Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов

пятую сигарету.

— Мол, друзья пьяные, боятся заходить. Вдруг «мусора» в вытрезвитель загребут. Мужики вышли. Блатные их отвели за дом, воткнули по заточке в печень. А потом уже лежачим горло перерезали обоим. И кто эти блатные — мы с Дмитрием знаем — Ещё тише прошептал младший. И малину, где они сейчас хоронятся, знаем. Нам подсказал в пивнухе один из цеха ихнего. Те козлы к ним часто ходят. Ничего не боятся, гады. Но кому говорить про это? ОБХССникам? Так они все в доле. Ну, не все, конечно. Только как их, честных, в этой клоаке искать? Милиция побегала для отвода глаз и позакрывала дела. Мля!

— Нас точно не боитесь? — спросил Александр.

— Лёня же сказал, что вот как раз тебя бояться не надо. Что ты правильный и не продаёшься. И что лично сам несколько сотен убийц поймал. И что напарник такой же у тебя. Повторюсь: Лёне мы как себе доверяем.

— Малину нам засветите? Хмырей этих нам покажете? Вы помните их?

— А чего их помнить? — молодой засмеялся. — Они к «цеховикам» приходят водку жрать пару раз в неделю.

— Ну, так поехали. Влезем в «запорожец»? Это не наш. На милицейской машине не поедешь, — сказал Тихонов.

Они подкатились к большому дому в районе на краю города. Район назывался «Красный пахарь». Тут раньше переселенцы из деревень жили. Во двор входили и выходили из него девки полупьяные, урки фиксатые и обкуренные жиганы. Спецы подрезать монетой точёной «лопатники» в автобусах.

Сидели наблюдатели минут сорок. И вот, наконец, один из рабочих, помоложе который, громким шепотом сказал и пальцем ткнул.

— Оп-па. Есть один. Второго нет пока.

— Точно он? — переспросил Александр Павлович. Рабочий три раза кивнул.

— Точнее некуда.

— Вы езжайте. Володя, отвези ребят. А я за ним пойду. Мне одного хватит. Второго он сам покажет, — Малович вышел. — Повезёт — скручу где-нибудь.

Он долго плёлся за уркаганом, пока тот не направился к подъезду серой пятиэтажки. Александр догнал его возле двери, взял за рукав и сказал жалобно.

— Братан, трубы горят. Дай хоть рубль. А то сдохну.

Урка повернулся, внимательно оглядел Маловича и быстро выдернул из-за голенища нож.

— А я тебя запомнил, «мусор». Ты в шестьдесят седьмом зимой меня на «гоп-стопе» приземлил за базаром центральным. На два года в «четвёрку» ты меня засунул. Ты, сука!

И он резко выбросил вперед нож. В подъезде почти темно. Малович потому и пропустил движение. Задел урка правую руку. Рукав разрезал и нож вогнал наискось в бицепс. Кровь брызнула на бетонный пол и на стену

Малович прислонился к стене, левой рукой зажал рану и увидел, что финка летит ему в живот снизу.

— Подохни, тварь, волчина позорный! — прохрипел блатной и нож уже почти врезался между ремнём брюк и курткой.

Александр инстинктивно согнулся, подставил под нож левую ладонь, но поздно. Финка скользнула между большим и указательным пальцами, и впилась в толстый кожаный ремень. Это был дорогой трёхслойный ремень. Широкий, упругий и твердый. Пробить его ножом было невозможно.

— Чего хулиганите!? — открыл дверь на первом этаже дед в кальсонах и нательной рубахе.

— Обоих запорю, исчезни, старик! — повернулся к деду блатной.

Он ещё не понял, что нож в тело не вошел. И понять это у него уже не было ни времени, ни шанса. Правой рукой, из которой кровь поливала бандита, а также капитана Маловича, да ещё пол и стены, Александр схватил его за волос и рванул на себя. Он немного сдвинул корпус влево и уркаган вписался лицом в стену, разбил нос и крепко приложился лбом. Крови стало больше. Из носа она текла как вода из колонки. С напором. Бандит упал и Малович быстро нацепил на него наручники, ну, а для верности вложил ему свой коронный удар по шее.

— Дед! — крикнул он. — Слышь, дед!

Старик в кальсонах выглянул.

— Я капитан милиции. Вот удостоверение, — у Александра Павловича закружилась голова и ноги стали ватными.

Дед сбегал за очками и удостоверение изучил.

— Что прикажете, товарищ капитан?! — воскликнул он и встал в кальсонах и тельнике во фрунт. Воевал. Ясное дело.

— Звони ноль два, называй свой адрес и скажи дежурному что я ранен и пусть он вызовет скорую да пошлёт забрать задержанного. Пусть пошлёт именно капитана Тихонова. Запомнил?

— Скорую и Тихонова на мой адрес срочно. Я побежал.

Дед исчез. Малович сел рядом с бандитом белыми штанами прямо в лужу крови и в глазах его стали метаться звёздочки, кружочки и тёмные квадраты. Потом всё исчезло. Последнее, что он смог расслышать — это истерично визгливую сирену скорой помощи.

4. Глава четвертая

Капитан Володя Тихонов утром на работу не пошел. Он был очень впечатлительным, душа его каждый раз получала новую рану и долго затягивалась рубцом от каждого неприятного события, которое происходило не с ним, а с близкими и просто хорошими людьми. Вчера бандит подрезал его лучшего друга Шуру Маловича, а внутри у Володи болело так, будто это его самого почти убили. Он позвонил полковнику и сказал, что сердце болит. Что пропустит сегодня день рабочий

— Да с Шурой всё в прядке, — сказал Лысенко. — Рана была в артерию, но профессор Мальцев сам оперировал. Его завтра выпишут вообще.

Но радостная весть тревогу из сердца Тихонова не выдавила. Он с утра пытался побриться, но смог только запенить помазком с расквашенным хозяйственным мылом территорию ниже глаз до шеи. А бриться не получалось. Он не признавал электробритву и освобождал кожу от щетины только отцовской опасной бритвой. Он её наточил об кусок кожаного ремня и поднёс к подбородку. Но руки дрожали как у штангиста, который из последних сил держал вес над головой положенные три-пять секунд, пока судья не сделает отмашку, чтобы штангу опустить.

Тихонов в таком расхристанном состоянии запросто мог всадить лезвие в горло или отхватить часть губы. Он подержал руки под струёй холодной воды, но этот приём не помог. Вова пару минут без зла материл свою хрупкую нервную конструкцию, смыл пену, аккуратно затолкал лезвие в рукоятку и сунул бритву в чехол. Из зеркала на него глядел похудевший в щеках, обросший серой массой коротких густых волосков, не очень симпатичный мужик с тоской в глазах и растерянным выражением лица под опускающимся на лоб