземпляр книги «Работа актера над собой». В авторском предисловии подчеркивается, что это — лишь начало единой многотомной книги, лишь опыт «работы над собой в творческом процессе переживания». Затем последуют «работа над собой в творческом процессе воплощения», специальный том, посвященный работе над ролью, и учебник упражнений для актера — «своего рода задачник».

Но создаваемая десятки лет «настольная книга драматического артиста» оборвалась в начале. — о воплощении роли на сцене, о работе актера с режиссером — создателем спектакля, о взаимодействии актера и зрителя Станиславский успел написать сравнительно мало. Он раскрыл первичные процессы работы актеров. Призвал их к правде, к действию на сцене, к осуществлению «основной, главной, всеобъемлющей цели, притягивающей к себе все без исключения задачи».

Книга «Работа актера над собой» вышла в октябре 1938 года — в самый канун сорокалетия Художественного театра. В этот день — 27 октября 1938 года — могила на Новодевичьем снова покрывается цветами. Мария Петровна пишет Игорю: «…были на кладбище: большой холм, на нем венок и хризантемы, принесенные в юбилейный день, вокруг холма стелется как бы ковер из зелени; на нем посажены молодые побеги, которые будут распускаться ранней весной; сегодня все уже запорошило снегом, это было красиво».

В Художественном театре идут и идут спектакли Станиславского. Под руководством Кедрова продолжаются репетиции «Тартюфа». Ученики завершат его, посвятят памяти учителя. Продолжат ту борьбу с ложными традициями, с «мольеровским мундиром», которую с такой зрелой убежденностью вел Станиславский за много лет до основания своего театра. Эту борьбу блистательно выиграл Топорков, исполняющий роль Оргона так, как мечтал исполнять — и исполнял — мольеровские роли сам Станиславский: с полной верой в своего героя и в невероятные обстоятельства его жизни, с теми блистательными находками, которые, возникнув в глубинах авторского образа, заново открывают этот образ зрителям. Так продолжаются поиски, так утверждается метод Станиславского в его театре. В том театре, где Владимир Иванович Немирович-Данченко работает над новым спектаклем «Три сестры», воплотившим совместный опыт. Молодые побеги прорастают в других театрах, в других странах — во всех осуществлениях устремлений Станиславского.

В статье, которую он готовил в 1938 году к юбилею Художественного театра, он снова говорил о вечной необходимости театра человечеству: «Театр — счастливец, он и в дни мира и в дни войны, в дни голода и урожая, и в дни революции и мира оказывается нужным и наполненным». Говорил об ответственности театра в Советской стране, об опасностях отхода от подлинной художественной правды. Кончил свое юбилейное напутствие словами о том, что в искусстве благотворны споры, борьба, — без них нет искусства, оно живет в спорах и вянет в спокойствии.

Последняя статья Станиславского была сдана в набор в июле 1938 года и вышла в свет после его смерти. Статья посвящена молодежи. Станиславский напоминает о страстности в работе, об упорстве и терпении. О том, что нужно научиться любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Последние строки этой статьи: «И никогда не успокаивайтесь над сделанным, помня, что возможность совершенствования в искусстве неисчерпаема».

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Владимир Семенович Алексеев — дед со стороны отца, рачительный хозяин большого наследственного дела. Мари Варлей — бабушка со стороны матери. «Г-жа Варлей… артистка второстепенная, но хорошей школы», — сообщалось в петербургской газете в сезон 1846/47 года.

«Мои родители были влюблены друг в друга и в молодости, и под старость. Они были также влюблены и в своих детей», — писал К. С. Станиславский.

Сергей Владимирович Алексеев Елизавета Васильевна Алексеева Дом Алексеевых на Большой Алексеевской улице в Москве (ныне — Большая Коммунистическая улица, д. 29). 5 января 1863 года здесь родился К. С. Станиславский Костя и Володя Алексеевы перед зимней прогулкой. 1860-е годы Фекла Максимовна Обухова, «няня Фока», вырастившая всех детей Алексеевых Зина и Нюша Алексеевы — Зинаида Сергеевна Соколова и Анна Сергеевна Штекер. Будущие «звезды» Алексеевского театрального кружка, верные помощницы брата Семья Алексеевых. Слева направо стоят: Борис, Владимир, няня Фекла Максимовна, Анна, Георгий. Сидят: Любовь, Сергей Владимирович, Павел, Мария, Елизавета Васильевна, Константин, Зинаида. Фотография 1881 года Костя Алексеев — гимназист Четвертой классической гимназии. 1876 г. Дом в Любимовке, с 1869 года принадлежавший семье Алексеевых Сцена и зал театра в Любимовке, построенного С. В. Алексеевым для детей. Константин Сергеевич в двадцать лет — служащий «Товарищества Владимир Алексеев», актер и режиссер Алексеевского кружка Педантичный чиновник, неудачливый жених Фрезе в комедии В. Крылова «Баловень» (1888) Японский принц Нанки-Пу в оперетте Сюлливана «Микадо» (1887); в роли Юм-Юм — А. С. Штекер

Десятки ролей сыграл Станиславский в Обществе искусства и литературы (1888–1898). Роли, сыгранные в первые же три месяца:

Барон («Скупой рыцарь» Пушкина) Дон Карлос («Каменный гость» Пушкина) Крестьянин Ананий Яковлев («Горькая судьбина» Писемского) Циничный делец Обновленский («Рубль» Федотова) Свадьба К. С. Станиславского и М. П. Лилиной. 5 июля 1889 года, Любимовка. Первый справа — С. И. Мамонтов.

В пьесах Островского Станиславский сыграл девять ролей