Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь - Алана Инош

Дверь с громыханием закрылась. Гость исчез, как видение горячечного бреда, но гребень остался на столе и блестел ярким пятнышком, будто тихий, светлый укор чьего-то кроткого взгляда. Островид с рыком смахнул его на пол и запустил пальцы себе в бороду.

Его взгляд зацепился за странный выступ в очертаниях гребня на сумрачном полу. Безобидная женская побрякушка таила в себе лезвие, которое при падении выскочило из потайного углубления. Клинок, с виду совсем игрушечный, оказался острым как бритва: на подушечке большого пальца бывшего градоначальника проступила тёмная, точно вишнёвый сок, капля. Сперва безумная радость озарила душу узника дикой молнией: поднять шум, а когда придёт охрана, всадить этот ножичек кому-нибудь в глаз… А дальше? Свобода?

«Пустота», – ответили заплесневелые стены, разливая во рту Островида затхлый вкус сырых кирпичей. И ненастная ночь была того же мнения.

Костляво-морщинистые пальцы с острыми по-птичьи ногтями, пересчитавшие немало монет на своём веку, занимались теперь счётом других блестящих круглышей – пуговиц на расшитом бисером зарукавье, под которым натужно бугрились тёмные извилистые вены запястья.

На каменный пол закапала кровь.

***

Пальцы Берёзки сучили и свивали в нить сгусток света, который вырвался у неё из груди, стоило ей лишь вспомнить кровь на своём подоле и оледеневшее тело Первуши. Пристроив сияющее облачко вместо кудели, Берёзка творила пряжу, какой ей ещё никогда не доводилось прясть.

– Ох, сыночек Первушенька… Ни голбца от тебя не осталось, ни могилочки… Ни косточки, ни завиточка волос кучерявого! – стоя у окна, горестно вздыхала свекровь. Её глаза не просыхали ни на миг, и под ними уже набрякли красные мешки.

Берёзка не плакала. Вместо погребального вытья она трудилась над новой волшбой, рождённой из разлома её собственной души, а готовые светящиеся моточки опускала в кувшины с маслом. Чёрный кот, похожий на бабушкиного Уголька, урчал и тёрся о ноги тёплым боком, но молодой чародейке в новеньком вдовьем платке некогда было приласкать пушистого мурлыку: её пальцы занимались созданием оружия. Холодные лапки озноба бегали по её коже, а низ живота тревожно поднывал, но неважное самочувствие не стало поводом для безделья.

– Охти! – приглушённо вскрикнула Милева, что-то или кого-то увидав в окно.

– Что там, матушка? – не отрываясь от работы, спросила Берёзка.

– Сам воевода приехал! – был испуганный ответ.

Владорх обещал прислать колымагу, но вместо этого прибыл сам. Следом за ним в дом вошли, топоча сапогами и бряцая оружием, несколько дружинников, а последним появился Соколко, который уже успел помыться и переодеться в новый кафтан.

– Соболезную, матушка, – первым делом поклонился воевода матери Первуши, после чего отвесил поклон и Берёзке. – Процветания тебе желаю, мастерица-кудесница. Как твоё здоровье?

– Лучше, господин, – ответила Берёзка, вставая с места. – Вот, маслице для тебя и твоих воинов готовлю. Одна его капля на зажжённый светоч – и яркая молонья обеспечена. Конечно, поменьше той, что у меня в первый раз вышла, но глаза супостата на какое-то время она ослепит, и вам будет легче с ним справиться. Тучи тёмные, для солнца непроницаемые – не простые, волшба сильная за ними чувствуется. Это, думаю я, вражеских рук дело: видать, сумрак навиям больше люб, нежели день ясный.

Воевода заглянул в кувшины, и отблеск вечерней зари, лившийся из их горлышек, заплясал на его лице.

– А попробовать можно? – спросил начальник дружины. – Чтоб поглядеть, как оно будет.

– Пробуй, господин, только осторожно. – Берёзка окунула лучину в масло и протянула её Владорху, после чего предупредила всех, кто стоял поблизости: – Глаза прикрывайте.

Воевода, заслонившись широкой ладонью, опасливо поднёс промасленный кончик лучины к огню лампы. Пых! Даже сквозь сомкнутые веки свет резко и колюче ударил по глазам. Проморгавшись, Владорх одобрительно протянул:

– Да… Знатная молонья. Вот только как бы нас самих она не ослепила! Ну да ладно, что-нибудь придумаем.

Он задумчиво любовался Берёзкой с затаёнными в уголках глаз ласковыми лучиками улыбки, хотя губы его оставались суровыми. Смущённая его взором, та поспешила добавить:

– И вот ещё что, господин мой Владорх. Назрела надобность призвать на помощь Белые горы. Издавна наши земли спиной друг к другу стояли, но на пороге общей беды самое время повернуться лицом. Четверо моих сестёр по ремеслу хотели закрыть проход в Навь, дабы не дать разразиться кровопролитию, но не удалось им это, погибли они. Я приняла их завет – довести дело до конца. Сёстры-ведуньи пытались не допустить навиев к нам, но, поскольку те уже здесь, надобно хотя бы тёмную пелену с неба убрать. Я вижу, что корни сей великой тьмы тянутся за пределы нашего мира – в Навь, и ежели проход закроется, пуповина, питающая тьму, пересечётся. И снова станет светло.

– Правильно! – пылко поддержал Соколко. – Зенки у навиев к яркому свету уж больно непривычные, и сражаться им станет несподручно. Вот тут-то мы и зададим им жару!

– Всё это так, но Белые горы-то тут при чём? – нахмурился воевода. – Ежели кто-либо из нас – они иль мы – границу перейдёт, это будет означать объявление войны. Так в древнем договоре прописано.

– Договор тот давно нарушен, господин, – сказала Берёзка. – Известно мне, что граница пересекалась, но войну никто не объявил. Дарёна, девица из нашего Воронецкого княжества, попала в Белые горы и даже обручилась там с женщиной-кошкой.

– Не слыхал про такое. Но даже ежели ты предоставишь неопровержимые доказательства сего, отпустить тебя в Белые горы я не могу, – покачал головой Владорх. – Ты нужна нам здесь.

– Так масло-то на что?! – позабыв о почтительности, вскричала Берёзка: в нутро ей вгрызались беспокойные буравчики отчаяния. – И пряжу оградительную я вам оставляю. Хоть и не вечна её сила, но хватит надолго! У вас есть всё, чтобы сдерживать врага продолжительное время, а я постараюсь как можно скорее привести помощь. Я чувствую… нет, я знаю, дочери Лалады не откажутся нам помочь, ибо грозит им та же беда – нашествие ночных псов! А уж их-то чудесное белогорское оружие сможет противостоять оружию навиев. Найдётся там и новая четвёрка сильных, чтобы закрыть проклятый Калинов мост…

– Прости, не могу.

Владорх выпрямился, сверкнув посуровевшими глазами, и властным знаком велел дружинникам следовать за ним на улицу. В дверях он приостановился и сухо бросил через плечо: