Комедии - Жан Мольер

Сганарель. Позвольте узнать, в чем же оно заключается?

Панкрас. Ах, господин Сганарель, нынче все перевернулось вверх дном, весь мир окончательно погряз в разврате! Всюду царит чудовищная распущенность — блюстители порядка в нашем государстве должны бы сгореть со стыда оттого, что они терпят это недопустимое и позорное явление.

Сганарель. Да в чем же дело?

Панкрас. Разве это не ужасно, разве это не вопиет к небу, что у нас позволяют открыто говорить «форма шляпы»?

Сганарель. Что такое?

Панкрас. Я утверждаю, что следует говорить «фигура шляпы», а не «форма», ибо разница между формой и фигурой та, что форма есть внешний облик тел одушевленных, фигура же есть внешний облик тел неодушевленных, а так как шляпа представляет собою неодушевленное тело, то следует говорить «фигура шляпы», а не «форма». (Снова поворачиваясь в ту сторону, откуда он пришел.) Да, невежда вы этакий, вот как надо выражаться, об этом ясно сказано у Аристотеля в главе О качестве{36}.

Сганарель. (про себя). А я уж думал, конец света пришел. (Панкрасу.) Господин доктор! Забудьте об этом. Я…

Панкрас. Я вне себя от ярости.

Сганарель. Оставьте в покое и форму и шляпу. Мне нужно кое о чем с вами поговорить. Я…

Панкрас. Отъявленный наглец!

Сганарель. Успокойтесь, умоляю вас! Я…

Панкрас. Невежда!

Сганарель. Ах боже мой! Я…

Панкрас. Отстаивать подобное положение!

Сганарель. Он заблуждается. Я…

Панкрас. Положение, осужденное самим Аристотелем!

Сганарель. Ну, конечно. Я…

Панкрас. Самым решительным образом!

Сганарель. Ваша правда. (Повернувшись в ту сторону, откуда появился Панкрас.) Да, вы дурак и нахал, коли беретесь спорить с таким знаменитым ученым, который не только что читать, а и писать умеет. (Панкрасу.) Ну вот и все, а теперь я вас попрошу выслушать меня. Я хочу с вами посоветоваться об одном довольно-таки трудном деле. Я намерен жениться, хочу, чтоб в доме у меня была хозяйка. Выбрал я себе девицу статную, пригожую, она и мне очень нравится, и сама рада, что за меня выходит. Ее отец согласен, а я все-таки побаиваюсь… вы сами знаете чего… той самой беды, которая ни в ком сочувствия не вызывает. Вот мне и желательно от вас услышать, что вы, философ, обо всем этом думаете. Итак, позвольте узнать ваше мнение?

Панкрас. Я скорее соглашусь, что datur vacuum in rerum natura[17] или же что я болван, но только не с тем, что можно говорить «форма шляпы».

Сганарель. (про себя). А, чтоб его! (Панкрасу.) Да ну же, господин доктор, выслушайте меня наконец! С вами толкуют битый час, а вы никакого внимания.

Панкрас. Прошу меня извинить. Правый гнев овладел всеми моими мыслями.

Сганарель. Да выкиньте вы все это из головы и не сочтите за труд выслушать меня!

Панкрас. Извольте! Что же вы хотите мне сообщить?

Сганарель. Я хочу с вами поговорить об одном деле.

Панкрас. А каким вы языком воспользуетесь для беседы со мною?

Сганарель. Каким языком?

Панкрас. Да.

Сганарель. Черт побери! Тем самым, что у меня во рту. Не занимать же мне у соседа!

Панкрас. Я имею в виду не тот язык, которым мы говорим, а тот, на котором мы говорим.

Сганарель. А, это другое дело.

Панкрас. Хотите говорить со мной по-итальянски?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-испански?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-немецки?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-английски?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-латыни?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-гречески?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-еврейски?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-сирийски?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-турецки?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-арабски?

Сганарель. Нет, нет, по-французски, по-французски, по-французски!

Панкрас. Ах, по-французски!

Сганарель. Вот-вот{37}.

Панкрас. В таком случае станьте с той стороны: это ухо предназначено у меня для языков научных и иностранных, а то — для языка обиходного, родного.

Сганарель. (про себя). До чего ж церемонный народ!

