12 новых историй о настоящей любви (сборник) - Джон Сковрон

Ну так вот.

Скратше никто не видел уже много лет, даже мы. Когда в кинотеатр набирали сотрудников, нас всех попросили заполнить короткую анкету со странными вопросами о наших мечтах, надеждах и страхах. Потом я получил по почте короткую записку, написанную очень официальным почерком: «Поздравляем, мистер Грант. Вы нам подходите. Искренне Ваш, Николас Скратше».

Его затворнический образ жизни порождал множество слухов: то говорили, что он родом из Трансильвании. То, что он из циркового городка во Флориде. Он высокий. Нет, он карлик. Священник-расстрига, практикующий нетрадиционные способы экзорцизма. В незапамятные времена убил дворянского сына и с тех пор скрывается у нас в городе. Слухов про Скратше ходили десятки, но достоверных доказательств его существования было всего три. Во-первых, кинотеатр. Во-вторых, его подпись на наших чеках с зарплатой. В-третьих, черно-белая фотография в рамке на плохо освещенной стене у лестницы, ведущей в проекторную. На ней был изображен Скратше, перерезающий ленточку в день открытия «Киножути» 31 октября 1964 года.

Мне эта фотография никогда особо не нравилась. На ней Скратше был в синтетическом костюме с искрой – из тех, которые, кажется, вспыхнут от одной спички. Но пугало меня не сомнительное чувство стиля Скратше, а его глаза. Черные, как ночь. Глядя в них, можно было увидеть только собственное отражение. Каждый раз, как я проходил мимо этой фотографии, его глаза осуждающе следили за мной. У меня вставали дыбом волосы на затылке, а все внутри наполнялось липким страхом. Эти глаза заставляли меня снова и снова смотреть в них.

Вычурная готическая люстра на потолке замигала, и свет потускнел. Скачки напряжения – одна из печально известных особенностей «Киножути». Через несколько секунд лампочки снова разгорелись в полную силу. Мы все дружно выдохнули.

– Пронесло! – воскликнула Дэни и дала мне «пять».

Мне так нравилось чувствовать мимолетное прикосновение ее кожи к моей, пусть это был всего лишь хлопок ладонями. Факт: когда проводишь большинство вечеров, прокручивая на проекторе старые ужастики, любой человеческий контакт доставляет истинное наслаждение. Звучит жалко. Что ж, это наверное потому, что я и есть немного жалкий. В жизни, как и в кино, главное найти свою нишу и работать в ней.

Наш стажер-девятиклассник Джонни, стоявший снаружи, начал судорожно подавать сигналы, что он готов убрать бархатный шнур, за которым выстроились в очередь зрители. Джонни был вертлявым малым с ученическими правами и мерзкой привычкой пересказывать сюжет каждого фильма, который мы собирались посмотреть. В порядке мелочной мести мы с Дэйвом и Дэни притворились, что не понимаем его бурную жестикуляцию. Мы сами принялись размахивать руками в импровизированном танце, пока наконец Джонни не открыл дверь и не заорал:

– Ну эй, народ! Я их запускаю или как?

– Давай, крошка! Жги! – Дэйв сложил пальцы пистолетом и выстрелил в Джонни, который, напрягшись, рванул к веревке и принялся нервно теребить медную застежку. Дэйв вздохнул:

– Боже, храни стажеров!

– Ну вот и все. Наша последняя смена, – сказал я, наблюдая, как люди проталкиваются к входу. – Привет от уходящих в небытие.

Зале заполнился едва ли на треть. Даже в последний вечер и даже с якобы проклятым фильмом мы не смогли добиться аншлага. Неудивительно, что нас сносят. Дэйв напомнил всем выключить мобильные телефоны и начал фотографировать зрителей, которые и сами делали селфи и тут же публиковали их в соцсетях.

Я начал заготовленную речь:

– Добро пожаловать на последний сеанс в «Киножути». У нас вы получите лучшие впечатления от просмотра отборных винтажных фильмов ужасов.

– Заткнись и врубай кино! – крикнул с последнего ряда Брайан Родди. Не зря мы прозвали его Брайн Уродди.

Я сделал глубокий вдох.

– Как вы знаете, фильм «Я ступаю по этой земле» проклят…

– Ки-но! Ки-но! Ки-но! – скандировали Брайан с дружками. Пара хипстеров вяло попытались их заткнуть, но Брайана это только раззадорило.

– Эй, Уродди, мамочка до сих пор тебе корочку с сэндвичей срезает? – У меня за спиной внезапно возникла Дэни и направила билетерский фонарик прямо в глаз Брайану.

Он заслонил лицо рукой.

– Эй ты, не слепи меня!

– Не беси меня – тогда не буду, – парировала она. – Я тебя прикрою, приятель, – прошептала она мне. От ее дыхания у меня по спине побежали мурашки.

