Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун

Оберлендер вернулся к Глобке. Как можно спокойнее сказал:

– Господин полковник, надо срочно бросить на помощь Шмольтке пехотный полк. Мельман убит.

– Пехотный полк без танков? – спросил Глобке с сомнением.

Оберлендер поморщился.

– Прикажите Шмольтке, чтобы отрывался от противника и отводил свои части на исходные позиции. Их отход пусть прикроют артиллеристы. Сорок вторая воздушная эскадрилья пусть сбросит на сорок седьмой квадрат все, что она способна сбросить. Сорок первая эскадрилья пусть обработает квадрат сорок восьмой. – И, подумав: – В ваших руках, полковник, спасение вашего и моего престижа. Я решил немедленно выехать в штаб армии. Обстановка слишком сложная, чтобы терять хотя бы минуту.

***

Путь был долгим и тяжелым. Ехали в специальном автомобиле со сверхпрочными стеклами и прочими предохранительными устройствами. И хотя Оберлендер считал, что земля, отделяющая его командный пункт от штаба армии фон Хорна, – это уже навсегда немецкая, ехал он с опаской, прижимался к сиденью, чтобы не увидели, не узнали. В одном находил утешение Оберлендер: "Дранг нах Остен" – это великий поход за жизненное пространство для Германии, для немцев, значит, и жить здесь будут только немцы. А пока… Нельзя же одним махом покончить с русскими и прочими!..

За этими размышлениями пришла дремота. Он поднял воротник шинели, растянулся на заднем сиденье и уснул. Проснулся, когда водитель резко затормозил. Адъютант обер-лейтенант Шенке открыл дверцу, громко сказал:

– Господин генерал, прибыли!

В кабинет фон Хорна Оберлендер вошел в тот момент, когда командующий армией заканчивал разговор по телефону.

– Вы провалили операцию! – распекал кого-то фон Хорн.

"Разговаривает с Глобке", – решил Оберлендер. А когда поймал колючий взгляд командующего, раздраженно бросившего телефонную трубку, сомнений не оставалось. Глобке принял на себя первый удар. Второй готовится по нему. Да, да. Командующий даже не ответил на приветствие.

– Как могло случиться, генерал, что горстка бандитов разгромила наши лучшие части? – неожиданно спокойно спросил фон Хорн.

"Ох, уж это спокойствие! – подумал Оберлендер. – Оно подобно пытке бывает. Решительный, официальный тон в такие минуты куда лучше этого наигранного спокойствия, елейного голоса. Никогда не знаешь, что последует за этим!"

– Господин командующий! – заговорил Оберлендер, также пытаясь казаться спокойным. – Во-первых, наши части действительно понесли тяжелые потери, но и сами нанесли противнику сильный удар. Во-вторых, в лесу мы столкнулись не с горсткой бандитов, как вы изволили выразиться, а с крупной, хорошо организованной частью Красной Армии, оказавшейся совсем не в сорок седьмом и сорок восьмом квадратах, как сообщил нам ваш штаб. В-третьих, и это главное, армия великого фюрера обязана демонстрировать свою мощь и преданность фюреру на полях сражения, а не гоняться за партизанами в непроходимых лесах, по болотам.

Услышав не оправдание, а уверенный голос, фон Хорн понял, что этот не позволит свалить всю ответственность на себя, станет искать вину и его, фон Хорна, командующего армией. А это уже ни к чему.

А Оберлендер еще решительнее продолжал:

– Гоняться за партизанами – обязанность войск СС, гестапо. Я же – армейский генерал, а не полицейский. Прошу учесть это, господин командующий.

– Все это так, генерал, но не забывайте, что мы с вами носим мундиры офицеров великой Германии. Мы не имеем права отсылать на тот свет тысячи чистокровных арийцев. Согласитесь, происходит черт знает что!

Фон Хорн похлопал Оберлендера по плечу и продолжал:

– Когда в руках оружие, выбросьте из вашего сердца жалость. И своим офицерам внушите это.

Оберлендер понял, что, цитируя Гитлера, командующий намекал на то, что он, Оберлендер, якобы либерален к противнику. Самое страшное для генерала войск фюрера! И решил тут же внести ясность.

– Господин командующий! На месте двух довольно крупных лесных поселков вы можете увидеть руины. Это постарались мои офицеры, мои солдаты. Они же, не задумываясь, решительно ликвидировали значительную группу раненых, захваченных в плен. Они же…

Оберлендер пытался продолжить перечисление всего того, что и кого уничтожили только за последние дни его офицеры и солдаты, но фон Хорн прервал:

– Все это отлично, генерал, но главное – уничтожить отряд Млынского. Вам понятно? Для решения этой задачи я позволяю вам взять из моего резерва полк. Учтите, генерал, – это только ради вас.

