Войди в каждый дом (книга 2) - Елизар Мальцев

—  Ясно! Теперь мы поднимем это дело! — довольно гудел Пробатов и нетерпеливо приглаживал пальцами падавшие на лоб растрепанные пряди.— Поднимем!

Он долго не отпускал Лузгина, пригласил его приехать в обком, чтобы детально обговорить все наметки, затем тихо объявил:

—  А теперь мне необходимо посекретничать с членами бюро райкома. Хотя, впрочем, пусть останутся работники аппарата.

Иван Фомич дружески пожал руку Лузгину, попрощался с Мрыхиным. Когда кабинет наполовину опустел, он удобно устроился в коробинском кресле, достал из кармана пиджака письмо и в наступившей тишине прочел его вслух. Это было письмо Алексея Макаровича Бахолдина, в котором тот просил освободить его от обязанностей первого секретаря райкома — болезнь оказалась более затяжной и тяжелой, чем он думал, но и после выздоровления он вряд ли сумеет вернуться к прежней деятельности и, вероятно, вынужден будет уйти на пенсию.

—  Прежде чем обсуждать этот вопрос на районной конференции, я хочу предварительно посоветоваться с вами,— сказал Пробатов.

Он прищурился и взглянул на матовые плафоны под потолком, которые вдруг вспыхнули и налились яркой молочной белизной.

—  Уже полночь,— пояснил Коробин.— Отключились предприятия местной промышленности — самый хороший свет в это время.

—  Да, припозднились мы.— Иван Фомич помолчал.— Так вот, кого бы вы хотели видеть на этом ответственном посту?

«Но Коробин же единственная кандидатура на первого секретаря! — недоумевал Мажаров.— К чему для вида соблюдать все эти формальности?»

Тишина, повисшая в кабинете, показалась ему неестественной и даже фальшивой. Константину не раз случа-

лось наблюдать подобную ситуацию, когда все заранее знали, кого им предстоит выбрать, но для чего-то делали вид, что они только сейчас будут обсуждать подходящую кандидатуру. Обычно от этого коллективного притворства все испытывали чувство неловкости и стеснения до тех пор, пока тот, с кем условились заранее, еще до заседания, не вставал и но называл уже всем известную фамилию. Все знали, что и согласие кандидата на этот пост тоже было получено заранее, задолго до этих выборов...

Но сегодня все развивалось не по намеченной схеме, это Мажаров разгадал сразу, едва за столом привстал Иннокентий Анохин и, смущенно покашливая, поинтересовался:

—  А кого рекомендует на пост первого секретаря областной комитет партии? Мы привыкли уважать точку зрения вышестоящего органа, да и всегда так было...

—  Не пора ли нам отказаться от подобной практики? — вопросом на вопрос ответил Иван Фомич.— Не кажется ли вам, что в этом случае принцип демократического централизма подменяется мелкой опекой или, еще хуже, субъективной волей одного человека? Что тогда остается от партийной самодеятельности? Фикция, форма. Вот почему мы решили не навязывать вам никого, а послушать, что выскажете сами...

Коробин сидел, наклонив голову, положив на сукно стола сжатые до побелевших суставов кулаки, храня в уголках губ снисходительную улыбку. Было непонятно, что в ней преобладало — то ли презрительное показное равнодушие к тому, что он услышал, то ли скрытая тревога. Еще час назад он был здесь главным лицом, диктовал всем свою волю, от его последнего слова решилась судьба нескольких человек, и никому даже в голову не приходило оспаривать у него это право. В одну минуту его лишили и этого права, и чувства прочности своего положения, и вдруг он оказался в унизительной зависимости от всех, кто сидел в его кабинете, да и кабинет уже будто не принадлежал ему...

—  Разрешите тогда? — полувопросительно и робко сказал председатель райисполкома Синев и, отставив в сторону стул, поднялся, распрямляя сутулую спину.— Прежде всего хотелось бы сказать добрые слова об Алексее Макаровиче Бахолдине, который отдал нашему району чуть ли не всю жизнь. Жизнь подвижника и настоящего коммуниста!..

— Верно!

—  Непременно представить к награде!

—  Редчайшей души человек — таких поискать. Константину показалось,   что   эти   дружные выкрики были неприятны не только Коробину, болезненно изменившемуся в лице, но и Пробатову, который мог бы сам догадаться сказать эти слова о старом товарище и друге, а теперь должен был присоединиться к тому, что говорили о Бахолдине другие.

—  Что же касается моего мнения о кандидатуре будущего секретаря,— Синев помял двумя пальцами на переносице розоватую отметину от очков,— то я остановился бы на кандидатуре молодого товарища, недавно прибывшего к нам. Его политическая зрелость и партийная смелость сегодня откровенно порадовали меня. Мы слишком притерпелись ко всякому шаблону, и нам до зарезу нужны люди со свежим и непредвзятым взглядом... Я имею в виду товарища Мажарова!

