Снег на вершинах любви - Филип Рот

Он сделал сотни ее фотографий. Как-то раз они чуть не целый день ездили по окрестностям на его «гудзоне» — все искали подходящий фон. Ему хотелось найти мрачный амбар с провалившейся крышей, а им попадались только огромные, свежепокрашенные сараи. Однажды он сфотографировал ее на фоне белой школьной стены при ярком свете полдня, так что челка смотрелась соломенно-белой, голубые глаза казались глазами статуи, а серьезное лицо словно изваянным из камня. Он назвал фотографию «Ангел».

После этого он начал целую серию этюдов ее головы, озаглавив серию «Явления ангела». Сперва он то и дело говорил, чтобы она не хмурилась, не таращилась, не морщила лоб, не повторяла каждую минуту: «Это же смешно!», но вскоре Люси стала меньше стесняться, и он перестал делать ей замечания. Он чуть не каждый день говорил ей, что у нее просто фантастические «планы лица», и вообще она куда лучшая модель, чем Элли, которая все делает напоказ, а за душой у нее ничего нет. Он заявил, что таких, как Элли, хоть пруд пруди в любом журнале. А в ее лице есть что-то свое, неповторимое. В полчетвертого он встречал ее у школы, и они отравлялись в очередную фотографическую экспедицию. А вечером он поджидал ее в машине у Молочного Бара, чтобы отвезти домой. Во всяком случае, первую неделю так оно и было.

Как-то он спросил, можно ли зайти к ней на минутку, но она ответила, ни в коем случае. А с тех пор, как она согласилась поехать с ним на другой берег реки, в рощу, которую Загородная Комиссия Уиннисоу называла «Райская прохлада» и которую все школьники звали «Райская услада», он, к счастью, больше об этом не спрашивал. Здесь Рой тушил фары, включал радио и изо всех сил старался склонить ее, что называется, пойти до конца.

— Рой, я тебе ничего не разрешу. Так что давай поедем.

— А я ничего и не прошу. Кроме одного — верь мне. Только поверь мне, — сказал он, снова пытаясь просунуть пальцы между пуговицами ее форменного платья.

— Рой, ты порвешь мне платье.

— Ничего подобного, если ты не будешь вырываться. Только поверь мне.

— Не понимаю, что это значит. Ты говоришь-говоришь, а стоит мне поверить, ты начинаешь лезть дальше. А я не хочу.

— О, Люси! — сказал он.

— Не надо! — вскрикнула она, потому что тут он будто случайно положил локоть ей на колени.

— О, не вырывайся, не вырывайся, Люси, — шептал он, ввинчивая локоть все дальше и дальше, — поверь мне!

— Перестань! Пожалуйста!

— Но это же только локоть.

— Мне пора домой!

Прошло три недели.

Вечером, когда она шла домой из Молочного Бара, к тротуару подъехала машина.

— Эй, малышка, хочешь, подвезу?

Она не повернула головы.

— Эй, Люси! — Он нажал гудок и подъехал к обочине. — Это же я. Ну, прыгай. — Он распахнул дверь. — Ну, ангел!

Она сердито взглянула на него.

— Не указывай, что мне делать. Я не Обезьянка Литтлфилд.

— Надо же! А я-то вас перепутал.

— Как это понимать?

— Да никак — просто шутка.

— Где ты был? С ней?

— Скучал по тебе. Ну, брось, давай подвезу.

Она забралась в «гудзон»…

— Рой! Куда это ты вздумал ехать?

— Да никуда. Ведь еще рано.

— А я хочу, чтобы ты сразу отвез меня домой.

— Отвезу, отвезу. Что, разве когда-нибудь не отвозил?

— Поворачивай, Рой. Не стоит начинать все сначала.

— А может, мне надо поговорить с тобой. Может, я хочу еще поизвиняться.

— Рой, это вовсе не смешно. Я хочу домой. Перестань сейчас же.

Миновав последний квартал, он свернул на проселок, немедленно выключил фары (так полагалось по неписаным законам «Рая»), чтобы не мешать другим парочкам, и выехал на уединенную поляну. Тут Рой выключил и задние фары, щелкнул радио и поймал «Звезды эстрады у вас дома». Дорис Дэй пела «Это волшебство».

— Ну, детка, ты подумай, какое дикое совпадение — это же наша песня — без дураков! — сказал Рой, мягко пытаясь притянуть к себе ее голову. — «Без золотой палочки или заклятий…» — запел он.

Люси напрягла шею, противясь его руке, и, когда он склонился к ней, губы ее были сжаты, а глаза широко открыты…

— Ангел, — сказал он.

— Ты говоришь прямо как в кино. Перестань.

— Ладно… — проговорил он, — ну ты и мастер испортить настроение.

— Послушай. Я ведь собиралась домой.

— Да отвезу я тебя, отвезу! Ты, между прочим, могла бы и подвинуться, — сказал он. — Ну, может, ты сдвинешься? Я ведь не могу править, когда прямо сижу на руле. Ясно?