Помолчали. Фон Хорн сказал:

– "Сегодня нам принадлежит Германия, завтра – весь мир". Вы не считаете, генерал, что слова нашей широко известной песни требуют уже иной редакции? Скажем: "Сегодня нам принадлежит вся Европа, завтра – весь мир!" Как?

Оберлендер не ответил.

Фон Хорн предпочел не повторять вопроса.

9

Начальник штаба армии генерал-майор Ермолаев дважды перечитал донесение майора Млынского и записку сержанта Бондаренко. Михаила Степановича взволновал портсигар, который так неожиданно попал к нему и теперь лежал на столе. Сколько воспоминаний навеял он! Кажется пустяк, а вот и дом, и жена, и дочь отразились в нем, как в зеркале.

Но что же с отрядом? Генерал встал, подошел к карте, занимавшей по длине всю стену. Линию фронта на карте обозначал черный жирный пунктир, а дислокацию советских и немецких дивизий – флажки: красные – наших, синие – противника. Флажки крепились обычными булавками. Совсем нетрудно было отыскать на такой карте зеленое пятнышко, а в действительности огромный лесной массив, который стал фронтом для отряда майора Млынского.

Генерал закурил трубку и попытался теперь уже на крупномасштабной карте района проследить маршрут отряда, определить его примерную дислокацию. Сделав все измерения, записав в блокнот нужные координаты, генерал направился на командный пункт. Его уже поджидали член Военного совета генерал-майор Голубь, его заместитель по тылу полковник Самохин и начальник Особого отдела армии полковник Куликов. В просторном блиндаже плавал табачный дым. Непрерывно звонили телефоны, стрекотали телеграфные аппараты.

Генерал Ермолаев поздоровался с товарищами и зашел вместе с ними в другую половину блиндажа, сплошь увешанную оперативными картами.

За столом сидел командарм, высокий пожилой человек с седеющими висками.

Командующий пояснил вошедшим:

– Я пригласил вас, чтобы посоветоваться по вопросу, суть которого изложит генерал Ермолаев.

– Сегодня ночью, – начал Ермолаев, – из тыла врага через линию фронта к нам прорвался красноармеец Иванов. По поручению своего командира, майора Млынского, он доставил донесение. Вот оно.

Генерал вынул из планшета вчетверо сложенный лист бумаги, развернул, поправил на переносице пенсне и стал читать:

– "Командующему армией генерал-майору Виноградову.

Члену Военного совета генерал-майору Голубь.

Докладываю, что двадцать восьмого августа сего года на участке нашей дивизии немцы ввели в бой крупные силы танков и мотопехоты. Наступление активно поддерживалось с воздуха. Несмотря на героическое сопротивление наших частей, противнику удалось прорвать оборону в центре, глубоко вклиниться в наши боевые порядки и ударить с тыла по обоим флангам, изолированным друг от друга. Потеряв связь между собой, подразделения дивизии оказали отчаянное сопротивление попыткам противника полностью уничтожить их. В неравном бою, продолжавшемся трое суток, погиб почти весь командный состав дивизии. Оставшиеся в живых красноармейцы и командиры под покровом ночи прорвались в лес, сохранив оружие и знамя дивизии. Из бойцов дивизии и других воинских частей, сражавшихся на подступах к городу, сформирован отряд в семьсот человек. Разработан план боевых действий в условиях гитлеровского тыла, но отряду не хватает боеприпасов, медикаментов и продовольствия. Радиостанция имеется, но нет питания. Из надежных источников нам известно, что немцы прознали об отряде и готовятся его уничтожить. Гитлеровских захватчиков встретим достойно. Победим или умрем, как солдаты советской родины.

Ждем указаний и возможной помощи.

Командир отряда Красной Армии майор Млынский.

Начальник штаба капитан Серегин.

Заместитель командира отряда по политчасти политрук Алиев".

Генерал Ермолаев продолжил:

– Я должен добавить. Связных было двое: красноармеец Иванов и сержант Бондаренко. При переходе линии фронта сержант, по всей вероятности, погиб… Прикрыл товарища. Ценой своей жизни.

Тиканье стенных часов отбивало в ушах молотком – тяжелым, звонким. Тишину нарушил командарм.

– Отряду Млынского нужно помочь. Срочно. Давайте обсудим, как это сделать лучше.

Генерал Ермолаев откашлялся, отпил глоток крепкого чая, внес предложение: