Наследие чародея - Сара Зеттел

— Я сказал это, потому что не хочу, чтобы вы отвечали на мою симпатию только из-за магических сил. — Сакра встал перед Бриджит. — Какие бы чувства вы ко мне ни питали, я хочу, чтобы они были искренними и исходили из самого сердца.

Он был совершенно серьезен и спокоен, но за его словами крылось что-то большее. Робкая надежда. Бриджит вдруг почувствовала, что все слова и даже мысли оставили ее в эту минуту.

И тут тишину резко прервали звуки торопливых шагов и крик Беюль.

— Агнидх! Агнидх!

Дверь распахнулась, и Беюль буквально влетела в комнату. Сакра устремился ей навстречу и схватил ее за руки. Беюль протараторнла что-то на родном языке, на что Сакра ответил коротким словом — так резко, как произносят лишь проклятья.

— Что случилось? — спросила Бриджит.

Сакра обернулся. Лицо его было мрачнее тучи.

— Калами. И императрица. Они исчезли.

* * *

Дверь за подлым Сакрой и вероломной Бриджит закрылась, и постепенно воцарилась тишина. Императрица открыла глаза. Над ней склонилась Прафад, верная Прафад. Ну конечно, только она с ней и осталась.

— Воды, — попросила Медеан, тронув фрейлину за руку. — И чего-нибудь поесть…

— Сию минуту, Ваше Величество, — отозвалась фрейлина слегка удивленно, но вопросов задавать не стала, а поспешила выполнить приказ госпожи.

Прафад никогда не забывала о своих обязанностях.

Медеан снова закрыла глаза и напрягла тело, чтобы сесть. Никто больше не помнит своих обязанностей, кроме Прафад. Все остальные ее бросили. Все. Живые и мертвые — все покинули ее, и теперь она знает, как она одинока. Нужно было бы догадаться об этом раньше. Но она была слепа, вот в чем ее ошибка. Всю жизнь она хотела верить, что люди будут с ней до конца, что они останутся верны своим клятвам. Теперь-то ясно, что это не так, но уже слишком поздно.

Они забрали у нее ключи. Медеан встала. Они хотели запереть ее здесь, слабую и одинокую. Но неужели они думали, что замки Выштавоса не послушаются ее прикосновения?

Медеан сплюнула на пальцы и нарисовала на замке двери, ведущей в сокровищницу, магический знак. Механизм повиновался, и дверь с легким щелчком отворилась. Медеан взяла лампу и вошла в комнату. Затем закрыла за собой дверь и проверила, защелкнулся ли замок.

«Тыпроиграла, — смеялся далекий голос Жар-птицы. — Ты проиграла, старуха, и скоро они придут за тобой. И тогда ты окажешься под замком, а я буду на свободе!»

— Нет, — сказала Медеан и повернулась к Модели Миров. Какая все-таки вещь! Сколько труда, сколько мастерства… Она служила императорам Изавальты добрую сотню лет.

Медеан поставила лампу на стол, взяла посох с серебряным набалдашником, что стоял возле двери, подняла его высоко над головой с размаху опустила в самую середину Модели. Потом еще и еще раз. Осколки разлетались во все стороны. И снова удар! И еще!.. Пока от Модели Миров не осталось ничего, кроме груды искореженной проволоки и поломанных шестеренок.

Покончив с этим, Медеан сорвала шелковое покрывало с большого серебряного зеркала, стоявшего в дальнем углу комнаты. В него она завернула небольшое зеркальце в золотой раме, золотой замочек с серебряным ключом и стеклянную фляжку с водой из семи источников. Если Калами не врал, один из этих источников находился возле маяка Бриджит Ледерли.

Медеан обвязала получившийся узел вокруг пояса, словно какая-нибудь уличная торговка, после чего наклонилась, открыла люк в полу и, захватив с собой лампу, стала спускаться к Жар-птице.

«Выпросто разочарованная женщина, которая слишком долгоизводила себя за то, что когда-то влюбилась».

Колени Медеан задрожали, подогнулись, и она неуклюже уселась прямо на ступеньки.

Неужели это правда? Разве это может быть правдой? Нет, конечно, нет. Дочь Аваназия — такая же, как и все остальные. Она ничего не знает, а понимает и того меньше. Ею завладела Ананда. Ананда и Сакра переманили ее.

И все-таки она — дочь Аваназия, и она должна была спасти Изавальту, а не осуждать Медеан. Она дочь Аваназия, и в глубине ее души должно быть его понимание.

Впрочем, дело не в этом. Все дело в том, что кровь ее матери, чужестранки, помутила ей разум. А чего еще следовало ожидать? Что взять с девчонки-полукровки! Нужно было учесть это раньше, до того как возлагать на нее последнюю надежду, до того как истратить все силы… Как же долго она ждала ее появления! Ждала, пока не удостоверилась, что пришла крайняя нужда. И вот тогда-то Бриджит ее и обманула.

«Она сказалаправду», — засмеялась Жар-птица.

— Нет.

«Ты просто этого не видишь. Ты разучилась видеть правду».

— Нет!

«Они придут за тобой, Медеан. Они знают, где ты. Они придут за тобой, и я буду свободна. И знаешь, что я решила сделать? Я решила сказать им, чтоб они отдали тебя мне, а иначе я спалю весь мир».

— Прекрати, — прошептала Медеан. — Пожалуйста, не надо.

«Выпусти меня. Только так ты еще можешь спастись. Выпусти меня».

Медеан закрыла лицо руками и затряслась от слишком долго сдерживаемых рыданий. Как они могли с ней так поступить? После стольких лет! Калами… Она так ему верила, а он, оказывается, только ждал момента, чтобы предать ее. А Бриджит! Бриджит, ее последняя надежда, кричала на нее, обзывала, забыв о том, какая кровь течет в ее жилах! Сын, ее родной сын, предпочел собственной матери эту маленькую ведьму… Столько лет борьбы, бескорыстного служения — и все ее бросили…

Медеан медленно подняла голову. Они бросили ее. Предали. Ни один из этих трусов и подхалимов, которых она возвысила до своего двора, чье счастье она вылепила собственными руками, палец о палец не ударил, чтобы помочь ей в борьбе с врагами. Они сбежали даже раньше, чем все остальные. Что ж, они за это поплатятся!

«Сжечь их всех!»

— Да, — Медеан встала. Колени больше не дрожали, слезы высохли. — Сжечь их всех.

Железная дверь была не заперта, только прикрыта, и на этот раз подалась легко. Медеан секунду постояла на пороге, купаясь в блаженном тепле, словно ребенок — в первых лучах летнего солнышка.

— Они за все поплатятся.

Словно во сне, Медеан направилась к клетке. Жар-птица припала к ее дну, с надеждой вытянув шею и полурасправив крылья. Она ждет. Она готова отомстить им.

В клетке не было двери в прямом смысле слова. Аваназий запер своей жизнью, а Медеан запечатала своей кровью. Только кровь могла открыть ее. Медеан вцепилась в прутья.

Бриджит будет первой. Ее предательство было самым подлым, ибо она предала не только Медеан, не только Изавальту, но и память своего отца! Она сказала, что Медеан готова была убить своего сына. Своего собственного сына… Но ведь она лишь хотела защитить его! А потом поняла, что только смерть может защитить его как следует…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});