Братья. История масонства в России - Наргиз Асадова

Н. АСАДОВА: Но они… Они с ним познакомились еще в России.

Л. МАЦИХ: В Москве, конечно, да, в Москве, в больнице отца ее, Алексея Ивановича, великого врача-хирурга — масона, кстати, выдающегося. Но он врач, он не деятель Серебряного века. Но по духу своему он истинный масон, гуманист, и они с Осоргиным очень сочувствовали друг другу и нравились друг другу. Поэтому, ну, со стороны отца было полное благоволение на такой брак.

Н. АСАДОВА: А с кем из деятелей, известных деятелей Серебряного века Осоргин дружил? Кстати говоря, нам Петр почему-то пишет, что не ОсоргИн, а ОсОргин правильно произносить.

Л. МАЦИХ: Правильно произносить ОсоргИн. С кем он дружил — да он дружил потихоньку со всеми. Он вообще был человек неконфликтный, и врагов-то, собственно, он и не нажил.

Н. АСАДОВА: Ну, имеется в виду, с кем он общался из известных нам, вот, фамилий Серебряного века.

Л. МАЦИХ: Практически со всеми, с кем я Вам перечислил. Но вот в эмиграции, если говорить о французском периоде его жизни, он дружил с Адамовичем, он дружил с Ходосевичем, он дружил с Вячеславом Ивановым, которые все во Франции оказались, с Одоевцевой Ириной, которая была супругой Иванова, с Замятиным — со всеми этими людьми он был близок. С Куприным и Буниным, которые были метрами, меньше. И дружил он с Набоков. И их жены — жена Набокова Вера Слоним и Татьяна Алексеевна Бакунина, потом в замужестве Осоргина — они дружили между собой. И с Набоковым у Осоргина была такая интересная дружба, они все время пикировались, так, подкалывали друг друга. Но очень с симпатией друг к другу относились. Кстати говоря, Набоков, большой сноб и такой, эгоцентрик, прочел роман «Ситцев Вражек», который составил славу Осоргину, он сказал: «Вот, в России явился новый гений».

Н. АСАДОВА: Кстати говоря, о романе «Сивцев Вражек». Ведь это тоже роман, связанный как-то с масонами, правильно?

Л. МАЦИХ: Ну, опосредованно. Прямо связан с масонами роман «Вольный каменщик» — практически автобиографический, где, вот, он описывает этого казанского чиновника Егора Тетехина, это практически его альтер-эго. «Сивцев Вражек» — это такое, очень необычное для русской литературы повествование о человеке, который, как бы, хочет быть вне политики, но все время в нее вовлечен. И он имеет несчастье жить во время перемен. Ну, он профессор-орнитолог, который весь в своих птичках, милейший человек и чудесные родственники у него, но жизнь вокруг такая, вот, ужасная. Но тем не менее, общий строй романа, он настолько прекрасный и светлый — я горячо рекомендую нашим слушателям. И он полон такого искреннего сочувствия, чудесной такой, легкой, незлобной иронии по отношению к персонажам, что действительно, это роман — настоящий шедевр. Кстати говоря, он сразу сделал славу Осоргину, и он как-то из ничего стал выдающимся русским писателем. И роман был переведен на девять языков. После чего он очень поправил свое материальное положение. И это позволило его жене стать историком масонства. Там, она об этом всегда мечтала. Не без влияния, конечно, своего супруга, которого она обожала и уважала. И она стала выдающимся историком русского масонства. Она составила словарь, который до сих пор никем не превзойден, и она стала руководителем Андрея Серкова, который сейчас составил энциклопедический словарь российского масонства, уже в наше время. И вот она была такой, ходячей энциклопедией российского масонства до последних дней своей жизни — она умерла в 1995 году.

Н. АСАДОВА: Да. Долго прожила.

Л. МАЦИХ: Долго, долго.

Н. АСАДОВА: Кстати, Осоргин сам прожил довольно долгую жизнь — в 42-м году он умер.

Л. МАЦИХ: Он умер в 42-м, тоже достаточно долго он жил. Если бы не война Вторая мировая, он бы жил еще — он был человеком отменного здоровья и следил за собой, но фашизм его абсолютно подкосил, именно как, вот, явление…

Н. АСАДОВА: Как веру в человечество?

Л. МАЦИХ: …расчеловечивания, да. Он не утратил веры в людей, но вот этот ужас, который стал твориться в цивилизованной Европе, это на него нагнало ужасающую совершенно тоску, и он… Он, кстати, только в 37-м году отказался от советского паспорта. Но в 37-м, когда доходили уже совершенно чудовищные слухи о том, что творилось на социалистической родине, он этот паспорт сжег.

