Крестоносец - Кейн Бен

Один из юнцов направился ко мне и сказал что-то на неведомом местном наречии. Уверенный в его недобрых намерениях, я ответил суровым взглядом.

– Не говорю… по-итальянски, – произнес я, исчерпав весь свой запас слов этого языка.

Юнец осклабился. Его оставшиеся зубы были наполовину гнилыми и черными. Он снова заговорил, и мне не понравилась задиристая нотка в его голосе.

– Ты меня понимаешь? – попробовал я снова, на этот раз по-французски.

Парень нахмурился, явно не разобрав ни слова. Он сказал что-то своим приятелям, те загоготали.

У меня побежали мурашки. Я хотел было положить руку на эфес, но сказал себе, что это чересчур. Просто крестьяне потешатся над чужаком. С другой стороны улицы донесся громкий, сердитый голос Ричарда. Мужчина заорал в ответ. Его поддержала женщина. Ричард рявкнул, сокол издал пронзительный крик.

Снова вопли. Я перестал занимать юнца, и он вместе с тремя приятелями пошел посмотреть, в чем дело. Я остался один, ощущая нарастающее беспокойство.

Я не мог стоять и ничего не делать. Вопреки возмущенно заурчавшему животу, я бросил караваи на землю и ухватил поводья своей лошади.

– Пойдемте, – сказал я, уводя обоих коней от пекарни.

Зайдя за угол дома, я увидел нечто невообразимое. К задней двери было пристроено небольшое дощатое крыльцо. Махая крыльями в попытке взлететь, удерживаемый привязанным к лапе ремнем, над ним бился великолепный перепелятник. Возмущенный Ричард стоял у крыльца, сжимая в руке обнаженный меч. Напротив него стояли невысокий, средних лет мужчина плотного сложения, видимо домовладелец, и женщина примерно такого же возраста со злобным лицом, явно его жена. Присутствовали также соседи или односельчане: перепачканный сажей мускулистый человек, по виду кузнец, нескладный юнец в кожаном фартуке – подмастерье, старуха в грязном платье и юнцы, что досаждали мне у пекарни.

Глядя на все это с разинутым ртом, я, признаюсь, не сразу понял, что происходит.

Ричард потянулся к соколу, тот уклонился от руки и клюнул его в запястье. Король выругался. Потом крикнул по-итальянски что-то вроде: «Я забираю эту птицу!»

Коренастый заорал в ответ – я не понял, что именно, – и шагнул вперед.

Ричард наставил на него меч. Мужчина остановился.

Рядом с головой государя пролетел камень.

Казалось, он послужил условным знаком. Воздух вдруг наполнился камнями. Юнцы раздобыли невесть откуда палки и стали наступать на Ричарда.

Заметив кольцо в стене – тогда мне подумалось, что его вделал туда сам Господь, – я привязал к нему поводья и, выхватив меч, кинулся в схватку, горланя во всю мочь.

Коренастый теперь держал нож, стараясь пырнуть им короля. Тот легко мог зарубить обидчика, но вместо этого ударил его клинком плашмя. Здоровяк рухнул без сознания, а меч Ричарда, пролетев дальше, ударился о стену, высек сноп искр и переломился. Ричард выругался и повернулся лицом к остальным нападающим, невзирая на град камней. Парни с палками двинулись вперед, хотя двое замыкающих, услышав мой крик, оборотились ко мне.

– Дезе! – взревел я, понимая, что чем громче буду орать, тем больше страха вселю в сердца крестьян. И повторил английский королевский боевой клич: – Дезе![8]

Двое, что противостояли мне, обратились в бегство, и я дал им уйти.

Ричард попал одному из юнцов камнем в рот и разбил губу. Брызнула кровь, юнец взвыл и убежал. Король мощно замахнулся и метнул другой камень. Селяне попятились, за исключением жены коренастого. Заливаясь бранью, та молотила Ричарда костлявыми кулаками. Тот отпихнул ее. Закудахтав от злобы, она накинулась на него снова, на этот раз с трехногим стулом. Король вырвал стул и зашвырнул обратно в дом. Женщина побежала за ним, продолжая верещать на местном наречии.

Я занял место рядом с государем.

– Вы ранены, сир?

– Пострадала только моя честь.

Он обернулся и посмотрел на сокола, который то пытался взлететь, то садился на крыльцо.

