Снег на вершинах любви - Филип Рот

— Где твоя комната? — поинтересовался Рой, высовываясь из окошка.

Она не ответила.

Напротив колледжа тянулась улица лавок и закусочных, одна из которых называлась «Студенческой кофейней». Рой спросил:

— Слушай, как насчет кока-колы в этой кофейне?

Ответа не последовало.

— Ангел, правда же, я всегда с тобой считаюсь, и ты это знаешь. Твое мнение для меня очень важно. Но надо ведь мне где-нибудь жить, а? Ну, Люси, постарайся меня понять. В этом нет ничего детского или младенческого, что бы ты там ни говорила.

— Да, Рой, — ответила она наконец, — тебе надо где-нибудь жить.

— Не будь такой язвой, Люси, не надо так. Я тебе задаю вопрос, а ты только издеваешься. Мне обязательно надо спать по восемь часов, если я хочу заниматься так, чтобы от этого была польза. Разве нет? Значит, длинная кровать для меня просто необходимость. Ну что, по-твоему, я опять говорю глупости?

Ей подумалось: «Да ты сроду ничего умного не сказал!»

— Нет, — произнесла она, потому что тут он взял ее за руку. Вид у него и впрямь был несчастный.

Он действительно чуть не плакал. Нет никакого смысла спорить с ним дальше, это ясно. И тут ее осенило (какая жалость, что эта мысль не пришла ей в голову раньше — тогда и ссориться бы не пришлось): она больше не пойдет в его комнату, сколько бы там в ней ни было окон или даже настоящих дверей. Только и всего.

— Ладно, сказала она, — давай выпьем кока-колы.

— Ай да моя девочка, — проговорил Рой, целуя ее в нос, — ай да моя старушка!

Начиная с этого дня она совершенно твердо поняла — Рой не для нее. И вечером отказалась поехать с ним в «Рай». Он сразу помрачнел, насупился и, казалось, вот-вот заплачет, и тогда Люси сказала — дело в том, что она плохо себя чувствует. По случайному совпадению это было правдой, но дома она обвела жирной черной чертой день, когда скажет ему, что между ними все кончено. А заодно и перечеркнула сегодняшнее число, значит, ей осталось прожить в Либерти-Сентр пятьдесят восемь дней…

Но до самого воскресенья ей так и не удалось объявить Рою свое решение: на следующий вечер они собирались на ярмарку в Селкирк с Элли и Джо, с которыми теперь — когда Люси работала только днем — встречались по крайней мере раз в неделю; а в пятницу Рой хотел поехать с ней в кино в Уиннисоу на «Свидание с Джуди», и, наконец, в субботу у Сауэрби была вечеринка. Джулиан устраивал ее для своих друзей, и поэтому, когда он сказал, чтобы «Дылда» прихватил с собою «Блондиночку», Люси втайне это было не менее приятно, чем Рою. С каждым днем мистер Сауэрби нравился ей все больше, а кое-какие его черты даже восхищали ее. Как сказал Рой, он и правда плевал на чужое мнение — говорил, что хотел, и делал, что вздумается. Язык у него, конечно, грубоватый, это так, но против того, что он постоянно называет ее «Блондиночкой» — хоть это и довольно пошло, — она не возражала. Как-то вечером он даже обнял ее за талию и сказал (в шутку, конечно, и предварительно подмигнув Рою): «Когда тебе надоест смотреть вверх на этого Дылду, Блондиночка, и захочется взглянуть на кого-нибудь покороче, сообщи мне».

Не будь этой субботней вечеринки у Сауэрби, она бы, конечно, обвела кружком не воскресенье, а пятницу. Но ее пригласил сам хозяин, и отказаться было просто невозможно. Ну что ж, пожалуй, не будет никакого вреда, если она подождет до воскресенья, и к тому же не придется торчать дома три лишних вечера. Даже с Роем и то лучше, чем сидеть в душной комнате и слушать, как родственники на веранде качаются в своих качалках, или лежать без сна, покуда по отцовским шагам на лестнице она не определит, пьяный он или трезвый на этот раз.

