Человек из Лондона - Жорж Сименон

— Можешь выпить что-нибудь приятное, ликер например. Официант! Один ликер и один кальвадос!

Анриетта поморщилась и покачала головой.

— Бенедиктин?

— Мне тоже кальвадос, но с сахаром.

Она первой заговорила о том, что их волновало.

— Все думаю — есть ли у него еда? И потом — молод ли он?

Ни молодой, ни старый! Человек без возраста. Существо печальное и беспокойное.

«Неудачник», — подумал Малуан, припоминая медленно плывущий ялик и человека на нем, погружающего багор в воду в поисках чемодана.

— Трубка была дорогая, папа?

— А что?

— Если не очень, то я куплю тебе другую.

Ему стало страшно — а вдруг она узнает, что трубка стоила двести пятьдесят франков?! Он перевел разговор на другую тему.

— Кажется, мать просила тебя купить голубую шерсть?

— Да. Она хочет, чтобы я связала Эрнесту свитер.

Интересно, сколько стоит мех, который носит Камелия? Малуан вспомнил, как однажды, целуя девицу, он прикоснулся к теплому и надушенному меху. В мехах он не разбирался и спросил об этом у дочери. Анриетта высокомерно ответила:

— Держу пари, что он искусственный! А женщина эта — шлюха. Я ее знаю. По утрам она приходила в мясную лавку в грязном халате и стоптанных туфлях.

— А искусственный мех сколько может стоить?

— Пожалуй, три сотни франков.

Он выпил вторую рюмку кальвадоса и вынул для расплаты с официантом пятисотфранковый билет.

— Пошли!

— Куда?

— Увидишь!

Бывают дни, когда алкоголь не действует или просто вызывает головную боль, иной же раз он вселяет в душу надежду и оптимизм. Так было сейчас с Малуаном. Глаза его блестели и, выходя, он тайком дружески помахал Камелии.

Стемнело. Витрины светились огнями. Зонты прохожих сталкивались. Малуан заметил на одной молодой женщине элегантный голубой плащ и тут же решил купить дочери такой же. С безразличным видом и легкой улыбкой он завел Анриетту в магазин «Новые галереи» и провел к секции непромокаемой одежды.

— Покажите нам голубые плащи, — сказал он продавщице.

— Хлопчатобумажные или шелковые?

Пока дочь примеряла, он думал об инспекторе Скотленд-Ярда, именно ему адресуя вызывающую улыбку. Малуан бросал вызов не только инспектору, но и простофиле-жандарму, своему утреннему собеседнику, и маленькому комиссару по особым делам, который все еще, вероятно, бегал под дождем как одержимый.

— Сколько? — спросил он.

— Сто семьдесят пять франков. К плащу мы можем предложить подходящий берет.

Он купил и берет за двадцать франков, потом стал оглядывать полки — нельзя ли еще что-нибудь приобрести.

— Останетесь в плаще, мадемуазель?

— Само собой разумеется! — И она дала свой адрес, чтобы ей отослали старое пальто.

На улице Малуана и его дочь охватило еще более праздничное настроение. Прохожие это замечали по их возбужденным, улыбающимся лицам. Малуан решил про себя, что может полностью израсходовать взятые в коробке пятьсот франков.

— Туфли у тебя еще хорошие?

— Они не промокают, но к голубому плащу не подходят.

Купили и туфли. Было радостно подойти к кассе и спросить с самым равнодушным видом, будто сумма не имела для них никакого значения:

— Сколько с нас?

Мадам Малуан пробегала бы по городу полмесяца, прежде чем выбрала такую пару обуви! Жандарма, видно, уже сменили к этому времени. Может, вообще сняли с поста — нельзя же вечно охранять берег из-за того, что сбежал один человек.

— Ты довольна, Анриетта?

— О да! Но что скажет мама?

Его глаза совсем сузились, он молча подвел дочь к магазину перчаток:

— Войди!

Анриетта уже с беспокойством поглядывала на возбужденное лицо отца.

— Вам перчатки на меху или на шерстяной подкладке?

— Те, что получше.

Самое удивительное, что ему хотелось плакать от радости и волнения, он словно жил теперь в каком-то ином мире. Не будь он богат, сидел бы сейчас дома, что-нибудь мастерил, как всегда после полудня, или играл в домино в кабачке.

— Купи перчатки и для матери. Она будет довольна.

— Я не знаю ее размера.

— Если они не подойдут, мы их обменяем, мадемуазель, — поспешно сказала продавщица.

Продавщицы все были любезны. В соседнем магазине, где они покупали чулки, Анриетту величали «мадам», и Малуан отвернулся, чтобы спрятать улыбку.

