Тень и источник - Игорь Гергенрёдер

– Пьёшь для смелости?

– Угу. Твоим родным, конечно, не понравится, что я не немец...

– Какая глупость! – она, ей казалось, поняла, почему он донимал её вопросами: ходил вокруг да около того, что его беспокоило в самом деле. Сказала с приятной живостью: – У моего старшего брата жена – русская.

– Какое у него образование?

– При чём тут образование? – вознегодовала весело, и он понял непроизнесённое: «И чудачок же ты!» – Она добавила о брате, что он лётчик, летает на пассажирских самолётах.

Слотов, зная ответ, спросил простодушно:

– В доме с вами живёт?

– Нет, у него квартира в Иманте.

Последовал вопрос, строг ли папа... Они отхлёбывали кофе с бальзамом, обмениваясь улыбками, торя словами и намёками тропку в желанное будущее. Слотов на такси отвёз её домой, она обещала завтра сказать, когда родители ждут его в гости.

Днём он возвратил технику Борису Андреевичу, сев к нему в машину. Тот, против обыкновения, не пожал подшефному руку и внешне не выражал никаких чувств. Вячеслав произнёс покорно и важно:

– Это будет вопиющая аморалка, если я теперь не женюсь.

– Я говорил с руководством. Посмотрим... – без дружелюбия ответил оперработник.

Они условились, что Слотов позвонит ему.

* * *

С Борисом Андреевичем в квартире поджидал коллега, но не тот, которого помнил Вячеслав. Нынешний держался как старший по положению. Он сидел перед журнальным столиком и не пошевелился при появлении Слотова. Тот смиренно замер под остановившимся взглядом.

– Сядьте! – неприязненно, почти гадливо приказал человек. – Вы преследуете личный интерес, сближаясь с этой девушкой, и, если имел место сговор... – начал он угрожающе и гневно замолчал.

Вячеслав не изменил позы послушного ожидания.

– Сговор относительно её ответов на ваши вопросы, – закончил гэбэшник с нарочито хамски-уничижительным выражением.

– Сговора не было, – сказал Слотов угодливо, что не совсем шло к смыслу слов.

– Вы не в вакууме живёте, и в своё время истина выяснится, – вставил севший в стороне Борис Андреевич.

Слотов смотрел в глаза старшему и не повернул головы.

– У вас будут большие – боюсь, слишком большие для вас – неприятности, – проговорил суровый гэбэшник.

– Не из-за чего, – обронил Вячеслав, зная, что дело с записью безупречно. Он почувствовал удивление в затянувшейся паузе.

Старший оперработник переглянулся с коллегой и заговорил о том, что познакомиться с девушкой как с объектом наблюдения, а затем вступить с нею в брак – неэтично.

– А сделать предложение и увильнуть – этично? – парировал Слотов.

– Боитесь, другого не найдётся? – отпустил реплику Борис Андреевич.

– Ну, знаете ли... – выдохнул Слотов с неприкрытой злобой.

– Всё-всё! – старший взмахнул кистями рук и обратился к нему: – Вы понимаете, что вредите себе в наших глазах, но делать выводов не хотите?

Вячеслав сказал, что хочет жениться, и тогда ему предложили написать: «Мне были даны разъяснения, что мой брак с Грасмюк Мартой нежелателен по этическим соображениям, однако убедительные советы и предупреждение я оставил без внимания...»

Он поднял голову:

– Нет, я отнёсся внимательно и благодарен. Но... советы не изменили моё решение.

Гэбэшник раздражённо согласился:

– Напишите: «не изменили...» – Затем продиктовал: «Я заявляю, что я и только я целиком и полностью отвечаю за последствия моего своевольного шага».

Ему велели подписаться псевдонимом и сухо попрощались. Он не замечал, куда идёт, объятый каким-то эмоциональным изнеможением, всё ещё чувствуя себя под перекрёстными взглядами. Потом сладко и полно ощутил облегчение. Он был доволен собой. Расчёт, что – если выдержать нажим – ему уступят, не подвёл. Его припугнули, ибо опасаются: однажды ему понадобится воздействовать на жену, и он преподнесёт ей – она кое-где на заметке и он имеет связи с всесильным учреждением... оно будет фигурировать в семейной сваре. «Как со мной поступят, окажись я таким кретином? – подумал Слотов. – Освидетельствуют как психбольного». Подумалось ещё: ему не сказали, чтобы он позвонил. Будут ждать – сделает это сам из подхалимажа. А он не сделает.

Весна переходила в лето с его тугими обжигающими порывами ветерка. Визит к родителям Марты. Она выбежала к нему в переднике: – Привет! Я сейчас! – и исчезла. Папа, дюжий дядя в свежевыглаженной рубашке, радушно улыбаясь, пояснил: занята на кухне. Круглолицая мама с карминными бусами на белой шее сказала с симпатией:

– Мы о вас давно слышим, а вы только теперь зашли.

