Записки блокадницы - Галина Точилова

подсказала.

3.2. Проза

После завершения учебного года (я закончила седьмой класс и перешла в восьмой) мы отправились за Вырицу на дачу, которую на лето выделил Коке Бумтрест, где он тогда работал. Из-за болезни ног бабушка ходила плохо, поэтому поехали на бортовом грузовике. Бабушку посадили в кабину, а сами, загрузив вещи, разместились в кузове в полном составе: Кока с тетей Аней, папа с мамой и я с братом Алькой.

Дача оказалась недавно смонтированным щитовым финским домиком, разделенным на две половины. Одну занимал директор треста, а другую, такую же, — мы. В нашем распоряжении были большая комната, кухня, кладовка, веранда и терраса, на которой стояли вазоны с цветами и шезлонги.

Располагался домик на самом берегу Оредежа, причем окна нашей половины смотрели на реку. Вокруг рос молодой сосняк, в жаркий день не дающий тени, а лишь усиливающий зной. Но загорать там было просто прекрасно. На сосны повесили гамаки, качавшиеся над брусничником и черничником. Погода в июне стояла замечательная, так что я быстро загорела.

Вверх по течению Оредежа, к пионерским лагерям, наш берег понижался, образуя травянистый пляж, куда все ходили купаться. Многочисленные подводные ключи и течение делали воду освежающей даже в самую жару.

Спуститься к реке можно было и прямо от нашего дома по крутой тропке, которая вела к источнику с замечательно вкусной водой. Этот родник я расчистила, обложила камешками и ходила к нему за водой. А на тропке для удобства сделала ступеньки.

Постоянно на даче жили мы с бабушкой и Алька. Родители приезжали к нам на выходной, изредка по будням оставалась тетя Аня. Муку, крупы, консервы доставили на машине сразу на все лето. Другие продукты привозили из города родители. Забыла уже, что именно, запомнились только конфеты и лимонад.

Коварство Оредежа проявилось довольно быстро. На пляже возле пионерских лагерей купалась подвыпившая компания. Одна женщина шутя стала топить мужчину, а тот вдруг ушел под воду и не показывался. Компания всполошилась, сбегали за пожарниками. Те баграми и крючьями долго обшаривали реку, но безрезультатно.

Обнаружили его мы с подругой, когда стали подниматься вдоль берега домой. Он почему-то сидел на корточках, и, как нам показалось, голова его была над водой. Но когда прибежали на наш призыв, то оказалось, что вода покрывала его полностью и он был мертв.

Второй жертвой Оредежа стала моя подруга Лиза. Причем незадолго до этого невесть откуда пришедшая цыганка нагадала ей, что она утонет. А в день ее 16-летия мы — несколько девочек — стайкой побежали на реку.

Переплыв Оредеж, что делали всегда, не желая находиться в сумятице довольно многолюдного пляжа, мы стали купаться у другого берега. В том месте на дне была яма, а над ней под водой лежало скользкое бревно, по которому мы частенько ходили для развлечения.

Спохватившись через некоторое время, что Лизы нет, мы подняли крик, на который к нам приплыли двое взрослых парней. Узнав, в чем дело, они стали нырять. Обнаружить ее удалось еще до подхода лодки пожарников. Кто-то вспомнил о яме, и один из парней нырнул. Когда он вновь показался на поверхности, было видно, что ему явно не по себе.

— Нашел, — сказал охрипшим вдруг голосом.

— Так вытаскивай ее скорее! — закричали мы.

Он выдернул ее за ногу из ямы, где она находилась вниз головой. Откачать Лизу не смогли ни подоспевшие к тому времени пожарники, ни врач из пионерлагеря.

Третий неприятный эпизод, связанный с Оредежем, произошел уже со мной. Вниз по течению возле лесопилки и пожарки был перекинут наплавной бревенчатый мост с перилами шириной около метра, под который мы ныряли. Я это делала с закрытыми глазами и однажды потеряла ориентацию.

Как ни пытаюсь вынырнуть, все стукаюсь головой о бревна! Набранный воздух уже на исходе. Хорошо, что я не впала в панику и вспомнила, что бревна моста уложены вдоль. Так, перебирая бревна руками, добралась до края и вынырнула уже на пределе дыхания.

На воскресенье, 22 июня, приехали родители, которым мы с Алькой очень обрадовались. День был погожий и пролетел незаметно. Вечером я пошла их провожать на третью платформу, до которой от нас было около двух километров. Придя, мы сразу заметили какое-то странное волнение в толпе, ожидавшей поезда.

— Что-нибудь случилось? — спросил отец.

— Как, вы ничего не слыхали? — повернулось к нам сразу несколько лиц. — Объявили по радио, что началась война с Германией.

Сразу на душе стало неспокойно. Еще свежа была в памяти финская война, в которой принимал участие и мой отец. Вспомнилось, как мы волновались за него. Правда, та война закончилась довольно быстро, поэтому мы успокаивали себя, что так же будет и на этот раз.

В городе на семейном совете решили, что нам лучше оставаться на даче. Так будет безопаснее. Немцы пока далеко, Ленинград, возможно, будут бомбить, а деревню не станут.

Между тем остальные дачники уехали, и мы остались втроем на все шесть наших домиков. Вывезли из лагерей и пионеров, и стало еще безлюднее. Родители по-прежнему приезжали к нам на выходные. Двадцать девятого июня моему брату Олегу исполнилось девять лет, но в памяти не осталось — отмечали его день рождения или нет. А подарок он получил — самокат.

Лето было в разгаре, и порой я даже забывала, что идет война. Но вскоре ощутила первое ее дыхание. Однажды я качалась в гамаке, как вдруг послышался гул самолетов. Еще не видя их как следует, по гулу почему-то сразу решила — чужие. И действительно, когда они прошли на небольшой высоте в сторону Ленинграда, я ясно различила на их крыльях кресты.

А потом начались бомбежки военного аэродрома в Сиверской, который с нашего высокого берега было хорошо видно, хотя до него было более десяти километров. Так и стоит перед глазами картина одной ночной бомбежки. Взрывы бомб сотрясали наш домик, что-то горело, разлетались в стороны пылающие обломки. Багряные отсветы метались по нашей комнате, дребезжали оконные стекла и посуда, дрожали стены и поджилки.

Война приближалась, напоминая о себе все чаще. Как-то раз, намереваясь спуститься к источнику, я была остановлена звуками чужой речи. Осторожно выглянув, увидела двух немцев, брившихся стоя по пояс в реке. Как выяснилось потом, это были фашистские парашютисты.

Отпрянув назад, я побежала и рассказала об этом маме. Наказав нам не высовываться, она пошла сообщить об этом на лесопилку. Но пока мама ходила, немцы довольно быстро убрались, так что — я не знаю, поймали