Панкрас. Что же вам угодно?

Сганарель. Хочу посоветоваться с вами насчет одного затруднительного случая.

Панкрас. Разумеется, насчет какого-нибудь затруднительного случая в философии?

Сганарель. Прошу прощения. Я…

Панкрас. Вы, вероятно, желаете знать, являются ли выражения «субстанция» и «акциденция»{38} синонимами «бытия» или же они имеют двойной смысл?

Сганарель. Отнюдь. Я…

Панкрас. А может быть, что собой представляет логика: искусство или же науку?

Сганарель. Ничего похожего. Я…

Панкрас. Занимается ли она всеми тремя процессами мышления или же только третьим?{39}

Сганарель. Нет. Я…

Панкрас. Сколько существует категорий: десять или же всего только одна?{40}

Сганарель. Вовсе нет. Я…

Панкрас. Является ли заключение сущностью силлогизма?

Сганарель. Какое там! Я…

Панкрас. В чем сущность добра: в желанном или же в дозволенном?

Сганарель. Нет. Я…

Панкрас. Совпадает ли добро с конечною целью?

Сганарель. Да нет же! Я…

Панкрас. Чем именно воздействует на нас конечная цель: своею действительною или же предумышленною сущностью?

Сганарель. Да нет, черт с ней совсем, нет, нет и нет!

Панкрас. В таком случае изъясните мне вашу мысль — угадать ее я не в состоянии.

Сганарель. Да я и хочу ее изъяснить, но для этого надо, чтобы меня слушали. (Продолжает говорить одновременно с Панкрасом.) Дело, о котором я должен с вами поговорить, состоит вот в чем: я собираюсь жениться на молодой красивой девушке. Я очень ее люблю и уже просил ее руки у отца, но меня пугает…

Панкрас (говорит одновременно со Сганарелем, не слушая его). Слово дано человеку для выражения мыслей, и подобно тому как мысли представляют собою изображения предметов, так же точно слова наши представляют собою изображения наших мыслей.

Сганарель в нетерпении несколько раз закрывает Панкрасу рот рукой, но стоит ему отнять руку, как тот опять начинает говорить.

Однако эти изображения отличаются от другого рода изображений тем, что другого рода изображения не составляют со своими оригиналами единого целого, слово же в самом себе заключает оригинал, ибо оно есть не что иное, как мысль, выраженная посредством внешнего знака; поэтому, кто мыслит здраво, тот и наиболее красноречиво говорит. Итак, изъясните мне свою мысль посредством слова, поскольку из всех знаков оно является наиболее вразумительным.

Сганарель. (вталкивает ученого к нему в дом и держит дверь, не давая ему выйти). Чтоб ты пропал!

Панкрас (в глубине комнаты). Да, слово есть animi index et speculum[18]. Это истолкователь движений сердца, это образ души. (Высовывается в окно и продолжает говорить; Сганарель отходит от двери.) Это зеркало, которое простодушно являет нашему взору самые заветные тайны внутреннего нашего мира, и раз вы обладаете способностью в одно и то же время и мыслить и говорить, то почему бы вам не воспользоваться словом, чтобы дать мне возможность постигнуть вашу мысль?

Сганарель. Я именно этого и хочу, да вы же меня не слушаете.

Панкрас. Я вас слушаю, говорите.

Сганарель. Ну так вот, господин доктор…

Панкрас. Только покороче.

Сганарель. Постараюсь.

Панкрас. Избегайте многословия.

Сганарель. Э, госпо…

Панкрас. Стройте свою речь в виде лаконической апофегмы{41}…

Сганарель. Я вам…

Панкрас. Без подходов и околичностей.

Сганарель с досады, что не может вставить слова, начинает собирать камни, чтобы запустить ими в ученого.

Э, да вы, я вижу, злобствуете, вместо того чтобы объясниться? Значит, в вас еще больше наглости, чем в том человеке, который пытался убедить меня, что надо говорить «форма шляпы». Ну, а я вам докажу неопровержимо, с помощью наглядных и убедительных примеров и аргументов in Barbara[19], что вы представляете собой в настоящее время и всегда будете собой представлять не что иное, как набитого дурака, я же есть и всегда буду in utroque jure[20] доктором Панкрасом…