Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана) - Анатолий Казаков

Вадим оглянулся. За разговором он и не заметил, когда и как вошел и, с интересом слушая, стоял у двери капитан-авиатор с большим жетоном на кителе…

— Ну и коз-з-ел же ты, «Мойша»! — презрительно глядя на коменданта, спокойным и тихим голосом, со злобой сказал Михайлов.

— Что-о-о-о?.. — с округлившимися глазами, угрожающе-протяжным голосом прошипел майор, и подавшись вперед, стал медленно поднимать свою ожиревшую тушку из-за стола…, - Да я тебя-я-я!..

— Сидеть!!! — резко, как выстрел, рявкнул взбешенный Вадим и сделал шаг вперед…

От неожиданности комендант резко плюхнулся обратно, вжав голову в спинку кресло.

Уловив краем глаза, как шелохнулся стоявший у стены офицер, Михайлов быстро оглянулся и уже тихо сказал: — Спокойно, капитан, все в норме…, - и тут же, с ворвавшимся в кабинет шумом зала, увидел в дверях Влада…

Вадим повернулся и, опершись кулаками о край стола, буквально навис над комендантом.

— Что, «Ирод», обоссался уже? Ведь «Иродом» — же тебя кличут? Нет, тварь ты не только «Ирод», ты — Иуда!!! — Хлестал он словами майора. — Ты ведь предатель!!! Равнодушие — это тоже предательство! Такие, как ты — предали народ и бросили его под пулеметы, предали нашу армию и бросили тень на честь офицера! Да ты и чести-то никогда не знал!!! Скольким людям ты жизнь опаскудил! Что, нашел себе наконец-то тихое, сытое место? Вон как откормился на отправке «чартеров» на «историческую родину»! Тебя для чего поставили на эту должность?! — выкрикнул он в лицо коменданту, в глазах которого уже стоял страх и растерянность, а румянец исчез…

— Молчать!!! — гаркнул Вадим и с силой припечатал ладонь к столу, увидев, как майор шевельнулся и приоткрыл было рот… — И смотри, как ты охамел, не чувствуя отпора! Барином себя возомнил? Верно говорят, что безнаказанность порождает вседозволенность! Ты, видимо, еще никогда в чужих руках не обсирался?.. Запомни, подонок, что с этого дня твой покой закончился!.. И даже не надейся — мы вернемся! И разговор у нас с тобой будет уже иным — фронтовика с тыловой крысой!..

По-строевому повернувшись, Михайлов пошел на выход, но в дверях вдруг остановился и бросил в кабинет: — Китель сними, Иуда! Только русский мундир позоришь!

Вместе с Вадимом вышел и изумленный увиденным Влад. Пропустив, за ними тут же вышел и капитан. Михайлов все еще находясь во вздернутом состоянии, чувствовал как его всего колотит изнутри…

— Подождите, казаки! — их догонял тот капитан. — Пойдемте со мной, чем смогу — тем вам помогу!

Легкая улыбка пробежала по его лицу, когда уже подходили к дверям начальника смены аэропорта: — А здорово ты, браток, «комендача» разделал… Молодец! — и видя хмурое лицо Вадима, добавил: — Да не беспокойтесь вы — улетите…

Вдруг в череде других, передаваемых в аэропорту по радио, объявлений, услышали: «Пассажира Михайлова — старшего группы, вылетающей в Москву просят зайти в комнату начальника смены…»

Так втроем и зашли туда. У начальника смены сидел и тот, кого казаки так долго искали. И минут через пятнадцать вся группа была уже с билетами в Москву… Но отправить казаков оказалось возможным только двумя рейсами с интервалом в два часа… Отправив пятерых первым рейсом, Михайлов, Смолин и Кулаков коротали время в зале ожидания. Вадим, еще находясь под впечатлением встречи с комендантом, подробно все рассказал.

— Эх, батька не знает об этом. Он бы «сморщил» этого гада…, - посетовал Влад.

— Да-а-а, надо бы…, - задумчиво произнес Вадим, и вдруг озаренно: — Есть одна идея. Влад, у тебя где-то тетрадка была, дай-ка мне ее…

Вадим буквально строчил, подробно описывая так встряхнувшую его встречу, намереваясь отправить это письмом, но тут, исписав уже несколько листов, увидел, идущего по залу, того самого капитана.

Поначалу офицер был несколько озадачен и смущен просьбой, но потом, хитро улыбнувшись и озорно сверкнув прищуром глаз, согласился:

— Ладно, давай, передам и поговорю с твоим редактором…

* * *

Месяца через два после этого Вадим узнал, что капитан сдержал свое слово. Попросив, по понятным причинам, не называть его, рассказал от себя и об увиденном в тот вечер, и о коменданте…

Корреспондент, заинтересовавшийся этим материалом, провел дополнительно собственное журналистское расследование — военный комендант аэропорта оказался еще «той штучкой»!