Н. АСАДОВА: Когда мы готовились к передаче, мы долго искали здание, которое было бы связано с Михаилом Осоргиным, ну и конечно же, мы остановились на доме в Ситцевом Вражке, дом под номером 7/17. Что это за дом, чем он знаменит?

Л. МАЦИХ: А в этом доме живет, вот, этот самый профессор орнитологии, его внучка, там разворачиваются все эти замечательные события. Я не хочу даже пересказывать сюжет этого великолепного романа, а от души желаю и призываю наших слушателей его почитать.

Н. АСАДОВА: Да, ну, мы отправили, естественно, к этому дому Алексея Дурново, который пытался выяснить, что же знают прохожие об этом замечательном месте.

А. ДУРНОВО: Имя Михаила Осоргина, а тем более, его дома в Сивцевом Вражке людям ничего не говорит — ни в самом переулке, ни поблизости знатоков русской истории, журналистики или литературы начала ХХ века не нашлось. Впрочем, прохожие с любопытством слушали мои рассказы об этом человеке, и каждый находил в его биографии что-то свое. Вот, Наталья, например, зацепилась за слово «литература» и поделилась своими мыслями на предмет того, каким должен быть настоящий писатель, особенно если он живет в такое трудное время, в которое выпало жить Осоргину.

НАТАЛЬЯ: Насколько человек морально устойчив… Вообще, обычно поучать должен чему-то, каким-то моральным ценностям, и т. д., и т. п. Ну, например, та же самая любовь, дружба, какое-то отношение к окружающему обществу, к животным и т. д. Какие-то примеры жизненные — тоже же жизненному опыту учимся из книг, по большому счету; многого родители не расскажут.

А. ДУРНОВО: Галина, в свою очередь, зацепилась за слово «журналист». Точнее, за тот факт, что Осоргин оказался в числе основателей Союза журналистов. Создание такого сообщества пришлось моей собеседнице по сердцу, и она сразу заговорила о том, что это хорошо и правильно.

ГАЛИНА: Профессионалы должны между собой, наверное, как-то общаться и отсеивать, чего не нужно. По идеи. А без идеи все происходит по-другому. Многого мы, предположим, не знаем, а журналисты, они все-таки вездесущи, они информацию какую-то новую дают — мы же должны ее пережевать, переварить, а если мы ее не знаем, кто будет переваривать?

А. ДУРНОВО: Для остальных ключевым стало слово «политика». Это понятие, считают многие, несовместимо ни с литературой, ни, более того, с журналистикой. Впрочем, Дионис все же считает такое совмещение возможным, хотя и призывает совмещающих быть осторожнее.

ДИОНИС: Каждый для себя должен решать, насколько это для него будет совместимо. Но опять же, мне кажется, что политикой, в принципе, может заниматься любой, у кого к этому есть и призвание, и понимание, что это будет гармонично и для него, и для тех, кому он сделает пользу. Все в жизни влияет взаимозависимо. Поэтому наверное, в какой-то степени, может и пересматривать какие-то взгляды.

А. ДУРНОВО: А вот Антон уверен, что призвание писателя — жечь глаголом сердца людей, и заниматься политической деятельностью, тем более, в партии, из которой выходят террористы, для серьезного литератора неприемлемо.

АНТОН: Жизненные выводы стоит делать из книжек — больше некуда, можно брать из жизни, можно брать из книжек. Я думаю, что книжки должны отчасти жизнь отражать, поэтому, пожалуй, это в каждом случае напуствие будущему. Я не думаю, что в политике, вообще, что-то может быть на пользу, и наборот, делается с корыстной целью. А настоящий писатель никогда не перейдет до такого уровня.

А. ДУРНОВО: Короче говоря, мнений по поводу фактов биографии Осоргина было много. За оценкой, которую люди ему давали, как-то совершенно терялось то, что о самом этом человеке они узнавали от меня. Почему информацию об этом талантливом журналисте и писателе стерли из людской памяти, вопрос философский. Зато его поступки людей равнодушными не оставляют.

Н. АСАДОВА: И это была московская улица.

Л. МАЦИХ: Ну, не так плохо.

Н. АСАДОВА: Да ладно!

Л. МАЦИХ: Ну а чего?

Н. АСАДОВА: Вы заразились гуманизмом от Осоргина, я поняла.

Л. МАЦИХ: Ну а как же? О ком рассказываешь, значит, вот, тот дух над тобой и витает. Осоргин бы их ничуть не осудил, а с такой, с мягкой своей улыбкой сказал: «Ну, все люди, все человеки». Об Осоргине совершенно недавно узнала русская читающая публика. Он же не был окутан такой, знаете, славой оппозиционера…