Лето она переносила тяжелее всего — окна и двери были распахнуты настежь, и она особенно остро и болезненно ощущала присутствие всех этих несносных людей. Стоило ей услышать, как кто-то, такой знакомый и ненавистный, зевает совсем рядом, и она впадала в настоящее исступление, особенно если настроение было паршивое. Но теперь она являлась домой не раньше полпервого, когда все уже обычно спали (хотя слышать, как храпят эти несносные люди, тоже радости мало — лишний раз вспоминаешь, что они все здесь, поблизости). Вместо того чтобы коптиться взаперти с семьей в эдакую жару, лучше уж сидеть с Роем на скамейке у реки, где тебя обдувает ветерок, и всматриваться в черную тихую воду под мостом. Она может раздумывать о колледже и Форт Кине — скорее бы удрать из дому! — а Рой будет время от времени напевать, ведь голос у него, по правде говоря, вовсе неплохой, во всяком случае, так ей казалось, когда она мечтами уносилась в это близкое будущее. Он пел под Воэна Монро и Дика Хеймса или изображал, как «Король» Нэт Коул исполняет «Неиспорченного мальчика», Мел Блэнк — «Лесного дятла», а Рой Бэджер — «Однажды, влюбившись в Эми…» (Рой считал, что похож на него фигурой). Когда они посмотрели «Жизнь Джолсона», Рой стал изображать несравненного Ола. Он так и объявлял, когда они сидели рука об руку в те душные вечера последнего лета несчастливой и трудной юности Люси: «Леди и джентльмены! Перед вами несравненный, неповторимый и единственный Ол Джолсон!»

Пятьдесят восемь дней. Пятьдесят семь… Пятьдесят шесть…

В субботу на вечеринке у Сауэрби Люси имела долгую и серьезную беседу с отцом Роя — они впервые разговаривали по-настоящему — и с удивлением услышала, как уверенно она убеждает мистера Бассарта, что он может не тревожиться относительно будущего Роя. Мистер Бассарт сказал, что он все-таки не может представить, откуда у Роя этот внезапный интерес к фотографии. Педагогический опыт давно научил его не слишком доверять мгновенным порывам молодежи, ибо под напором первых трудностей от этих порывов, как правило, не остается и следа. Он действительно испытывает известное облегчение оттого, что наконец-то закончились долгие месяцы топтания «в трясине полусырых мыслей», но теперь его беспокоит, тот ли это выбор, от которого Рой не отступится и перед лицом трудностей. А как думает Люси? Что вы, сказала Люси, Рой действительно увлечен фотографией, тут нет никаких сомнений.

— А почему вы так уверены? — спросил мистер Бассарт своим невыразительным голосом.

Она лихорадочно перебрала мысли и сказала, что интерес к фотографии у Роя не так уж и неожидан — ведь это поистине счастливая возможность объединить его новое увлечение рисованием со старой привязанностью к типографскому делу.

Мистер Бассарт погрузился в размышления.

Тогда она покраснела и добавила:

— В известном смысле так оно и есть, мистер Бассарт…

— Что ж, это довольно тонкое наблюдение, — наконец произнес он без улыбки, — но насколько оно соответствует действительности, об этом еще надо подумать. Ну, а каковы ваши собственные планы? Я имею в виду в области дальнейшего образования.

Покрываясь потом под новенькой блузкой в крестьянском стиле, купленной специально для вечеринки, она стала перечислять… Развить логическое мышление… Самодисциплина… Общий рост знаний… Больше узнать о мире, в котором мы живем… Лучше узнать себя…

По дороге в кино Рой сказал:

— Слушай-ка, а знаешь, твоя мама ничего себе.

— Знаю.

— Угадай, кого она мне напоминает.

— Не представляю.

— Дженнифер Джонс.

Она ничего не ответила.

— Послушай, ты смотрела «Песнь о Бернадетте»[1]?

Люси смотрела этот фильм три раза вместе с Китти Иген, но ее отношения с католической религией тоже никого не касались, и к тому же она ведь так и не стала католичкой.

— Конечно, Дженнифер Джонс помоложе… — сказал Рой. — А я и не знал, что твой дедушка тот самый мистер Кэррол, что работает на городской почте! Элли никогда и не заикалась об этом.

— Он вышел в отставку, — сказала Люси. И зачем она только уступила, когда Рой заявил, что пора познакомить его с ее «предками»?

Они въехали на Уиннисоу-Бридж.

— И твой отец вроде приятный малый.

— Я не желаю о нем говорить, Рой!

— Ладно, как тебе угодно, — откликнулся он, предупреждающе поднимая руку. — Просто к слову пришлось.

На минуту воцарилось молчание, и Люси совсем было собралась попросить Роя остановить машину у обочины и выпустить ее, как он вдруг включил радио и запел.

После этого ни у Бассарта, ни у Сауэрби ее никто не спрашивал о домашних делах. Элли это вообще нисколько не интересовало, так что лишь в обществе миссис Сауэрби или матери Роя ее одолевали те самые мысли, от которых за долгие годы самоконтроля она почти сумела избавиться. В последнее время ей почти перестало казаться, что за ее спиной все шушукаются: «А вы знаете, что эта девчонка выкинула», или: «А вы знаете, что натворил ее отец!» Для многих, с кем Люси впервые встретилась в ту субботу у Сауэрби, — а среди них был и директор мистер Бранн с женой, — она была просто девушкой Роя Бассарта.