Меч Кайгена - М. Л. Вонг

ответил. Он сдавленно сказал:

— Идем в туалет, промоем твое лицо. У тебя кровь попала всюду.

— Технически, моя кровь всюду из-за тебя, — сказал Кван, но пошел за Мамору по скрипящему коридору к туалету. — Директор серьёзно говорил о вызове на поединок? Вы все еще так делаете?

— Как иначе решать разногласия?

— Не знаю. Разговором?

Мамору хотел указать, что Кван ударил первым, но это звучало бы по-детски, так что он парировал:

— Может, эта роскошь есть в городах. Тут мы придерживаемся убеждений.

Пока Кван умывался, Мамору расхаживал по коридору возле туалета. У него не было повода оставаться. Кван знал путь от туалета, и Мамору не успеет пообедать, если не поспешит. Но он не мог заставить себя уйти. Он не смог убрать чувство, что они не закончили.

Он слушал плеск воды в туалете — Кван смывал кровь с лица — его кровь кипела внутри. Его кулаки сжались, в костяшках пульсировал отголосок удара по лицу Квана. Гнев тоже был эхом, посылал рябь по его ньяме, он не мог это успокоить.

Когда Мамору не сдерживался, его отец любил винить в этом Каа-чан. Ее клан был гневным и пылким, рожденным из брызг моря и бушующих волн. Не самый сильный или умелый дом воинов Кайгена, Цусано завоевали свое имя на поле боя их духом и яростью. Говорили, сила истинного Цусано была переменчивой и разрушительной, как шторм.

Но Мамору не был Цусано. Он был Мацуда. А Мацуды были не з бурь. Они были льдом — холодные, расчетливые, непоколебимые. Он не должен был позволять эмоциям бушевать бурей в его душе.

«Ты — лед», — напомнил о себе, потирая большим пальцем костяшки, пытаясь придумать, как Мацуда разобрался бы с Кваном. Зрелый воин извинился бы за то, что он сорвался. Как дядя Такаши сказал, воин так себя не вел.

Но дядя Такаши не знал, что говорил Кван перед тем, как Мамору уложил его на пол во дворе. Кван был предателем империи или опасно близко к этому. Если он просто врал, чтобы устроить конфликт, Мамору не должен был извиняться, он должен был отвести мальчишку на арену и научить его уважению. Но если Кван не врал… если он не врал… Мамору отклонился к стене, ощущая тошноту.

Его мысли кружили голову. Он все еще пытался решить, что делать, когда дверь открылась, и вышел Кван, стирая кровь с верхней губы.

— О, — сказал мягко Кван. — Ты еще тут?

Мамору вдохнул и открыл рот, надеясь, что подберет верные слова. Они не пришли. И он опустился на колени и опустил ладони на пол перед ним.

— Эм… что ты делаешь? — сказал осторожно Кван.

Мамору опустил лоб до пальцев.

— Кван-сан, — начал он. — Я…

— Я отказываюсь, — быстро сказал Кван.

— Что? — Мамору поднял голову.

— Если ты зовешь меня на дуэль, я отказываюсь или сдаюсь, как там у вас делают? Я видел тебя в классе меча, я не буду с тобой биться. Ты меня не заставишь.

— Что? Я делаю не это, — сказал Мамору, опустил голову на пол. — Я хотел извиниться. Я не должен был говорить тебе такое. Воин не должен так срываться. Я был неправ.

— Разве? — сказал Кван.

— Что?

— Ты — верный патриот. Ты такой, как все говорили тебе быть.

В голосе Квана было снисхождение, пальцы Мамору напряглись, хотелось сжать кулаки, но он пытался показать контроль, а не сорваться снова. Когда он не смог придумать, что сказать, он прижался сильнее лбом к костяшкам, переживая, что если посмотрит на Квана, он снова ударит его.

— Вставай, — Кван вздохнул через миг. Когда Мамору не пошевелился, он нетерпеливо добавил. — Пожалуйста. Я хочу кое-что тебе показать.

Кван вытащил из формы самый маленький прибор инфо-ком из всех, что видел Мамору. Прямоугольный экран был чуть больше его ладони.

— Ты взял это в школу? — сказал Мамору. Он не знал, было ли позволено иметь инфо-ком в Кумоно, но подозревал, что это было запрещено.

— Я беру это с собой всюду, — Кван ввел команду на гладком стеклянном приборе. — Это делаем мы, городские дети. Ну-ка… — он касался экрана, искал что-то. — Вот, — он показал самое четкое голографическое изображение на памяти Мамору, высокую обсидиановую статую посреди залитого солнцем двора.

— Что это? — спросил Мамору.

— Возле столицы Яммы огромный парк, наполненный памятниками в честь солдат, погибших в каждом бою Яммы. Пока мой папа работал в Колунджаре, я успел рассмотреть и нашел этот памятник.

Блестящее черное стекло было в форме военного самолета, а рядом с ним пилот из Яммы — женщина — держал шлем у бедра. Ее длинны косы были убраны назад, подбородок был поднят к солнцу.

Мамору слышал, что в армии Яммы и воздушной силе были женщины, но было странно видеть девушку в военной форме. Она не выглядела плохо, отметил Мамору, глядя на обсидиановую воительницу. Она выглядела сильной. Но это все еще было странно.

— Эта статуя — вся часть парка — посвящена ямманкам, которые погибли, сражаясь в Кайгене.

— Но ямманки не умерли в Кайгене, — растерянно сказал Мамору. — Хибики-сэнсей только что рассказывал об этом. Империя прогнала ранганийцев раньше, чем подкрепление из Яммы прибыло.

— Ну… — Кван ввел команду в инфо-коме, изображение приблизилось, стало видно буквы ямманинке у основания статуи.

— Bundanu… bundanuttaananu sayara ka… — Мамору звучал плохо, ведь у него было плохо с ямманинке.

— Bundanuttaananu sayara ka dima Kaigenka kelejonyunu ye Kusanagi Gungille la to hakili da, — Кван закончил и перевел для него. — В память воинам, которые отдали жизни, защищая союзников из Кайгена на полуострове Кусанаги.

Основание памятника было в талисманах Фаллея, такие члены семьи делали сами и вешали на могилах любимых. Было ясно по фотографии, что реальные люди ходили к этому месту, скорбели и помнили… но как такое могло быть? Как? Хибики-сэнсей сказал, что ни один ямманка не умер в Широджиме. Ни один.

— Я тоже был удивлен, — Кван пристально разглядывал лицо Мамору. — Я спросил об этом у джасели парка, и они сказали, что тут умерли четыреста солдат Яммы.

— Что?

— Многие были воздушной поддержкой. Самолеты тогда не были лучшими. Фоньяки срывали их с неба и обрушивали на отряды кайгенцев на земле.

Школа пошатнулась, лишив Мамору равновесия, и ему пришлось прижать ладонь к стене, чтобы остаться на ногах. Он смутно осознавал, что не мог позволить Квану стоять там и говорить такое. Он должен был биться. Мацуда всегда стоял и бился, но Мамору еще не страдал так от удара ногой, кулаком или тренировочным мечом.