В Москве полночь - Вячеслав Сухнев

— Вы ведь неспроста, Константин Иванович, принимаете меры предосторожности… Думаете, налет реален?

— Пока не лезли. Однако сейчас поручиться за них не могу. Они знают, что часть сильно ослаблена.

— Кто знает?

— Кто хочет, тот и знает, — вздохнул Лопатин. — А у вас есть сведения, Алексей Дмитриевич, по этому поводу?

— Ну, скажем так, предположения… Думаю, именно сегодня на дивизию попытаются напасть. Попросил бы собрать командиров подразделений. Особенно меня интересуют химики. Не против, если проведу маленькое оперативное совещание?

— Занятно, — пробормотал Лопатин. — Как же вас представить?

— Подполковник Седлецкий из Минобороны. Так и представьте.

12

В Джетыкургане группу Акопова по счастью не ждали. Скорей всего соседи не успели хватиться пропавших наблюдателей. Здесь, в районном центре предгорного края, народу с поезда сошло много, и Акопов немедленно растворился в толпе. Неподалеку поодиночке двигались Юсуп с Назаром. Береженого Бог бережет…

На крохотной привокзальной площади, обставленной закрытыми еще ларьками, Акопов подрядил такси до Караул-Тюбе, областного центра. Забравшись в раздрызганную машину, он сначала засомневался: доедет ли она хотя бы до конца площади. Таксист поклялся, что машина только с виду такая, а мотор — ну, просто зверь! Они довольно долго и азартно спорили о ходовых качествах желто-зеленой колымаги, и потому успели заиметь еще двух пассажиров до Курган-Тюбе, по видимости, братьев.

Вздымая холодную рассветную пыль, машина минула последние дувалы Джетыкургана и весьма резво покатила по гладкой асфальтированной дороге, обсаженной с двух сторон молодыми чинарами. Равнина до самого горизонта, до призрачных зубчатых гор была распахана и разлинеена зелеными строчками хлопковых посевов. С полей неспешно тянулись старики в цветастых халатах, сложив на плечи кетмени. Они только что закончили ночной полив. В водяных бороздах отражалось розовое небо.

Акопов на мирной пустой дороге чуть расслабился. Водитель, как и полагалось жителю приграничья, хорошо говорил по-узбекски, и Акопов немного потешил его байками о ташкентцах с Алайского базара. Потом таксист поделился местными новостями. Чем больше он рассказывал, тем меньше шутил Акопов.

И братья на заднем сидении перестали сонно долбить стенки машины коротко стриженными головами, прислушиваясь к нескладной речи таксиста.

Из-за стычки с гебешниками группе Акопова опасно было добираться до Сурханабада, столицы республики, на поезде. Но и по шоссе, если верить водителю, в город теперь попасть непросто…

…Долгие годы караул-тюбинцы поставляли в Сурханабад высшие партийные и хозяйственные кадры. Выходцы из других областей могли рассчитывать лишь на незначительные должности в партийно-государственном аппарате. Советская власть в республике десятилетиями уживалась с клановостью и передачей выборных должностей чуть ли не по наследству. Караул-тюбинский секретарь райкома ехал, как правило, председателем облисполкома в любую область, потом становился секретарем обкома. Нахватавшись аппаратного опыта, попадал в республиканский ЦК или в Совмин. Его дети кончали московские институты, возвращались в Сурханабад и вливались в сонмище специалистов министерств и ведомств, становясь со временем руководителями этих самых министерств.

Караул-тюбинский клан продолжал править и после того, как республика стала самостоятельной. Сменили флаг, герб и гимн, но первым президентом суверенного государства стал бывший первый секретарь ЦК республиканской компартии. А его караул-тюбинские родственники и друзья начали осваивать новые должности — премьера, спикера парламента, госсоветника и прочие.

Еще долго, наверняка, за сменой вывески ничего не менялось бы в жизни республики, но в последнее время резко активизировалась оппозиция президенту. Другие кланы прервали длительную междоусобицу и объединились против караул-тюбинского режима. Сурханабад потрясали невиданные доселе манифестации, забастовки и погромы. Режим позвал на помощь добровольцев-земляков из Караул-Тюбе. Оппозиция в ответ на угрозу усиления президента обложила дороги из области в столицу пикетами и кордонами.

Акопов, готовясь в командировку, конечно, обо всем этом знал хорошо. Только не рассчитывал, что придется сойти с поезда. А дорога между тем все разматывалась и разматывалась под колесами дребезжащей, но шустрой машины. Еще в поезде Акопов решил добраться сначала из Джетыкургана в Караул-Тюбе, чтобы окончательно сбить со следа соседей, а уж потом ехать в Сурханабад — попуткой или автобусом. Но как теперь провезти через пикеты снаряжение?