Все это прекрасно, но на что мог надеяться человек, укрывшийся в сарае? У него нет ни гроша. Полиции известны его приметы.

Вдруг Малуана перестали интересовать покупки дочери. Убийца забрался в его сарай. Не собирается ли он под покровом ночи проникнуть к Малуану? Дом он знал. Знал и то, что Малуана по ночам не бывает дома.

В газетах множество историй подобного рода: преступник, разыскиваемый правосудием, понимая, что ему терять уже нечего, проникает в стоящий на отшибе дом или ферму, убивает женщин и стариков, забирает деньги, опустошает кладовку с припасами.

— Сколько? — спросил Малуан кассиршу упавшим голосом.

Анриетта заметила, что отец переменился в лице, и тихонько сказала:

— Ты считаешь, что это слишком дорого?

— Да нет же!

— Ты рассердился?

— Говорю тебе — нет!

Малуан не любил Эрнеста, потому что все находили в нем сходство с дядей, а мать всегда защищала сына от поучений отца. Но все же он купил ему новый ранец и акварельные краски. Анриетта несла покупки, дождь поредел, но капли воды стучали по их бумажной обертке.

Что бы еще купить? Теперь, когда он разменял и тысячефранковый билет, не было смысла останавливаться. Но мысль — купить что-нибудь для себя — даже и не приходила ему в голову.

— Ты должен купить себе новую фуражку, папа.

Ах да! Фуражку железнодорожника. Но почему не всю форму?

— Зайдем сюда на минутку!

Это было бистро, и у бара он проглотил аперитив, чтобы вернуть хорошее настроение. Он даже не имел права оставаться ночью дома, чтобы охранять свою семью!

— Что ты выпьешь?

Анриетта покачала головой.

— Ничего. Не хочется пить.

— И все-таки налейте ей рюмочку, — сказал Малуан официанту. — Пей уж, вреда не будет. Где тут есть меховой магазин?

— Напротив почты.

Малуан пьянел, от навязчивых мыслей становился упрямее. У меховщика он вел себя не слишком любезно.

— Сколько стоит лиса?

— Настоящая? От пятисот франков и выше.

— Покажите.

Дочь потянула его за рукав.

— Не нужно! Мама рассердится. Подделка тоже хороша.

— Отстань!

Чувство опьянения у Анриетты стало проходить, но оно вернулось, как только мех обвил ее шею. Это была рыжая лиса, не подходившая к плащу.

— Оставите ее на себе?

Еще бы, конечно, оставит! Они снова вышли на улицу.

— Не пора ли возвращаться? — забеспокоилась Анриетта.

Она перешла на другую сторону тротуара, чтобы пройти мимо мясной лавки, но жалюзи были опущены, в лавке никого не было. На углу какая-то женщина расспрашивала прохожего. Малуан обратил на нее внимание, так как она говорила по-английски. На ней был черный костюм, легкий не по сезону. У женщины были неправильные черты лица, рыжие волосы выбивались из-под шляпки, тонкую шею украшала золотая цепочка с медальоном.

— Купи-ка газеты, — сказал он дочери.

Малуан старался не глядеть на застекленную будку. Когда они обходили кафе «Швейцария», чтобы выйти на набережную, то вновь столкнулись с Камелией, которая разговаривала в укромном местечке с английским инспектором.

Малуан ускорил шаг. Его не в чем упрекнуть! Он не сделал ничего дурного. Нахмурив брови, он обдумывал, как покончить с сараем. А потом пусть пройдет несколько недель или месяцев, и тогда можно будет попроситься на пенсию.

Он уехал бы куда-нибудь, ну хотя бы на каннское побережье. Купил бы парусную лодку с мотором и удил бы рыбку в свое удовольствие.

— Я все думаю, что скажет мама.

По мере приближения к дому беспокойство Анриетты возрастало. У Малуана оставалось ровно столько времени, чтобы успеть переодеться и поужинать, перед тем как уйти на работу.

Не попытается ли тот человек ночью выйти из убежища? За плоскодонкой лежат инструменты. Доски можно выпилить…

Как скверно Малуан себя чувствовал, когда не знал, где клоун, но еще ужаснее знать, что англичанин в сарае! Разве клоун колебался, перед тем как убить своего напарника? Нет! Он убил его так просто, так хладнокровно, что просто уму непостижимо. Может, именно поэтому Малуан не испытал потрясения.

Если клоун не ел со вчерашнего дня, то, наверное, совсем пал духом?

Не лучше ли тихо, не привлекая ничьего внимания, поговорить с ним через стенку и предложить часть банкнот?

— У нас кто-то в гостях, — заметила Анриетта, когда они подходили к дому.

— Почему ты так думаешь?

— Коридор освещен.

Когда чужих не было, свет в прихожей не зажигали.