Мимо моего уха просвистел камень. Я посмотрел. Юнцы отступили к небольшому навесу напротив дома. Подзадоривая друг друга, они двинулись вперед. Прилетел еще один камень. Я пригнулся. Видно было, как люди выглядывают из жилищ. Двое мужчин разговаривали у края огорода. С улицы доносились громкие голоса.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Лучше нам убраться отсюда, сир, – сказал я.

Ричард посмотрел на сокола, потом на меня и выругался.

– Этой птице здесь не место, – заявил он.

– В Италии, сир, могут быть другие законы. Тот коренастый явно уверен, что вы пытаетесь украсть его имущество. Как и прочие здешние крестьяне.

Мы оба пригнулись, чтобы избежать нового града камней. Один из парней, как я заметил, вооружился пращой. Посланный ею снаряд способен убить.

– Разве можно допустить, чтобы вы погибли здесь, сир, так и не добравшись до Утремера? – сказал я. – Я настаиваю, чтобы мы уехали. Немедля.

Его ярко-синие глаза, способные вселить страх в большинство людей, впились в меня. Усилием воли мне удалось не отвести взгляд.

К моему удивлению, король хмыкнул:

– Ну ладно, Фердия из Кайрлинна. Будь по-твоему.

Камень стукнулся о мои ребра, пока мы бежали к коням. Слава богу, его пустили не из пращи, но все равно было больно – как после укуса шершня. Запрыгнув в седла, мы галопом помчались по улице, поднимая волну в виде рассерженных поселян. Я успел бросить тоскливый взгляд в сторону купленных мною караваев – их пожирали два тощих пса, – и мы унеслись прочь.

Вслед нам летели гневные крики. Я обернулся. Злобная баба потрясала стулом вслед нам и горланила что-то нечленораздельное. Я не удержался и хмыкнул.

– Божьи ноги! – Воздух взорвался от громового хохота Ричарда.

Поток вырвался на волю. Нас охватила веселость, пришлось перевести коней на шаг. Мы смеялись, пока не заболели бока и из глаз не полились слезы. Стоило Ричарду сказать «карга с табуреткой», как я начинал стонать от хохота. А всякий раз, как я вспоминал про хлеб и пожирающих его псов, он заходился в приступе веселья.

Унялись мы, когда деревня давно уже скрылась из виду.

Раз за разом гудели трубы, издавая оглушительный рев, разносившийся далеко над водой. На это и был расчет. После случая с соколом прошло два дня. К югу от Баньяры, где мы с Ричардом присоединились к флоту, части нашей могучей армады заполонили Фаро, этот узкий пролив между Италией и островом Сицилия. Я находился вместе с королем на передовом корабле, самой крупной из галер, узком хищном звере с единственной мачтой и рядом весел. С каждой стороны от нас, на небольшом расстоянии, шло еще по дюжине судов, все ярко раскрашенные, с развешенными вдоль бортов блестящими щитами. Штандарты и вымпелы развевались на каждой мачте. За ними тянулись пузатые дромоны и десятки шмаков – грузовых кораблей.

Снова взревели трубы, передавая королевский приказ. Пенный бурун поднимался из-под носа нашего корабля, когда гребцы налегали на весла, толкая корабль к Мессине. Мы находились совсем близко, и Ричард хотел прибыть со всей пышностью. Было двадцать третье сентября лета Господа нашего 1190-го, мы приближались к первой важной стоянке на нашем пути. Мы ждали Алиенору с Беренгарией и, вероятно, должны были зимовать на Сицилии. Досадно, но ни король, ни кто-либо другой ничего не могли с этим поделать.

– Вот это отличный способ входить в город!

Рис стоял рядом со мной у поручней. Ему не очень-то нравилось плавать по морю, но спокойная погода и величественность процессии привели его в хорошее расположение духа.

Я обернулся, взглянул на наш флот и рассмеялся:

– Воистину так.

– Я слышал, что Филипп прибыл в Мессину только на одном корабле.

– И я это слышал.

– Но он ведь тоже король. Разве ему не нравится выглядеть по-королевски?

– Быть может, он не хотел затмевать Танкреда, только что вступившего на трон, – предположил я, повторив слова, слышанные от де Бетюна.

– Наш государь на этот счет не тревожится.