Альманах всемирного остроумия №1 - В. Попов

Аббат Морелле говорил: «Надо быть вдвоем, чтобы есть индейку, фаршированную трюфелями, и я иначе никогда ее не ем. Сегодня у меня она будет к обеду и нас будет двое: индейка да я».

* * *

Рассказывали, что одного капуцина съели волки. – «Бедные животные, – сказала одна очень остроумная дама, – должно быть, голод ужасная вещь!»

* * *

Митрополит Платон однажды шестериком приехал к знаменитой княгине Дашковой, – президенту академии, которая сказала ему: «Преосвященный, вас возят шесть коней, а Христос всегда ходил пешком». – «Так, – отвечал пастырь, – Христос ходил пешком, и за ним овцы следовали, а я их не догоню и на шестерне».

* * *

Офицер переезжал реку на пароме вместе с священником, который поставил своего осла около себя. Бедное животное тряслось всеми членами. Офицер, желая подсмеяться над благочестивым отцом, начал разговор с того, что спросил о причине этого дрожанья. – «Если бы у вас, как у моего осла, – отвечал священник, – была веревка на шее, подковы на ногах и рядом с вами стоял бы священник, вы бы еще сильнее тряслись».

* * *

Одна молодая дама поцеловала Гарлея, архиепископа Парижского, известного своей безнравственностью. – «Берегитесь, – сказал ей кто-то, – господин Гардей скорее пастушок, чем пастырь!»

* * *

Придворный, отягощенный долгами, был сильно болен. – «Единственная милость, которую я прошу у Бога, – сказал он своему духовнику, – чтоб он продлил мою жизнь до тех пор, пока я заплачу свои долги». – «Это желание так хорошо, что можно надеяться, что Бог услышит вашу молитву». – «Если бы Бог оказал мне эту милость, – сказал больной, обращаясь к одному из своих старинных друзей, – я был бы уверен, что никогда не умру».

* * *

Молодая женщина была на исповеди. Задав ей нисколько вопросов, исповедник спросил ее имя. – «Отец мой, – возразила дама, – имя мое не грех».

* * *

Когда римскому папе Льву XIII в день 93-летия, пожелали сто лет жизни, он в ответ ответил: «Сын мой, не будем ставить пределов милосердию Божию!»

* * *

Всем путешествовавшим по Неаполю известен восхитительный вид картезианского монастыря. Это, может быть, прекраснейшее место на всем земном шаре. Один путешественник, упоенный этим величественным зрелищем, воскликнул в присутствии монаха этого монастыря, показывавшего ему обитель: – «Счастье здесь!» – «Да, – отвечал монах, – для проходящих».

* * *

Ребенка, сына священника, спросил учитель священной истории: – «Что такое огненная пещь?» – «Духовная консистория», – отвечал ребенок. – «Как так?» – спросил удивленный учитель». – «Да так: когда папаша едет туда, то всегда берет много, много денег, говорит: «ох, уж мне эта огненная пещь!»

* * *

Дебарро, услыхав сильный удар грома в пятницу когда он ел яичницу с свиным салом, встал из-за стола и, выкинув яичницу за окно, сказал: «Эх, как там, наверху, шумят из-за моей яичницы!»

* * *

Священник за что-то поссорился с одной из своих прихожанок и в гневе сказал ей: «Убирайтесь вон, вы не более как…» – «Господа, – сказала эта женщина, обращаясь ко многим присутствовавшим при этом особам, – я вас призываю в свидетели того, что батюшка обнаружил мою исповедь».

* * *

Епископ *** проиграл процесс, продолжавшийся двадцать лет. Ему заметили о тех заботах, которые были причинены ему этим процессом. – «Правда, – отвечал прелат, – но за то я выигрывал его в моем воображении каждый вечер в течение двадцати лет».

* * *

О знаменитом отце Бурдалу, который был более строг к слушателям, чем к исповедникам, говорили: «Он дорожится с кафедры, но дешево уступает на духу».

* * *

Одна дама, говоря о проповеднике, проповедь которого она слышала издали, сказала: «Он говорил мне руками, а я его слушала глазами»;

* * *

Франко-прусская война и вокруг нее

Рассказывают, что во время последней франко-германской войны, когда войска, предводительствуемые самим королем Вильгельмом, приближались к Клермону, то, по причине недостатка места, король, наследный саксонский принц, граф Бисмарк и некоторые другие принуждены были остановиться в деревушке в окрестностях города, брошенного уже французами, и довольствоваться сколько весьма скудным продовольствием, столько и весьма неудобным помещением. Королю и принцу посчастливилось занять какой-то полуразрушенный домишко, а графу Бисмарку со свитой и дежурными ординарцами пришлось обедать в дрянной и грязной корчме где ход был через кухню, а дверь до того низка, что граф при своем высоком росте, принужден был нагнуть голову, чтобы войти в горницу. Эго обстоятельство заставило кого-то оказать: – «Эта французская дверь совершила то, чего не смогли достигнуть ни Наполеон III, ни коалиция Европы: дверь эта заставила Бисмарка преклонить перед собою голову».