Большая газетная статья о долге и службе Отечеству, о патриотизме и офицерской чести (и об их отсутствии) вышла в дни, когда Иркутск все еще пребывал под впечатлением, как никогда всколыхнувших его, похорон погибшего на окраине Бендер казака Васильева. Статья рассказала о том, как Николай Терешин с черноморским казаком — бендерчанином Валерой, «благодаря» еще одному такому же коменданту — уже столичного аэропорта, пробивали стену равнодушия и бесчеловечности, мытарясь сами, мытаря Сережку Васильева, упакованного в цинковый гроб… Этот шкурник — комендант, с грязных рук прикормленный коммерсантами, посчитал, что Иркутску важнее доставить «Сникерсы» и сигареты!

И не составило особого труда, чтобы часть тиража той газеты попала в «Красные казармы» — военный авиагородок…

Что стало с тем майором — Вадим не знал. Но после, часто бывая в аэропорту Иркутска, он больше не видел его — на месте коменданта был уже другой офицер…

Часть 5. Прифронтовая полоса

Война — всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени.

Томас Манн

Одесса — город как город. Шумный и многолюдный, со своим шармом и неподражаемым акцентом жизни, как Одессе и положено быть. Живущий по своим законам, гудящий «Привоз»… Зычные таксисты на привокзальной площади, чем-то неуловимо напоминавшие извозчиков времен, так колоритно описанных еще в «Зеленом фургоне»… В привокзальном кафе можно было расплатиться почти любой валютой мира — отдав за порцию сосисок рубли или «баксы», сдачу, если хочешь, можешь получить франками, марками или украинскими купонами… Всюду лоточники, снующие фарцовщики, тряпичники, пацанята-газетчики, бабульки, торгующие семечками и таранькой… Обычная одесская жизнь!..

Но…

Электрички в Тирасполь — пункт назначения группы — не ходят! Даже поезда международного сообщения — в Бухарест, Софию — и те следуют в обход через Западную Украину…

Зал ожидания вокзала полон людей, выделявшихся на общем фоне — малыш с испуганным и совсем не детским взглядом, плачущие женщины, старики со скорбными лицами… Наспех собранные вещи…, у кого-то рядом стояла детская коляска, нагруженная хозяйственными сумками, какими-то узлами…, и из всего этого скарба торчал, приспособленный под древко, детский смятый сачок с привязанным… белым полотенцем!..

Приднестровские беженцы!..

В тенистом сквере у привокзальной площади общественностью, патриотическими, социальными и благотворительными организациями был развернут пункт сбора, размещения и отправки беженцев… Вот подъехал еще один «Икарус» с большим белым флагом над крышей, до отказа наполненным людьми… Все они только что из пекла, а тут, как назло, жара, духотища! Некоторые детишки бегают чуть не голышом, босиком по раскаленному асфальту, и даже тень не дает прохлады…

Казакам группы, увидевшим все это, трудно было представить, что испытали эти люди, бросившие обжитые места и бежавшие из района боевых действий. Что ждет их там, на обширных землях некогда единой и могучей державы, которая была для всех общим домом? Державы, которая на глазах расползлась по швам границ враз объявившихся суверенных и «незалежных» республик, ставших освобождаться от «оккупантов»…

Именно здесь — в одесском привокзальном сквере — казаки почувствовали близкое дыхание той страшной войны. Отсюда началась ее прифронтовая полоса!

Михайлов видел, как то там, то здесь к беженцам подходили казаки его группы, слушали… Вадим с Борисом приблизились к сидящим на скамейке мужчине лет пятидесяти и женщине с двумя девочками.

Женщина, слушая говорившего с кем-то, мужа, прижимала к себе двух малышек, успокаивая, гладила их светлые головушки. В глазах ее стояли слезы…

— … Не хотим испытывать судьбу, — мужчина закончил фразу, перевел дух, пытаясь справиться с душившим его волнением, находясь до сих пор во власти черных воспоминаний о том аде, из которого им удалось вырваться, — Все это надо увидеть своими глазами, никакими словами не передать, что мы пережили. Квартира у нас в центре, так что оказались в самом пекле… Бьют по горисполкому, стреляют по жилым домам, мы с женой и с внучками прячемся в ванной, лежим на полу. Я по квартире, не поднимая головы, только на животе переползал… Мебель, вещи — буквально все (!) в доме разбито, сметено близким взрывом, стены посечены пулями, осколками… На полу сплошное крошево из стекла… Диван загорелся, я его еле потушил — комната вся черная от гари… Посмотрели бы, что с городом они сделали! Гимназия сгорела, депо, бензозаправка рядом была — тоже… Везде пожары! Почтамт выгорел дотла, исполком — это сейчас просто руины!