Записки блокадницы - Галина Точилова

его мать:

— Хватит, сходи и помоги девочке.

Ворча, Васька шел со мной. Во дворе я получала по затылку. Но с кормежкой гусей он справлялся хорошо.

Как-то летом мы ехали в автобусе. Мама села ближе к кабине водителя, а мы с папой несколько сзади. Было душно, и мама сняла кофту, совершенно забыв, что под ней не блузка, а манишка. Мы с папой, увидев это, давились от смеха, за что нам потом и досталось.

— Вот нахалы, вместо того, чтобы сказать, они, видите ли, потихоньку смеялись.

По дороге из школы мы проходили мимо пекарни на 12-й Красноармейской. Цеха «Красного пекаря» находились на 12-й, 11-й, 10-й. Сухие тортики готовили, кажется, на 10-й Красноармейской, а на 12-й выпекали городские булки. Из окошка, находящегося на уровне тротуара, шел одуряющий запах свежей выпечки. Проемы были заделаны сеткой, но край отгибался. И иногда мы получали еще горячую булку.

А с Богом отношения у меня как-то не сложились. Началось с того, что я услышала: «Причащается раба Божия». Какая еще раба, я не раба! Но в церковь я за бабушкой ходила. Она была против:

— Никуда ты не пойдешь. Я тебя с собой не возьму.

— Ну вот еще. Я и сама пойду.

Ходила, как и бабушка, в Троицкий собор на Фонтанке, обычно с подружками. Перед тем, как войти в храм, мы прятали в портфели пионерские галстуки. Целью наших походов было посмотреть на физиономии молящихся прихожан. А еще мне всегда казалось, что богобоязненные верующие должны являть собой образец любви к ближним. На деле было не так. Самыми злобными и нетерпимыми были старушки-богомолки. Их злобное шипение помню и сейчас. Мои визиты в собор продолжались до тех пор, пока во время отпевания «покойник» не сел в гробу. Он, оказывается, заснул летаргическим сном, от которого при отпевании и очнулся. Где-то года через два он умер действительно. Я же от страха бежала без оглядки, бросив свой портфель. И больше в собор ни ногой. Тетя Аня, сходив на место происшествия, мой портфель нашла и мне вернула. Никто в святом месте на него не покусился. А перед войной в собор, по неизвестной мне причине, перестала ходить и моя бабушка. Как отрезало.

С Троицким собором было связано еще одно происшествие. Я, наклонив голову, прятала в портфель галстук. И услышала, как какой-то мужчина предложил моим подружкам что-то взять в руки. Не поднимая головы и не отрываясь от своего занятия, я скомандовала:

— У чужих ничего не брать.

Мужик исчез, а мне подружки рассказали, что он, распахнув пальто, показал им свое хозяйство и предложил потрогать его руками. Секса у нас не было, а извращенцы встречались.

В ЦПКиО нас с Алькой возил папа. Изредка к нам присоединялась и мама. Ездили на двух трамваях с пересадкой. Поначалу проходили через боковой вход, который был платным, в то время как центральный был бесплатным. Поэтому мы в основном им и пользовались. Гуляли в «цыпочке» Масленицу, угощались блинами, отмечали другие праздники. Водили хороводы, в которых участвовали и мы, играл оркестр, угощались вкуснейшими пончиками с сахарной пудрой. Запомнились также жареные пирожки с капустой, повидлом и мясом, точнее, с ливером. Последние я любила больше всего. Продавали их с тележки с коробом, имевшим три отделения. Не знаю, имелось ли там устройство для подогрева, но пирожки были всегда горячими. А вот на каток в ЦПКиО мы ездили всего несколько раз.

Во второй половине 1930-х и до самой своей смерти отец работал кладовщиком на «Красной Баварии». Туда его сманил Михайлов, муж тети Муси, служивший водителем у директора по фамилии Куль — он и главный пивовар были немцами. Должность кладовщика, сами понимаете, могла кого-то подвигнуть к комбинациям, но не отца. Директор ценил отца за честность и добросовестность, поэтому к празднику выписывал продуктовые наборы. Помню один такой: бочонок пива, ящик бутылочного, два ящика лимонада, сахарный песок, рис, мука, приблизительно 5 килограммов чищеных апельсинов и лимонов, мальц-экстракт — вкусная патока из солода. В бочонок, который помещался между ножек перевернутой табуретки, вставлялся краник.

Мама умела замешивать потрясающее тесто, поэтому выпечка получалась просто объедение. Пекла пироги с капустой, с морковью (я такие не любила) и ватрушки. Мне, и не только мне, больше всего нравились пироги с капустой. Тетя Дуся Веселова оберегала мамины пироги от сослуживицы Марии Петровны. Худенькая Мария могла съесть поразительно много. Поэтому тетя Дуся предупреждала маму:

— Лена, убери пироги, а то придет Машка и все сожрет.

А Алька видел угрозу со стороны своей крестной. Увидев ее с семьей в окно, идущих в гости, он кричал:

— Прячьте пироги, Редькины идут!

Дети обычно болеют, и от детской поликлиники нас вела Ида Соломоновна Коценельсин, врач старой закалки. Действовала она по принципу семейного врача — приходила сама, без вызова. Даже когда мы и не болели, являлась просто узнать о нашем здоровье. Лечила нас простыми средствами. Помню сочетание грудного эликсира и нашатырно-анисовых капель, был какой-то «полигорик», при простуде по ее назначению заваривали смесь четырех компонентов — шалфея, календулы, ромашки и эвкалипта. Таким отваром позже я лечила и своих детей и внучку. Бабушка делала жженый сахар, почему-то обязательно на березовой лучине. Его растворяли в воде и пили. При простуде бабушка заставляла дышать горячим паром над свежесваренной картошкой. Еще пили, с подачи Иды Соломоновны, боржоми с горячим молоком, тошнотворное пойло. И обязательно рыбий жир, который я терпеть не могла.

Как-то раз мне купили замечательный костюмчик — кофточку с юбочкой бледно-зеленого цвета. И тут Ида с рыбьим жиром. Я зажала нос и выпила. И меня стало тошнить прямо на кофточку. Так мне ее было жалко! Как ее только ни стирали, но она все равно пахла рыбьим жиром и меня тошнило.

Алька заболел скарлатиной, а я нет, хотя хлебала морс из его кружки.

При простуде Ида Соломоновна советовала — надо просто вылежаться. Родители покупали гранат, чтобы было чем заняться — ковыряй себе по зернышку.

3. О блокаде

3.1. Стихи

Я вырываю сейчас куски из памяти своей,

Они хранились шесть десятков лет,

Куски событий тех ужасных дней,

Что в жизни мне оставили неизгладимый след.

И вот, погожий летний день — войны начало,

На даче в Вырице нам хорошо жилось,

Родителей на поезд провожала и на перроне я узнала,

Что что-то страшное вдруг началось.

Как гром