Люси отодвинулась, но не успела она опомниться, как он прижал ее к дверце и стал осыпать поцелуями.

— Видишь? — сказал он через несколько минут. — Разве я двигал руку? Ну, двигал?

— Нет.

— Значит, мне можно верить, ведь верно?

— Да, — сказала она, — только, пожалуйста, не делай так языком.

— Почему? Разве тебе больно?

— Ты просто возишь им по зубам, Рой. Какой в этом смысл?

— Тут масса смысла! Это же от страсти!

— Ну, а мне не нужно никакой страсти.

— Ладно, — сказал он, — успокойся. Я думал, тебе так нравится. Извини.

— Чему тут нравиться, Рой…

— Люси, — прошептал Рой. — Давай пересядем назад.

— Нет. Ни в коем случае.

— О, черт! Для тебя настроение просто ничего не значит. Не замечала за собой?

— Но мы ведь никогда не сидим там. Ты только так говоришь, а на самом деле хочешь лежать.

— Просто там руль не мешает. Так ведь удобней, Люси. Да и почище — я только сегодня днем там прибрал.

— Ну, а я все равно не хочу…

— А я хочу, и, раз так, сиди здесь одна, мне-то что!

— Погоди, Рой…

Но он уже выскочил из машины, залез на заднее сиденье и растянулся там во весь рост — головой прислонился к дверце, а ноги высунул в окошко.

— Ты права — я лежу. А отчего бы и не полежать? Это моя машина.

— Рой, — сказала она зло и повернулась к нему на коленях, — все это уже было на прошлой неделе.

— Верно! Мы сидели сзади. И ничего ужасного ведь не произошло.

— Потому что я этого не допустила, — сказала она.

— Вот и сейчас не допускай, — отозвался он. — Послушай, Люси. — Он сел и попытался обнять ее. Но она отстранилась. — Ты прекрасно знаешь, я с тобой считаюсь. Но ты, — сказал он, — хочешь только фотографироваться, и больше ничего, а что там другой человек чувствует… Что я, по-твоему, ничего не чувствую? Ну да ладно, что тут говорить…

— Ох, Рой. — И она выскочила из машины, как в тот ужасный вечер неделю назад. Рой так стремительно распахнул дверцу, что она закачалась на петлях.

— Иди сюда, — прошептал он.

И снова принялся твердить, как сильно он ее любит, а сам все крутил и вертел пуговицы ее платья.

— Все так говорят, Рой, когда хотят того, чего ты. Пожалуйста, перестань. Я не хочу. Честное слово.

— Но я ведь не вру, — сказал он, и его рука, привычно сжимавшая ее колено, вдруг поползла вверх, словно огонь по запальному шнуру.

— Нет, нет…

— Да! — крикнул он в исступлении. — Прошу тебя!

И стал без конца повторять «верь мне» и «прошу тебя», а она не знала, как остановить его, — разве что подняться и вцепиться ему зубами в горло, которое оказалось вдруг прямо над ее лицом. Он говорил «прошу тебя», и она тоже повторяла «прошу тебя», она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться, а он навалился на нее всей своей тяжестью: «Не вырывайся, я люблю тебя, ангел, верь мне, верь мне», — и вдруг в ее памяти всплыло имя «Бэбз Иген».

— Рой!..

— Я люблю тебя. Правда, люблю.

— Что ты делаешь?

— Ничего, о мой ангел, мой ангел…

— Перестань, Рой! Не надо! Немедленно перестань! — вскрикнула она.

— Ох, черт! — сказал он, садясь, и она наконец смогла высвободить ноги.

Люси отвернулась к окну. Стекло запотело. Она боялась смотреть на Роя — а вдруг он раздетый.

— Ты что, ненормальный? — выговорила она с трудом.

— Что ты хочешь этим сказать? Это почему же я ненормальный? Просто я человек! Мужчина!

— Ты не имеешь права заставлять меня! Вот что я хочу сказать! А я этого не хочу — ни по-хорошему, ни по-плохому. Давай пересядем вперед. И приведи себя в порядок. Поехали домой. Сейчас же.

— Но ты же сама хотела? Ты даже не сопротивлялась.

— У меня руки были стиснуты. Ты поймал меня в ловушку. Ничего я такого не хотела. А ты, ты даже не подумал о том, чтобы остеречься. Тебе-то все равно… Ты что, совсем спятил? Ничего у тебя не выйдет!

— Да подумал я!

Люси была поражена.

— То есть как?

— Я пробовал кое-что раздобыть.

— Пробовал? Значит, ты заранее все решил, ты обдумывал это целый день?

— Но у меня же ничего не вышло! Так или нет?

— Все равно ты пытался. Ты обдумывал это целый день…

— Но я ничего не сделал!

— Я не понимаю тебя и даже понимать не хочу. Отвези меня домой. И оденься, прошу тебя…