Вдруг он скорчился и схватился за живот, проклиная сквозь зубы вчерашнюю шурпу. Пришлось останавливать такси неподалеку от оплывших развалин кушанского городища. Один из братьев-пассажиров, дремавший на заднем сидении, пробудился и ахнул таксиста по тюбетейке увесистым кулаком. Затем братья отволокли связанного водителя в развалины. Акопов сел за руль, насадил на затылок тюбетейку и заговорил, передразнивая тягучий и чуть гнусавый караул-тюбинский выговор таксиста:

— Будем надеяться, что до вечера он как-нибудь выползет на дорогу.

— Не захочет с голоду подохнуть — выползет, — согласился Назар.

— Давайте думать, как спрятать манатки…

Подумали, достали гаечные ключи и принялись уродовать дверцы и обшивку салона. За несколько минут управились. Достали из тайников в облегченных сумках новые документы. Юсуп стал радиожурналистом из Нукуса, а Назар — фотокорреспондентом ташкентской молодежной газеты. Документы были настоящие, с потертыми корочками, а уж где их раздобыл Рахмат, никого не интересовало. Пока братья-журналисты прятали снаряжение, Акопов колдовал с документами таксиста. Бронза получилась дешевая, но Акопов и не рассчитывал, что кому-то придет в голову отсылать бумаги на экспертизу.

Радиожурналист достал громоздкий диктофон Орского завода, а фотокорреспондент зарядил пленкой старенькую японскую камеру «Никон».

— Готовы? — спросил Акопов. — Поехали…

Вскоре они добрались до развилки с указателем: «Караул-Тюбе — 37 км, Сурханабад — 121 км.»

— В Караул-Тюбе нам теперь не надо, — сказал Акопов, заворачивая правый вираж. — Интересно, бензина хватит?

В элитной области и дороги были элитные. Трассу от областного центра до столицы обслуживало полдесятка ремонтных участков, асфальтобетонный завод и два дивизиона автоинспекции. Днем и ночью вылизывали дорогу, размечали полотно, белили бордюры, заравнивали мельчайшие выбоины, чтобы красный падишах не заблудился или не потревожил, по крайности, монарший зад, если вдруг надумает посетить милую родину.

В родном краю первого бая республики кроме отличных дорог существовали и отличные поселки, долженствующие изображать результаты неусыпной заботы партии и правительства о тружениках камчи и кетменя. Кишлаки вдоль блатной трассы лоснились от благополучия. Кирпичные дома с галереями и цветниками, ажурные ограды, обихоженные сады, бетонные водоводы с мостиками, расписные триумфальные арки из жести, огромные Дворцы культуры в стиле ампир. И хоть в эти Дворцы никто из сельских жителей не ходил, хоть и не хватало в крае медпунктов и школ, все равно для строительства республиканской выставки достижений социализма в одной отдельно взятой области средств не жалели.

Трофейная развалюха летала как на крыльях, почти не дребезжа и не задыхаясь, чувствуя уверенную руку мастера. Никакие пикеты ее не тормозили. Наоборот, стеклянные стаканы ГАИ, стоявшие через каждые два-три километра, были пусты как брошенные вороньи гнезда. И сама дорога в это летнее утро была подозрительно пуста.

— Не нравится мне пейзаж, — бормотал Акопов за рулем. — Ох, не нравится… Пустыня — да, только не до такой же степени!

Солнце вскарабкалось на горы, и через полчаса воздух уже напитался вполне ощутимым зноем. В ложбинках вдалеке словно проступили озерца. Жаркий день предстоял в южных краях, лежащих на широте Токио и Афин, почти в тысяче километров от Ташкента.

Проехали величавый мост над крохотным саем, пересохшей речкой. Проплыла на постаменте из нержавейки гигантская стела с выбитой в бетоне картой области, в центре которой торчала, похожая на кукиш, рельефная коробочка хлопка. Крепкой вельможной дурью повеяло от образчика монументального искусства.

Тут их и ждал первый пикет. Трассу перегораживали трехосные армейские грузовики, оставляя для проезда узкую щель. Возле этой желанной щели сгрудилось два десятка автобусов и легковушек. На площадке перед постом ГАИ праздно стояли желто-голубые милицейские волги. Несколько гаишников в форме безучастно наблюдали, как пикетчики — молчаливые парни в гражданском, но с дробовиками и автоматами — потрошат проезжающих.