История влюбленного демона - Гала

Мы почти не разговаривали друг с другом. Да это было и не нужно. Я знала, что Гаут чувствовал все, что испытываю я. Стоило мне неосторожно задеть ножом палец, как он появлялся, молча накладывал на ранку какую-то мазь, и уходил. А утром от пореза не оставалось и следа. Когда обессилевшего Джона надо было обтереть теплой водой или повернуть, Гаут так же молча приходил мне на помощь. Джон был рослым мужчиной, и хотя болезнь высасывала из него все соки, мне трудно было поднимать его. Гаут делал все, чтобы я могла отдохнуть. И однажды, когда Джон уже лежал без сознания, он просто отстранил меня от постели мужа и, не глядя на меня, сказал: «Иди, отдохни. Я сам посижу с ним».

— Я заснула, как только легла. Спала я недолго, так как мне надо было совсем немного времени, чтобы выспаться. Тихонько подойдя к комнате, где лежал Джон, я с удивлением увидела, что из-под двери пробивается какой-то необыкновенный, белый свет. Притаившись у двери, я услышала, как кто-то тихо произносит на необычном, но почему-то понятном мне языке:

— О Сущный! Помоги ей! Слишком длинна дорога страданий, которую предстоит ей пройти! Я готов отдать одно из своих воплощений, чтобы облегчить ее участь.

Я замерла. Больше всего меня тогда поразило, что я понимаю чужой язык, который никогда не слышала раньше. Дальше, как я не прислушивалась, не было слышно ничего, хотя тихий голос Гаута звучал еще долго. На цыпочках я отошла от двери, прошла в свою комнату и просидела там без сна до рассвета.

А утром, когда я зашла в комнату Джона, то не поверила своим глазам! Муж не только пришел в себя, но и, улыбаясь, полусидел, опираясь на подложенные под спину подушки! Ему явно было лучше. Гаут стоял рядом и держал его за руку. Хотя я знала, что он не спал всю ночь, ни усталости, ни утомления не было на его лице. Почувствовав, что я смотрю на него, впервые после того, как мы поняли друг друга, Гаут взглянул мне прямо в глаза. В них была любовь и печаль. И я поняла: теперь он уйдет.

Дальше для меня все происходило, как в тумане. Я улыбалась быстро поправлявшемуся Джону, готовила лекарства, деловито отдавала распоряжения по хозяйству, отвечала на вопросы и давала советы своим пациентам. Но делала все это чисто машинально. Я знала, что Гаут уйдет, и для меня погаснет свет. Пусть солнце встает каждый день, небо по-прежнему сияет голубизной, пусть поют птицы, и светит луна, жизнь для меня кончилась.

Он, которого я ни разу не поцеловала, подарил мне любовь и страдание. Я знала, что, сколько бы ни довелось мне прожить, я не забуду его, не забуду то неизъяснимое чувство, которое судьба дала мне. И я знала другое: так, как было до встречи с Гаутом, больше никогда не будет. Та жизнь умерла, как умерла женщина, не знавшая любви.

Я не знала точно, когда он уйдет. Он не говорил об этом даже Джону, который теперь уже мог не только выходить из дома, но и потихоньку заниматься делами. И хотя муж всем рассказывал, что я спасла его своим лечением, я знала, что жизнь ему подарило не мое искусство, а Гаут. Я не знала тогда, кто такой Сущный, к которому он обратился с просьбой помочь. Но догадывалась, что в моей жизни появилось нечто абсолютно новое, неведомое мне ранее.

Я до сих пор помню ту ночь. Как будто не прошло с того времени почти триста лет, — печально улыбнулась Жрица. — В этот день я устала и довольно быстро заснула. Сон, который мне приснился, объяснил все. Я увидела Гаута в необычной одежде, которая напоминала римскую тогу. Он стоял на берегу заросшего камышом озера. Я узнала это место. Озеро называли «Индейским», потому что оно служило как бы незримой границей между поселениями белых и владениями индейцев. Лицо Гаута было торжественным и строгим. Но глаза его смотрели на меня с такой печальной любовью, что даже во сне я замерла от счастья.

Потом он закрыл глаза и вытянул вперед руки. Неяркий свет озарил их, заструился слоями, и на ладони Гауту легла моя Книга. Она продолжала светиться голубоватым светом.

Открыв глаза, он протянул книгу над водой.

— Слушай, Джина и запоминай, — сказал Гаут, не разжимая губ. — Я много странствую во Вселенной. И я должен был найти тебя. Теперь твоя жизнь переходит в иное качество. Тебе суждено пройти все дороги познания и достичь высшей ступени Просветления. Ты будешь помогать людям, вести их к Посвящению. И вместе с тобой они умножат силы магии, оберегающей их. Сколько знаний, жизней и судеб собрано здесь, — он поднял вверх Книгу, — столько придет магических сил. Я добавляю в нее мудрость Узнавших Суть Вещей. Каждый, кто придет к Просветлению, пройдет Посвящение у светлой воды. И Книга примет его.

Он протянул мне книгу, которая теперь погасла и выглядела как обычно. Но я заметила, что она стала толще и тяжелей.

— Все остальное ты узнаешь из Книги, — мягко сказал он.

Я не могла выговорить ни слова. Самое главное, я поняла тогда, что полюбила бога. И неважно, что это за божество, главным тогда для меня было, что я вижу его в последний раз. И Гаут понял мои мысли. Чуть нахмурившись, он опять посмотрел на меня ласково и печально.

— Прости меня, — тихо сказал мой необычный возлюбленный, теперь уже по-настоящему, губами. — Раз в сто лет я могу подарить чувство любви смертной женщине. Но мы встретились слишком поздно. Мы не могли бы встретиться в следующие сто лет. И теперь сердце мое полно любви, но дать ее тебе счастье я не могу.

— Ты уже дал мне его, — ответила я, не ощущая слез, заливавших мне лицо. — И какие бы страдания не принесла мне любовь, я никому не отдам ее. Я люблю тебя. И благодарю за счастье испытывать это чувство.

Еще секунду он смотрел на меня и взгляд его, как нежный луч, гладил меня по лицу, коснулся губ…

Филлис, замерев от волнения, не спускала глаз с Верховной Жрицы. А та замолчала, опять задумавшись надолго.

Наконец, очнувшись от прекрасных и печальных воспоминаний, она взглянула на свою слушательницу.

— А потом? Что было потом? — шепотом спросила Фил.

— Когда я проснулась, то увидела свою книгу, лежащую рядом со мной.

— А он? — с замиранием сердца спросила Филлис. — Ты больше его не видела? Никогда?

Жрица покачала головой.

— Потом я выполняла то, о чем он сказал мне. Я училась и учила, совершенствовалась сама и учила совершенствованию других. Когда мой земной путь закончился, я попала в монастырь, где среди многих Жриц, была признана Верховной. Огненное сердце Демчок, полное любви, стало моим алтарем.

— А теперь? Что с тобой будет теперь?

— Мне предстоит еще не одно перевоплощение. — Жрица опять вздохнула. — Но вряд ли я сумею сотворить в себе ту бесстрастность и отрешенность, которая требуется, что достичь вершины. Для этого надо отказаться от волшебного дара любви. А любовь — неугасающий огонь в моем сердце. Я говорю теперь свободно — не как Верховная Жрица, а как обычная женщина. Сейчас я могу это позволить себе.