Любовь против (не)любви - Салма Кальк

и о том, что ему хочется, знал не так уж и много. Но — был готов служить своему королю.

Правда, по первости он думал, что некромант нужен королю чисто для работы, так сказать, по специальности. Ну там — разговорить какого-нибудь покойника, например, чтоб рассказал, кто и зачем его убил. Или — куда он дел сокровища. Или — узнать какую-нибудь важную тайну. Или — наоборот, сохранить важную тайну, то есть — сделать так, чтоб человек её сохранил. Да просто убить неугодного, чтоб следов не осталось. Это же легко.

Но — король не искал лёгких путей. И дарования Жиля были ему нужны не напрямую, но — опосредованно, потому что некроманты — мастера скрытности и тайны. Плюсом оказалось, что Жиль не просто умелый боец, но — может не только убить, но и отлично напугать, а этого бывает достаточно. А иногда и более ценно. С убитого дурака или подлеца что взять? Почти ничего. А за пуганого, говорят, двух непуганых дают.

Зато пользоваться знаниями Жиля король не стеснялся совершенно. Раз уж так вышло, что Жиль с детства, можно сказать, рос среди посланников, деликатных дел и острых международных вопросов, которые решались то по соглашению, а то и в бою — видимо, ему судьбой было решено пойти на тайную службу его величества. И — он справлялся.

Языки в помощь, и всё то, что за свои двадцать с небольшим Жиль успел узнать о ситуации на берегах Срединного моря. О неверных, где хватало и искусных магов, и одарённых простецов. О высокомерных арагонцах, которые больше простецы, чем маги. Об империи германцев, разношерстной, что лоскутное одеяло, и тамошние властители тоже хотели богатства и морских путей к нему. О контрабандистах, пиратах, авантюристах и разбойниках всех мастей. А Жиль ведь мог не только напугать или убить, он ведь умел и очаровать, и втереться в доверие, и голову заморочить — бывало, сам изумлялся, как у него всё это выходит. Но — он был согласен с Жилем-старшим, принцем Роганом — если есть задача, то решение найдётся. Как пела госпожа Лика — «воздух выдержит только тех, кто верит в себя». Старшего Жиля выдерживал вполне, всю его долгую и интересную жизнь, так чем же он, младший Жиль, хуже? Да ничем! Ну подумаешь, не стихийник-универсал, а некромант, ну да и ладно. Некромант-то на диво сильный и умелый, это вообще редкость — чтобы оба родителя некроманты, а у Жиля как раз тот случай.

Отца Жиль любил безусловно и безмолвно — не было в нём слов, чтобы это выразить, хоть вообще он за словом в карман не лез никогда. Просто… это есть, и всё. Основа мироздания. Отец не имел ни громких титулов, ни больших владений, но один только перечень его друзей дорогого стоил. К его услугам прибегали и Великий герцог Фаро, его милость Морской Сокол, и короли Франкии, и кое-кто из государей неверных, и германский император, и некоторые из высшего дворянства Арагонии. При этом он до самого последнего времени жил у Саважей, а Зелёный Замок, владения де Риньи, навещал изредка — для того, чтоб немного присмотреть за хозяйством. И только объявившаяся матушка смогла воодушевить его зажить собственным домом.

О матери Жиль до двадцати лет не имел никаких точных сведений. Отец, когда Жиль спрашивал, только молчал и улыбался, и говорил — твоя мать, мальчик мой, лучшая из женщин. И никогда не называл её имени.

Жиль долго думал, что мать умерла, рожая его — это часто случалось, тем более, он — некромант с рождения. Если она была из простецов — то очень распространённый случай. Но тогда почему отец ничего об этом не сказал? Став постарше, Жиль придумал другую версию, согласно которой его мать была знатной и влиятельной дамой, не устоявшей перед обаянием его отца, и Жиль — её внебрачный ребёнок. Уж конечно, она не могла признать его, и была вынуждена молчать. Он выдумывал себе совершенно невероятных матерей, полагая, что отцу ничего не стоило очаровать любую. Да он и видел, как это происходило, но так же хорошо видел, что ни одна из женщин, встречавшихся на пути Марселя де Риньи, не задевала ни сердца его, ни души.

А потом, в день представления Жиля ко двору, что-то случилось — он и не понял, что именно — но в столичном доме Саважей объявилась строгая неулыбчивая дама, вдовствующая герцогиня де Линь. Она была… не похожа ни на кого, вот, эта госпожа Жийона, в девичестве д'Андрие де Нериньяк, внучка маршала Шамбора. Не самая красивая — бледная и суровая, очень сдержанная — не чета госпоже Лике, которая готова всех обнять, а если набедокурил — то сначала дать по лбу, а потом всё равно обнять. Но отец сидел рядом с ней, смотрел ей в глаза, держал её за руки — и изумлённый Жиль понял, что чего-то не знал и об отце, и о жизни в целом. А потом ещё и оказалось, что суровая дама — его, Жиля, матушка!

Он тогда, помнится, мог только разевать рот и смотреть. А потом опомнился, поклонился и вышел. Если люди так смотрят друг на друга — то их нужно оставить одних, даже если ты, как оказалось, сын этих людей.

И закрутилось — разом с матушкой в жизнь Жиля вошла сестрёнка Марибель де Линь — её нужно было отдать учиться в Орден Света. Жиль сам это сделал — потому что и отцу с госпожой Жийоной было немного не до того, да и он там накоротке со всеми, и лучше него никто не сможет объяснить магистру Асканио, что это за девица и зачем её в школу, и не убедит мастера Гильермо, бывшего десять лет наставником Жиля, что эту девицу непременно нужно взять в индивидуальное обучение именно ему. Сестрёнка прожгла мастера суровым взглядом и продемонстрировала отличный уровень силы и владения ею — для пятнадцати-то лет, и была безоговорочно принята. Сказала, что жить будет там же, в школе, ей так удобнее, потому что… потому что.

Это уже позже Жиль разобрался, что с родным братом у Марибель не сложилось хороших отношений — он её не любил и боялся из-за силы, но хотел, оказавшись главой семьи, просватать её за кого-то из друзей. И очень обиделся на мать, которая не позволила этого сделать, а на единоутробного брата просто обиделся, на сам факт его существования. Как это — у него и такой брат,