Золотое время - Айзек Азимов

Внезапная догадка ошеломила Жерома Боска, как удар по голове.

— Вы… вы больны? — с трудом проговорил он. Другого он не осмелился сказать. Во всяком случае, не здесь, при шофере, при Фреде Харди.

— Нет, нет, нет, — зарыдал голос. — Не это… не это… хуже. Это ужасно! Не надо… ни в коем… Я… я жду.

— Не надо чего?

— Не надо уезжать, — отчетливо произнес голос и тут же смолк, словно убитый последним, невероятным, отчаянным усилием.

Жером Боск все еще опирался грудью о спинку переднего сиденья. По лбу его струился пот. Трубка выскользнула из руки, дернулась и повисла, раскачиваясь на коротком шнуре, то ударяясь о металл щитка, то задевая колено шофера.

— Вы кончили? — спросил тот.

— Да, кажется, — ответил Жером Боск почти шепотом.

— Ну и хорошо, — сказал шофер и положил трубку на рычаг.

Реактивный самолет пронесся очень низко над шоссе.

— Вы, кажется, нервничаете, мсье Боск, — заметил Фред Харди.

— Нет, ничего, — проговорил Боск. — Это пустяки.

Он думал: «Я еще никуда не улетел. Я могу раздумать. Сказать, что меня отозвали. Важное, срочное дело. Перенести все на завтра».

— Воздух Нассо пойдет вам на пользу, мсье Боск, — сказал Харди. — Суета больших городов плохо действует на нервы.

— Куда подъезжать, к «отлету» или «прилету»? — спросил шофер.

— К «отлету», — ответил Харди.

Машина остановилась у тротуара. Наклонившись вперед, Жером Боск увидел на счетчике трехзначную цифру. Харди расплатился. Стеклянные двери аэровокзала автоматически распахнулись перед ними. Они миновали очереди у окошек регистрации пассажиров и вошли в маленькую скромную комнату. Жером Боск сунул руку в левый внутренний карман пиджака, туго набитый документами — паспортом, билетами, чеками, визой и письмами. Формальности заняли несколько минут.

— Нет, не сюда, — остановил его Харди, когда Жером Боск направился к большой лестнице. Он подвел его к узкому коридору. Здесь мрамор пола скрывал толстый ковер. Дверь бесшумно скользнула в стену.

— Уже возвращаетесь, мсье Харди? — спросил лифтер.

— Увы, да, — ответил Харди. — Мне никогда не удается погостить в Париже.

Они очутились в зале наверху.

— У вас достаточно времени, чтобы купить газеты, мсье Боск. Или книгу. До Нассо десять часов полета, включая остановки. Из Лондона есть прямой рейс, но только раз в неделю.

«Я могу отказаться, — подумал Жером Боск. — Поблагодарить, дождаться, когда он улетит в Лондон, пообещать вылететь завтра. Сказать, что кое-что забыл. Из какого времени он мне звонил? Почему он сказал „завтра“? Как он мог звонить мне из завтра? Завтра я буду знать не больше чем сегодня, как звонить из будущего. Кто это был?»

Атмосфера зала ожидания начинала его опьянять.

— Вы не дали мне времени даже захватить плащ, — сказал он.

— А зачем? В Нассо он вам не понадобится. Скорее вам нужен будет легкий костюм. Но там есть превосходные английские портные. Из лучших лондонских ателье.

По ту сторону стеклянной стены пассажиров ожидали гигантские лайнеры. Одни стояли неподвижно, словно оцепенев, другие медленно катились на толстых колесах. Третьи с дальнего конца взлетной полосы, сверкая выхлопами реактивных двигателей, вдруг устремлялись вперед, никак не могли оторваться, а затем так же внезапно круто взмывали в воздух. «Я попал в аквариум. Даже звуки не проникают в эту стеклянную тюрьму. Но там, по другую сторону, в синем небе — свобода!»

Внимание Жерома Боска отвлекла девушка, появившаяся в зале в двух экземплярах. Двойняшки. Похожи как две капли воды. Длинные локоны медового цвета обрамляли два одинаковых лица, довольно банальных, но удивительно свежих. Ноги у них были длинные и стройные. У каждой на ремне через плечо висела сумочка из красной кожи. «Снимаются в кино или для рекламы», — подумал Жером Боск, искренне удивленный, что его не отделяет от них витрина фотографа, или непреодолимая глубина киноэкрана, или холодный лак журнальной обложки. Писательская фантазия тотчас принялась изобретать рассказ. Историю человека, который влюблен в одну из двойняшек, неважно какую, и не знает, кого выбрать. А или Б? Он избирает А. Вскоре оказывается, что у нее сварливый характер. Он понимает, что должен был жениться на отзывчивой и доброй Б, которая тайно в него влюблена. Что делать? Развестись и жениться на Б? Она никогда не согласится. Она слишком любит свою сестру. И тогда он придумывает способ звонить по телефону сквозь время. В тот день, когда он принял решение, он звонит самому себе. «Женись на Б!» — в отчаянии кричит он своему неуверенному «я» из прошлого. Что предпримет его прошлое «я»? А что, если Б со временем окажется такой же сварливой? «Абсолютный идиотизм», — сказал себе Жером Боск.

— Это сестры Бертольд, — услышал он голос Фреда Харди. — Выдают себя за шведок, но на самом деле они из Австрии, а может быть, из Югославии. Мсье Вильденштейн хотел их использовать. Но они не умеют играть. Ничего не выходит. И никакой индивидуальности. Словно одна — зеркальное отражение другой, и наоборот. В Голливуде Джонатан Крэг утверждал, что у них даже тень одна на двоих. Теперь они будут сниматься в каком-то маленьком французском фильме.

— Вы, наверное, встречаете в аэропортах одних и тех же людей, мсье Харди.

— О нет, но иногда попадаются знакомые лица. Особенно на линии Париж — Лондон — Нью-Йорк. Как в пригородной электричке. Лондон сегодня — это пригород Нью-Йорка, мсье Боск.

— А не опасно летать на самолетах? — неожиданно для себя наивно спросил Жером Боск. В ушах его звучал голос: «Несчастье… Несчастный случай!»

— Разумеется опасно, мсье Боск. Но не более чем ездить на машинах. Есть статистические данные. Я летаю по крайней мере три раза в неделю. А мсье Вильденштейн является членом Клуба миллионеров. Вы, наверное, слышали? Это значит, что он налетал больше миллиона километров. И ни одного несчастного случая. Вы летали на самолете, мсье Боск?

— Летал, — ответил Жером Боск, вдруг устыдившись собственного малодушия. — Два или три раза в Лондон, один раз в Тунис, один раз в Нью-Йорк. Кроме того, в Берлин и Ниццу… Но я не переношу взлет и посадку.

Ему захотелось рассказать, как в Алжире во время войны он видел горящий вертолет. В нескольких метрах над землей аппарат повис, словно огромная муха, потом вдруг неизвестно почему закачался, резко нырнул и опрокинулся. Пламя было, как при вспышке магния. И никакого взрыва, только густой черный дым и огонь, и вой пожарных сирен, и снежный саван пены из огнетушителей над жалким холмиком чуть больше метра высотой — один лишь мотор и остался от этого вертолета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});