Лицо врага: Окно первое (СИ) - Ингверь Елена "Пыльц"

А, кстати, законом.

— Теан, — обратилась я тихо.

— А?

По-моему, он уже спал, или хотя бы дремал, а я его разбудила. Свинья я. Впрочем, разве это сенсационная новость?

— А почему ты не обратился к страже?

Ещё большая свинья, я знаю.

Теан проснулся. Вера встрепенулась. Кажется, я придумала хороший вопрос.

Он задумался, и это был первый признак того, что я попала в точку. Ведь правда. Любой нормальный человек, даже маг, даже архимагистр, в первую очередь с такой ситуации обратится к городской страже. Если архимагистр, то даже возможен вариант обращения лично к царю. Конечно, у нас в стране маги не имеют большой власти, но архимагистры-аристократы с царём, наверное, должны быть знакомы…

— Вы будете смеяться, — Теан придумал ответ, — но я забыл.

Вера, кажется, действительно улыбнулась… но в любом случае тут же посерьёзнела.

— Теан, милый мой, тебе никто никогда не говорил, что идиотов в архимагистры не берут? — нежно вопросила добрая я.

— Нет, — спокойно ответил он, изобразив очень честные глаза.

— Теперь вот я сказала.

Вообще-то, мог бы и правда поприличнее ответ придумать, а то как-то обидно даже, как будто он нас совсем за идиоток держит. Нет, мы, конечно, не то чтобы не, но он-то об этом ещё не успел узнать.

— Я за тебя безумно рад.

— Я тоже за себя рада. И теперь у меня есть ровно два варианта развития событий. Либо ты что-то скрываешь и не желаешь вмешивать закон в свои разборки, потому что дело и с твоей стороны нечисто…

— Либо дело нечисто настолько, что тобой заинтересовалась тайная служба, — бесцеремонно добавила Вера, — и живность эта тут плодится с её ведома и одобрения. Потому что кто-то — из службистов — ищет тебя по крови. Как ты на это смотришь?

Честно говоря, я очень надеялась на первый вариант, на свой, спокойный. Очень. Очень. Не зря же Высыльными назвали аж целые горы. И не зря же с Высыльных гор и предгорий валом валила разномастная нечисть. И не зря же иногда из той же Душицы, или полноводной Легиёвицы, текущей с гор, или из Легновского озера, в которое она впадала, вылавливали иногда рыбаки бледно-зелёные костлявые трупы с выбитыми зубами. И тут же хоронили в земле под корнями вековых дубов, ставя самодельный дубовый же крест, старательно окропляя святой водой и самостоятельно читая молитвы. Священника, впрочем, не звали — боялись. Боялись, что анафему объявит, а потом могут и из села изгнать — слишком страшно. На самом деле, конечно, опасность была совсем не в этом, но кто же о ней вслух скажет? О тайной службе боялись даже думать, а потому охотно верили во всё, что угодно, кроме реальности. Но дела это тем более не меняло. Суеверия, связанные с жертвами лагерей, были разные — жители сёл поближе к горам просто считали, что трупы такие нечистая сила приносит, да выловившего собою оскверняет. Если подальше от гор, то считали, что это дурной знак, и огромное несчастье приключится если не со всем селом, то хотя бы с семьёй неудачливого рыбака. Если же рыбка ловилась ближе к центру страны, то рыбак твёрдо верил, что вскоре так вытащат и его. Знал, вернее. В центре уже не было много места глупостям.

На самом деле, можно было считать, что всё это россказни и суеверия. Можно было и верить, что никакие люди тут не при чём, а просто в горах находится какая-то неизученная аномалия, а то, что туда преступников всяких ссылают — так это, быть может, вообще специально, чтоб им сбегать потруднее там было. Но тайная служба царя всё же была не той службой, с которой можно было шутить.

Ну, не для меня, конечно. У меня отчим. Он и меня вытащит, и наверняка Веру. Если не узнает её самой страшной тайны, конечно.

— Второе, — ехидно выдала судьба, притворившись серьёзно-удручённым Теаном.

— Отлично. И что же ты натворил? — категорично задала Вера мой вопрос. Мысли прочитала, не иначе.

— Сказал, что царь неправ.

— Логично. А поподробнее?

— Высказался в защиту повешенных недавно якобы заговорщиков. Ну, на суде.