—  Да что вы! — Константин ужаснулся и судорожно метнулся навстречу Синеву.— Терентий Родионович! Вы же совсем не знаете меня!.. Ну какой же из меня секретарь, Иван Фомич? Вот странные люди!..

Не сдерживаясь, звонко и раскатисто засмеялась Лю-бушкина, прикрыла рот концом шали, но Константин не обиделся на нее, а скорое был даже рад, что она хотя бы так выразила ему свое сочувствие. Лица других членов бюро оставались замкнуто-строгими, и только еще один человек улыбался одобряюще и загадочно — сам Пробатов.

—  Но товарища Мажарова мало кто знает в районе! — не скрывая раздражения, проговорил прокурор и нервно одернул рукава мундира, из которых выпирали его мосластые веснушчатые руки.— Поработает годик-другой, завоюет авторитет среди районного актива, тогда пожалуйста.

—  Я абсолютно согласен с вами,— благодарно отозвался Константин.

—  Авторитет — дело наживное,— тихо заметил Пробатов.—А Константин Андреевич здесь человек не случайный — он уроженец нашего района, отец его погиб тут от кулацкой пули...

Все, что происходило сейчас в кабинете, Константин воспринимал поразительно обостренно и резко, словно и на самом деле раз и навсегда решалась его судьба.-То, на что раньше он не обратил бы никакого внимания, теперь приобретало особый смысл. Каждая мелочь была полна скрытого значения. Вот Коробин бросил напряженный и злой взгляд на Анохина, и тот весь подобрался, ответил

ему неуловимым кивком головы, шепнул что-то на ухо прокурору. Удивительно отстранение и как бы независимо вел себя третий секретарь райкома Вершинин. Поставив локти на стол, он не глядел по сторонам, словно надеялся отсидеться незамеченным, по вовлеченным в общее обсуждение. Но прокурор незаметно написал записку, смял ее в комочек и щелчком послал в просвет между локтями Вершинина. Молодой секретарь неуклюже развернул ее, прочитал и вдруг модлошю и густо покраснел.

«Вначале они растерялись, а сейчас сколачивают блок! — подумал Константин, уже смеясь над примитивными хитростями столь явной интриги.— Вот чудаки! Неужели опи боятся, что я соглашусь стать во главе райкома и буду учить их уму-разуму? »

Над столом взметнулась рука Анохина, затем, не дожидаясь разрешения, он поднялся.

— Откровенно говоря, я отлично понимаю Константина Андреевича,— вкрадчиво начал он и сделал легкий поклон в сторону Мажарова.— После работы в министерстве, откуда он бежал, снова очутиться в аппарате и заняться бумажной волокитой!.. Согласен я и с нашим законником — прокурором. Это соломоново решение — пусть походит товарищ Мажаров под началом более опытного человека, а там — на любой пост, хоть в обком! Никто возражать не будет, наоборот, будем только приветствовать.— Он снова поискал глазами Константина и послал ему казенную улыбку.— Вот так... А что же до кандидатуры на пост первого секретаря, то, я думаю, у нас нет более подходящего человека, чем Сергей Яковлевич Коробин. По сути, он все эти месяцы, пока болеет Бахолдин, уже руководит нашим районом, и руководит неплохо. Я не вия^у причины, по которой мы отказали бы в доверии такому опытному товарищу.

Садясь на свое место, Анохин как бы ненароком задел плечом Вершинина и настойчиво и пристально смотрел на него  до   тех   пор,  пока   молодой   секретарь не попросил

слова.

Вершинин не знал, о чем будет говорить, ни в чем он не был уверен и внутренне бросался из одной крайности в другую: сначала он искренне жалел Яранцеву, думая, что, окажись на ее месте, поступил бы точно так же, потом он подчинился властности Коробина, считая, что секретарь защищает не личные интересы, а более высокие принципы. «Да, мы не вольны поступать, как нам заблагорассудится,— думал он,— И не можем идти на поводу личных при-

страстий и настроений». Ему было ясно, что Мажаров для всех райкомовцев являлся «варягом», случайно оказавшимся в их кругу человеком, личностью непосредственной, но весьма наивной, лишенной всякого организационного опыта.

—   Я очень уважаю смелость и принципиальность Константина Андреевича,— сказал Вершинин, потому что больше молчать было уже просто нелепо.— Я обрадовался, когда к нам в райком приехал молодой товарищ, почти мой одногодок, и надеюсь, что мы с ним хорошо еще поработаем вместе. Пусть он на меня не обижается, но ему, конечно, пока не по плечу обязанность первого секретаря. Я думаю, что он мог бы побыть вторым секретарем или третьим, и я охотно уступлю ему свое место, потому что он этого достоин!..