* * *

Когда, лет за сто пред тем, французский маршал Лаферте совершал свой въезд в город Мец, евреи с прочими жителями пришли к нему на поклон. Только что ему доложили, что они ждут в прихожей, он закричал:

– Я не точу видеть этих негодяев, они продали моего Господа.

Когда им передали, что маршал не может их принять, они сказали, что очень сожалеют об этом, что у них важное дело и что они принесли ему в подарок четыре тысячи пистолей. Об этом тотчас же доложили маршалу, который, приказав их впустить, прибавил: – «По правде сказать, ведь они Его еще не знали тогда».

* * *

Пленные немцы, находившиеся в Париже, когда его осаждали в 1870 г., отказывались есть лошадиное мясо и громко требовали ростбифа. На это им отвечали, что для удовлетворения их патриотизма им будут давать вареное мясо прусских лошадей, а не французских.

* * *

Во время плена императора Наполеона в Вильгельмсгэ, граф Бисмарк раз сказал своим приближенным: – «Наполеон очень вежливый человек: он не забыл, что должен был с 1867 года еще отдать визит прусскому королю».

* * *

Рассказывают, что генерал Базен, так неудачно защищавший Мец, узнав от прусского парламентера о взятии в плен НаIII-го, сказал на предложение его последовать примеру императора: – «Убирайтесь прочь! Что мне за дело до этого фанфарона: он погубил и себя и Францию, и я уже давно не считаю его своим предводителем. В Меце – я единственный начальник, и не сдамся до последней крайности». Последствия показали, как он сдержал слово.

* * *

Известно, что принц Наполеон, предвидя после Седанской катастрофы печальное положение Франции, удалился с семейством в Италию, где и жил спокойно. Однажды в обществе нескольких итальянских министров принц выразился так: – «Вы, господа, погубили Францию: всеобщая война спасла бы нас, местная же война с Пруссией губит французов, а вмешательство Италии в нашу пользу вызвало бы всеобщую войну».

Один из министров отвечал на ото: «Ваше высочество! Если приятель, у которого руки чешутся и который захочет поохладить свой пыл на беспокойном соседе, позовет меня на помощь, то я, может быть, и пойду за пим, но когда помешанный садится верхом на окно и, призывая на помощь, кидается головою вниз, то не могу же я лететь за ним, чтобы сломать себе шею в хорошем обществе!»

* * *

При осаде Берген-оп-Цома, Сент-Жермен[32], бывший тогда генерал-лейтенантом во французской службе, увидел солдата, выходившего из подкопа и довольно быстро удалявшегося на конец траншеи, спросил подозрительным тоном и с таким же видом: – «Куда этот солдат идёт?» – «Я иду умирать», – отвечал смертельно раненый солдат и, сделав несколько шагов, упал мертвым.

* * *

Редактор парижской газеты «Фигаро», получавшей, как известно, огромную субсидию от правительства Наполеона III, выпустил в мае 1870 г. газетную утку, которая произвела довольно неприятное впечатление на французов, так как они не могли не созвать и не понять себя страшно этой уткою одураченными. Дело в том, что в начале одного из номеров своей газеты, г-н Вильмесан объявил, будто бы, вследствие семейных обстоятельств и выгодности условий, оп передал свою газету представителям крайней оппозиционной партии, так называемым «красным». Для замаскирования подобного кунштюка, г. Вильмесан наполнил весь номер газеты статьями самого крайнего содержания, едва ли не превосходящими, по резкости, содержания статей покойной «Марсельезы». Только на другой день редактор сделал оговорку, в которой заявляется, что все вышеописанное не более как утка, что редактор допустил ее для того только, чтобы доказать, как легко писать крайне либеральные статьи!.. Многие из читателей, в простоте своей, поверили газетной утке. В среде добродушных, попавшихся на удочку «красного номера Figaro», оказался парижский полицейский префект. Вследствие этого Наполеон сказал своему префекту: «Я думал, что вы проницательнее». Таким образом оказалось, что шутка была допущена о соизволения самого императора.