— А, — сказала я. Только вот что-то там было нечисто. — И насколько же это громко надо было высказаться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я, хоть в детстве и бывала при дворе, не знала ни царя, ни что он думает, ни что думают его советники… но что-то мне казалось, что не за всё они бы стали так гонять бедного Теана… и бедных нас, которым уж точно нет никакого дела до его вольнодумческих разборок с тайной службой.

— Эээ, — он замялся. — Надо было подлить судье сыворотку правды.

Весело.

— То есть, повесили ещё и судью? — спросила я. — Я в последнее время не очень в курсе всех новостей, — честно говоря, я и про каких-то повешенных была не в курсе, не то что о каких-то недоразумениях при повешении и суде.

— Да нет, он же быстро понял, что не сам хочет правду говорить, сообщил, и ему дали противоядие.

— А какую сыворотку? — осведомилась Вера.

— Фениксовую.

— Вер?

Если кто-то думает, что я что-то понимаю в зельях и травах, то он в корне неправ. Содержимое среднестатистической аптечки боевика — да, что используется в защитных ритуалах — да, травы редких неизученных свойств, полезных в нашем ремесле, тоже могу поназывать и использовать, но вот на большее я не способна. Разве что Вера за годы совместного проживания смогла что-то вбить в мою дурную головушку, но уж это-то разве знания?

— Из перьев феникса с добавлением желчи воротлена, мяты, коровяка и липовой коры, — пояснила подруга, осознав мою полную беспомощность в этом вопросе. — При её использовании человек думает, что сам дошёл до желания сказать правду. Но у неё есть один недостаток — если этот человек задумывается об обосновании своих слов и действий, он его не найдёт. Судья, видимо, задумался.

— Скорее испугался, — поправил Теан.

— Логично, — сказала я. — И вот зачем?

— Вообще-то мне было интересно, как отреагирует царь, и как отреагирует народ… — он идиот, нет? Взрывнику понятно, как отреагирует царь и как отреагирует народ! Никак, то есть. Это про народ. — Ну и ещё дело отложили, и я за это время помог двум приговорённым уплыть на острова… — ладно, не идиот. — Но официально меня в розыск не объявили.

Или всё же идиот?

По лицу Веры можно было понять, что она готова его заколоть на месте маленьким отростком на позвонке взрывника, который держала в руках. Мне тоже расклад очень, очень нравился. То, что мы укрываем такого преступника, делает нас автоматически не то, что вне закона, а просто трупами. Именно потому, что официально его в розыск не объявили. И даже если мы его сдадим, нас не поймут и не простят, мы ведь могли узнать слишком многое. И роли даже не играет ни мой отчим — мы просто не сможем доказать, что мы к нему каким-то образом относимся. Ну, то есть, Вера сможет. А я… он же не знает, что я это я. Хельгу подставлю… Кто бы мог подумать, что при обмене телами не она меня подставит, а я её. Всё плохо…

Да, и в любом случае придётся идти на поклон к отчиму. Вежливо с ним разговаривать, просить. Ну твою ж мать… Нет, если всё будет плохо, я это сделаю. Я должна. Но вот смогу ли сдержаться и говорить то, что надо, а не то, о чём я думаю… Он и так знает, что я о нём думаю, но вот будет ли он спасать Хельгу? Вряд ли… Как отвратительно об этом даже думать.

— До этого в дороге покушения были? — спросила я как можно спокойнее.

— Нет. Про покушения в городе я рассказывал… до взрывника в дороге ничего не было, — заметно успокоился он, решив, что мы не будем его выбрасывать на съедение нежити, нечисти и тайной службе. Ну-ну.

Нет, ну мы, конечно, не будем… Но не надо быть так в этом уверенным. И нам тоже не надо.

— Слежка?

— Нет, зачем? Я думаю, они изначально меня просчитали.

Звучало всё это довольно логично, но я чувствовала, что что-то он скрывает.

Во-первых, глаза, как я уже отметила раньше. Не глаза целителя. Во-вторых, в его голосе скользило что-то фальшивое. Не ложь, нет… но как будто это не он там был. Как будто он являлся этим событиям очевидцем, или передавал рассказ какого-нибудь друга от его лица. В-третьих, даже планы свои он излагал как-то лениво, неуловимо-безразлично, как мои замечательные однокурсники доклады делают по истории магии. То есть, он, конечно, пытался показать какие-то эмоции, но получалось у него плохо. Ну, или не пытался, а, наоборот, показывал, но ленился. Но разница была небольшая — было заметно.