Миклош Акли, или история королевского шута. - Кальман Миксат

Там и сам образовалась небольшая грязь, и стройной девочке пришлось приподнять подол юбочки с двух сторон, чтобы она не запачкалась. А в наиболее опасных местах, где в грязи можно было оставить и туфельки, либо нужно было прыгать, либо - и тогдашний этикет даже требовал этого, - кавалер без долгих разговоров подхватывал свою даму за талию и на руках переносил через лужи. Тогда никто не считал это ни прегрешением против скромности, ни бесстыдным приставанием. Старый честный мир судил о вещах не так, как мир наш, нынешний. хотя люди тогда ходили совсем рядом с запретным, но не воровали. Тогда видимость была обманчива, а ныне уже и отсутствие видимости подозрительно.

И Акли перенес девочку через две-три лужи, пока, наконец, они не добрались до первой одинокой скамейки под огромным платаном, чья крона заботливо склонялась над скамейкой, на которой было вырезано столько имен и инициалов, что не было им числа. И хотя рунические письмена Амура самые простые на свете, и все видят их и всякий может прочесть на скамейках, на зарубцевавшихся ранах на коре деревьев - все же каждая буква этих надписей- тайна.

- Вот здесь нам никто не помешает поговорить, - сказал Акли. - Люди здесь почти не ходят.

Они рядышком сели на скамейку.

- Смотрите, смотрите! - вдруг восторженно вскричала девушка, увидев белку, карабкавшуюся на дерево напротив. Однако Миклоша в этот момент ни капельки не интересовала проворная белка. Он серьезным, пожалуй, даже печальным взглядом посмотрел в глаза Илоны Ковач.

- Давайте оставим на время эти пустяки, Илушка. Вы стали уже взрослой девушкой, пора вам подумать и о женихе. Вы стоите на пороге очень важного решения, поэтому сделайтесь серьезной и слушайте меня внимательно.

- Уже, слушаю вас внимательно! Вот посмотрите сами на меня!

С этими словами она насупила брови, наморщила лобик, вытаращила глазки и опустила вниз уголки рта, точь-в-точь изображая хозяйку пансиона. Она была так прелестная в этой своей игре, что Акли пришлось поспешно отвести от нее взгляд.

- Я хотел бы от вас, - сказал он, - прежде всего искренности. Пообещайте, что все так и будет!

- Обещаю, - отвечала девушка, в точности подражая голосу мадам Сильваши.

- У вас есть одна тайна, барышня. - Он украдкой, но испытующе посмотрел на нее. Девушка вздрогнула, с лица сбежало все напускное, и оно густо покраснело, а головка стыдливо поникла.

- Откуда вы об этом знаете? - пролепетала она едва слышно.

- Значит - правда? - с болью в голосе вскричал Акли. - Вы любите его?

- Чуточку, - призналась Илонка, - пожала плечами. - А что, это такой великий грех? Упрямо переспросила она. Акли не отвечал, в глазах у него все помутилось, деревья заплясали в странном хороводе, и даже крыши домов, стоявших по-за деревьями парка, пустились в пляс вместе с дымящимися печными трубами, норовя наскочить друг на друга, словно бодающиеся быки. В висках у Акли застучали молоточки, а голова закружилась.

- "то мне как раз и было важно знать, - пролепетал он невнятно, весь бледный. - Только это... Больше ничего!..

Он умолк, глядя перед собой в одну точку, тупо, ничего не выражающим взглядом. Перепугавшись, не выдал ли он того, что кипело у него в груди, он поспешил взять себя в руки и с напускным безразличием спросил:

- И когда это произошло?

- Прошлой зимой.

- При посредничестве мадемуазель Сепеши?

- Да. Она знает об этом. Но виновна во всем только я одна.

Акли подавил готовый вырваться из груди вздох, а затем, словно врач к болезненной операции, приступил к исполнению своего служебного долга.

- Я уполномочен, барышня, известить вас, что предмет нашей с вами беседы был сегодня в Бурге.

- Кто? Какой предмет? Клара Сепеши?

- Нет, не Клара. А он сам, собственной персоной.

- Он? Как это? Как это?

- Да, да - он! Ваш любимец, предмет вашего обожания. Явился и во всем признался. В присутствии его императорского величества.

Тут девушка не выдержала и, звонко рассмеявшись, вскочила.

- Ой, да перестаньте же вы, Клипи-Липи! Так перепугать меня! Вы - злой человек! С вашими дурными шуточками. Только теперь я вижу, что вы меня разыгрываете.

- Клянусь вам, что он действительно был там.

- Но кто мог доставить его туда?

- Сам явился и устроил грандиозный скандал!

- Кто? Бидон с вареньем?

- Какой еще бидон? Какое варенье?

- Варенье? То самое, о котором я вам все время твержу.

- Ничего не понимаю, - снова забормотал Акли смущенно.

- И я тоже. О чем, собственно, мы с вами говорим? Разве не о нем?

- Нет, конечно!

- Но вы же спросили меня о моей тайне? А у меня только эта тайна и есть. Значит вы ничего о ней не знали? А какой же вы нехороший! Так обмануть меня. А я, глупышка, все вам разболтала.

Она и смеялась и сердилась, надув губки и гневно грозя кулачком.

- Ну погодите, отольются кошке мышкины слезки!

Акли же так обрадовался столь неожиданному обороту дела, что даже облизнулся. Будто ему самому мазнули медом по губам.

- И никакая вы не глупышка! А настоящий маленький мудрец. Совершенно точно. Я тоже заметил, что вроде мы о двух разных вещах говорим. Ну ничего, мало-помалу разобрались. Однако давайте рассмотрим поближе сначала одну из этих двух вещей. Так что же там было с этим вашим бидоном варенья?

- Не скажу! - топнув ножкой, заявила девушка. - Теперь уж ни за что!

- А если я очень, очень попрошу.

- И тогда нет.

-Плачу за добро добром. Не за так прошу. А ну взгляните, что у меня в руке.

Акли развернул ворох шелковой бумаги, в которую была укутана виноградная гроздь, принесенная им с собой. Ягодки винограда соблазнительно заулыбались девушке. И она готова была съесть их взглядом.

(Да какой ей еще жених! - успокаиваясь, подумал Акли.)

- Это посылает вам император. Но я вручу вам его подарок, если вы мне скажете всю правду.

Илонка пыталась удержать себя. Некоторое время она раздумывала, украдкой поглядывая на кисточку раннего винограда.

- Ну ладно, давайте его сюда, вы, любопытная Варвара!

- Ладно, берите вы, сластена.

- Но ставлю условием, чтобы вы никогда и никому об этом не проговорились. Иначе я умру от стыда, если кто-то чужой будет знать мою тайну.

- Не скажу никому.

- Клянетесь?

- Клянусь своей душой.

- Да откуда у вас быть душе-то?

- Теперь конечно у меня ее больше нет: отдал ее вам вместе с этой гроздью.

- Ну хорошо, слушайте. Так и быть облегчу свою душу от греха.

- Я весь внимание.

- Нет, погодите, прежде попробую, каков этот ваш виноград. Э, знаете, идите-ка вы со своим виноградом. Он же кислый! Словом, дело было так. Погодите, нет тут никого поблизости? Как будто что-то хрустнуло в кустах. Может быть кто-нибудь подсматривает за нами?