– Все, кто работал над этим фильмом, скончались при загадочных обстоятельствах, – продолжил я. – Исполнительница главной роли Наталья Маркова повесилась в дешевом мотеле. Молодой повеса Джимми Рейнолдс погиб, врезавшись на машине в дерево. Счетчик пробега показывал шестьсот шестьдесят шесть миль.

– Божечки! – пискнула девчонка в первом ряду, хихикавшая с подружками. От них так разило алкоголем, что слезились глаза.

– Исполнитель главной роли, Алистер Финдли-Кушинг…

– Это его настоящее имя, не псевдоним! – самодовольно вставил кто-то из хипстерской тусовки местного колледжа.

Дэни прошептала:

– Википедиот.

Подавив улыбку, я продолжил чуть громче:

– Алистера нашли лежащим на постели, а на полу была начерчена пентаграмма, в центре которой было прибито его сердце, – я сделал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом. – Но самое страшное не это. На смертном одре режиссер Рудольф Ван Хессе признался, что продал душу дьяволу, чтобы снять этот фильм, поэтому он может сбить с пути истинного любого, кто его посмотрит. Фильм насквозь пропитан злом. В каждом кадре сияет всепоглощающий мрак. Эта картина не предназначена для человеческих глаз!

– Как мрак может сиять? – спросил хипстер Дик.

В моем фильме он будет умирать медленно и мучительно, удушенный собственной гадкой бородкой. Я продолжил, не обращая на него внимания.

– И пусть Ван Хессе провел последние десять лет своей жизни в психиатрической клинике, это не помешало ему уничтожить все копии фильма, кроме одной, которая хранилась под замком последние пятьдесят пять лет. Эту самую копию мы и покажем вам сегодня.

– Ого! – выдохнул зал.

– Так что надевайте свои особые демонические 3D-очки и наслаждайтесь. Увидимся после сеанса – если останетесь в живых.

В зале погас свет, и у выхода я наткнулся на Дэни.

– Ой, прости! Ты в порядке? Черт, мне так жаль.

Ванильный аромат ее духов вызвал желание немедленно уткнуться лицом в изгиб ее шеи. Она дернула бровью, и я осознал, что все еще держу ее за плечо. Я отскочил подальше.

– Прости.

– Все в порядке, – сказала Дэни и вышла из зала в ярко освещенное фойе. Я секунду помедлил, чтобы прийти в себя.

– Прости, – сказал я снова в темноту, хотя сожалел только о том, что пришлось ее отпустить.

Я познакомился с Дэни в середине девятого класса. Она переехала в Дэдвуд из Сан-Антонио и оказалась со мной в одной группе на классном часе (нас делили по алфавиту, от А до Г: Дэни Гарсия, Кевин Грант). У нее тогда были розовые волосы, собранные в два хвостика, и выглядела она как человек из Большого города. К тому же на ней была футболка с группой «Бикини Килл». Я пропал.

– Привет! Классная майка! – сказал я, указав на принт.

– Боже мой! – заорала Лана Бренч. – Кевин ткнул новенькой в сиськи!

Добрых две недели меня называли исключительно мистер Сиськин. После этого мое общение с Дэни свелось строго к «привет-пока». С галерки я наблюдал за чередой ее недолговечных романтических увлечений: Пол Питерсон (известный своим убеждением, что любая поверхность подходит для скейтборда), Игнасио Агиляр (странные отношения, в основном состоявшие из смс-переписки), Марта Диксон (непродолжительный период экспериментов с ориентацией, в память о котором осталась коллекция тематических футболок), и, главный кошмар – Майк Эверетт, который расстался с Дэни за три дня до дискотеки по случаю Дня святого Валентина, чтобы пойти на нее с Талишей Грэм, а уж это просто вопиющее извращение, сродни вечеринкам в подгузниках.

А потом каким-то чудом Дэни занесло в «Киножуть».

– Решила посмотреть, что это за место, – пояснила она. – Все лучше, чем подавать картошку в «Ай да бургере».

Последние четыре месяца мы вкалывали бок о бок, каждый субботний вечер разыгрывая сцены из пошлейшего в истории подросткового романтического сериала: их пальцы случайно соприкоснулись в чане с попкорном, вот это вот все. Дружелюбно кивали друг другу, пополняя банки с конфетами. Переглядывались, споря с Дэйвом, какая экранизация Ричарда Мэтисона лучше: «Последний человек на Земле» (мой выбор), «Человек Омега» (Дэни) или «Я – легенда» (Дэйв, питавший слабость и к Уиллу Смиту, и к немецким овчаркам). Закончив смену, мы тащились в закусочную «Айхоп», чтобы подкрепиться рыхловатыми панкейками и пережженным кофе. Сидя там со своим лучшим другом и девушкой, в которую я был тайно влюблен, я чувствовал себя вампиром: смотрел в окно на проносящиеся по шоссе редкие фуры и мечтал, чтобы рассвет задержался еще хотя бы на пару часов, продлив мое ночное блаженство.