Его усадили за стол в гостиной, и Марта, порозовевшая не только от жара плиты, подала пирожки: с мясом, с луком и яйцами и с иной начинкой. Он, подув на пирожок и надкусывая его, смотрел на девушку блаженно-влажными глазами, чего не упустили родители. Мама потребовала:

– Вам надо больше есть! Мужчине нельзя быть таким худым!

У Марты был готов и торт, Вячеслав переел и хотел бы подняться со стула, только чтобы развалиться на диване. Папа взял аккордеон, предупредив: – Я для себя... – Слотов слушал с четверть часа игру, потом девушка увела его в свою комнатку, и он сидел там с нею, наслаждаясь, что не требуется хитрить и подсовывать ей вопросы. Через несколько дней он появился здесь, когда родители были на работе, и одержал верх над врождённой застенчивостью Марты, подкреплённой воспитанием.

На исходе июня он украсил пиджак «поплавком», полученным вместе с дипломом. Свадьба, путешествие с женой в Ленинград и – работа. Он правил заметку внештатника, поднял трубку зазвонившего телефона и услышал голос Бориса Андреевича. Тому хотелось увидеться. Новое поручение, возрождение дружбы, благодаря которой он обошёл других желающих вступить в партию и завладел красной книжицей, что помогло ему перейти в главный печатный орган республики.

Предположения шефов относительно семейных раздоров не то чтобы не оправдались вовсе. Время принесло неурядицы. Поначалу Вячеслав и Марта жили в её родительском доме. Она окончила университет, им дали комнату в коммуналке на Петерсалас, родился первенец. И Слотову пришла пора убедиться: былая любовная неутомимость жены не возвращается. Он тогда ещё работал в «Советской молодёжи». Пришедшая на практику студентка попросила его быть её руководителем, сообщила:

– Я была на первом курсе, а вы на четвёртом. Мы с вами танцевали на вечере...

– Возможно, – приветливо сказал Слотов, как исто галантный мужчина, чья память не сохранила факта.

На самом деле он отлично помнил эту девушку с длинными красивыми ногами: она появлялась в университете в миниюбке, которые тогда уже отошли в прошлое. На третий день практики он и она, говоря о работе, стали примолкать, встретясь взглядами и подчиняясь волнению. Совладать с ним становилось всё труднее, и вскоре Вячеслав уведомил жену, что уезжает в недальнюю командировку, вернётся ночью. Проводя с практиканткой вечер на пляже, он, когда стемнело, сказал, словно только сейчас открыв:

– А водичка приятная! Как будто молочную ванну принимаешь...

После этого оба искупались нагишом, и их тела не хотели разлучаться.

Студентка жила с родителями; днём в их отсутствие Слотов проводил с ней около часа в недёшево обставленной квартире, выходившей окнами на Площадь Латышских Стрелков. Марта замечала неладное, у неё скребли кошки на сердце, а однажды она увидела из троллейбуса мужа и эффектную девушку, идущих вдвоём. Дома Вячеславу пришлось выдержать допросик, с чем он справился уверенно, как мужчина, который считает себя достойным подозрений. Я с девицей? Моя практикантка. Правда, смазливенькая? (простецки самодовольная ухмылка). А ты хотела б, чтобы я возился с дурнушкой? Если без шуток, она толковая, дело по ней. Мы шли в райком комсомола, ей нужно было узнать об одном мероприятии, а у меня имелся вопрос к первому секретарю.

– Вы с ней были такие увлечённые... – проговорила Марта подавленно.

– Ну да, если муж идёт по улице с девушкой, то, конечно же, оба увлечены, – сказал он с добродушной иронией, – и идут они, само собой разумеется... да!.. Пойми, – продолжил умоляюще, – мне никто, кроме тебя, не нужен, никто-никто! – он ласково обнял жену, она легонько отстранила его.

– Ты с ней...

– Да нет же! – он так выразительно тряхнул головой и взмахнул руками, словно не было большей нелепости, чем сомнения в его прямоте.

Позднее, когда у него завязывались новые интрижки и жена поддавалась подозрениям, он держался столь же непоколебимо. Марта с её мирным характером, болезненно переживавшая даже небольшие размолвки, до скандала не доводила. Она перестала высказывать подозрения, мучаясь ими наедине с собой. Муж был с нею сама обходительность, и с годами её внимание к кое-каким подробностям его жизни ослабло (если оно иной раз заявляло о себе, она, инстинктивно защищаясь, погашала его). Семейная жизнь диктовала свой ритм. Родился второй сын, семья переехала в отдельную квартиру в районе новостроек Югла. Гордостью Марты стала обстановка для кухни, изготовленная в ГДР и потому купленная по блату. Копили деньги на покупку дачи: гонорар за первую книгу Слотова отложили целиком.