Линкольн - Карл Сэндберг

24 января адвокат Джеймс Конклинг писал одной знакомой: «Бедняга Л.! Как его подкосило! В течение недели он страдал, и хотя теперь начал выходить, выглядит он слабым и изнуренным, похоже, что у него нет сил даже говорить, он может только шептать. Он испытал на себе смысл стихов: «Самая страшная боль — любить и не быть любимым».

Линкольн встретил женщину, и его сердце и разум были в смятении.

Ниниан В. Эдвардс, один из «Долговязой девятки», изысканный аристократ и сын бывшего губернатора Иллинойса, был одного возраста с Линкольном, и они много времени проводили вместе. Двухэтажный кирпичный дом Эдвардса мог вместить дюжину фермерских домов. В этот дом в 1839 году из Лексингтона (Кентукки) приехала девушка. Два года назад она уже была здесь с кратким визитом, теперь же она приехала, чтобы обосноваться здесь. Это была мисс Мэри Тод, младшая сестра Элизабет — жены Ниниана Эдвардса. Их дед был участником революции, а отец — капитаном во время войны 1812 года, сенатором и президентом Кентуккийского банка в Лексингтоне.

Мэри Тод исполнился 21 год, это была полненькая, быстрая и вся словно светящаяся девушка. В доме своей сестры она оказалась в центре внимания гостей. Когда Линкольн познакомился с ней, она притянула его как магнитом. Мэри Тод была первой по-настоящему обаятельной женщиной, встретившейся на его пути. Он потерял голову. Одна из знакомых дам сказала как-то о Линкольне, что в отличие от других молодых мужчин он не очень ищет женского общества. Мэри Тод, с ее розовой нежной кожей, пышными каштановыми волосами с оттенком в бронзу, одержала своего рода триумф.

Она окончила школу, где учили хорошим манерам, говорила и читала по-французски. Она была порывиста, умела подметить смешное или слабое место в том, кто ей не нравился, и метко сказать об этом. Мэри уехала из своего дома в Кентукки из-за разногласий с мачехой.

В 1840 году Линкольн и Мэри Тод обручились. Эдвардс и его жена убеждали Мэри, что она совершает ошибку, что Линкольн не партия для нее — они из разных слоев общества. Однако в Мэри заговорило ее врожденное упрямство. Она знала, чего она хочет, и заявила об этом — у Линкольна есть будущее, она никогда еще не встречала более подходящего для себя мужчины.

Шли месяцы. Линкольн был занят своими делами, отдалился от Мэри Тод — он не мог посещать все вечера, танцы, концерты, куда она ходила. Из ревности она проводила время в обществе других мужчин, при встречах обвиняла его, начинались слезы, недоразумения. Они мирились, опять ссорились и вновь мирились. Наконец на новый, 1841 год была назначена свадьба.

Но что-то произошло. Жених ли, невеста, или, быть может, оба отказались. Поползли сплетни, слухи. Линкольна совсем затравили. В эти дни он написал своему партнеру Стюарту: «Я сейчас самый несчастный человек на земле. Если бы то, что я чувствую, разделить поровну между всем человечеством, на земле не было бы ни одного радостного лица».

В другом письме Стюарту он писал: «Я не знаю, станет ли мне легче. Боюсь, что нет. Такое состояние, как у меня сейчас, продолжаться не может: я должен или умереть, или выздороветь, так мне кажется… Боюсь, что здесь я уже ничем не смогу заниматься и что перемена места будет для меня полезной. Больше писать не в силах». По просьбе Линкольна Стюарт просил нового государственного секретаря Даниэла Вебстера назначить Линкольна поверенным в делах в Боготу, но из этого ничего не вышло.

Сессия законодательного собрания закончилась, Джошуа Спид продал свою лавку и уехал к родным в Кентукки. Линкольн в августе поехал в Луисвилл и провел у Спида три недели. Линкольн говорил тогда Спиду, что ничего не сделал в жизни такого, чтобы его вспомнила хоть одна душа. Он говорил своему другу, что хочет прожить свою жизнь так, чтобы связать свое имя с событиями времени и с интересами его соотечественников.

Постепенно он поправлялся. Ласковая и мудрая старуха, мать Джошуа, ухаживала за ним, беседовала с ним.

В середине сентября Линкольн вернулся в Иллинойс.

5. «Я женюсь»

Джошуа Спид и Авраам Линкольн обменивались своими тайнами — о женщинах. Линкольн писал Спиду: «Твои печали я переживаю не менее остро, чем свои… Ты знаешь, что мое желание всемерно помочь тебе неизменно».

Уже был назначен день свадьбы Спида и Фани Хенинг, а Спида все еще обуревало опасение, что он ее не любит. Эта мысль изводила его. День свадьбы угрожал стать для него часом неприятной сделки с совестью. Он написал Линкольну, что ему тошно.

И Линкольн в письме объяснил Спиду, что именно подрывает его физическую и нервную систему. Письмо было нежным, как любящие руки, бинтующие голову больного, и в то же время оно прямолинейно оценивало факты. Из этого письма стало ясно, что Линкольн в неудачной своей любви изведал сложные и тяжкие страдания.

Прошел месяц с лишним, и Спид ему написал, что свадьба прошла удачно, свадебные колокола весело звенели и что Спид счастлив гораздо больше, чем он предполагал.

В свою очередь, Линкольн писал Спиду о Мэри Тод: «…мне кажется, я был бы вполне счастлив, если бы не неизбывная мысль, что есть та, которую я сделал несчастной. Это меня убивает. Я не могу не ругать себя за то, что у меня даже появляется желание быть счастливым в то время, когда она несчастна. На прошлой неделе она с большой группой знакомых совершила поездку по железной дороге в Джексонвилл; вернувшись, она сказала подруге так, чтобы я слышал, что ей очень все понравилось. Благодарение богу за это». В другом письме он написал: «Я так беден, у меня так мало хороших дел, что за месяц безделья я теряю все, что заработал за год».

Миссис Френсис, жена редактора «Сэнгамо джорнэл», пригласила Линкольна к себе на вечеринку, свела его с мисс Тод и сказала: «Пора возобновить дружбу». Был ли это перст судьбы или проявление женской сообразительности, однако, несмотря на колебания и мрачные раздумья, терзавшие сердце Линкольна, они с Мэри снова стали друзьями. Но утаили это событие от всего мира.

Непременным членом вечеринок в доме Френсисов была Джулиа Джэйн. Совместно с Мэри Тод они стряпали статьи, которые печатались в «Сэнгамо джорнэл». Будучи сторонницами вигов, они критиковали финансового ревизора штата мистера Шилдса — его привычки, манеры, одежду. Одно из писем в газете, высмеивавшее Шилдса, написал Линкольн.

Шилдс, 32-летний холостяк, юрист с десятилетним стажем, ирландец и драчун, вызвал Линкольна на дуэль.

Рассказывали, что когда секунданты Шилдса сообщили об этом Линкольну и предложили в соответствии с обычаями выбрать оружие, он спросил: «Как насчет коровьего помета? Дуэль на расстоянии в пять шагов?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});