Яд иллюзий - Галина Зарудная

 Мне кажется, отец нарочно волновал ее всякими «возмутительными» новостями. Может, ради забавы, чтобы иметь возможность подтрунивать над престарелой тещей, может, как врач, таким способом заботился о ее кровообращении. В любом случае, с моим папочкой и с его рассказами долгими семейными вечерами скучать не приходилось.

 Странно как-то, подумала я.

 Сидим вот всей семьей, довольные, сытые, защищенные, отдыхаем у камина. Слушаем шум дождя где-то за стенами дома, обсуждаем развития генной инженерии.

 А там, на улице, или, быть может, в укромном темном месте, жив-здоров сейчас убийца, ничего возможно не опасаясь, уверенный в своей безнаказанности, и ему уж точно наплевать, есть у клона душа или нет!

 Кто он такой и зачем убил, пока оставалось загадкой, как и то, к чему склонялся после всего содеянного: тянет ли его, по определению, на место преступления, возникает ли желание похвастаться своей скотской силой и бесстрашием? Или же это мелкое, задавленное существо, забившийся в щель отшельник, совесть которого снедаема страшным, параноидальным червом. И рассудок, и дни его, быть может, уже сочтены.

 И столь много вопросов обрушилось на меня в одночасье, что от их давления вскружилась голова, всколыхнулись в душе тяжелые волны тревоги. Суть же главного, наиболее волнующего вопроса заглушала голоса всех остальных: «Неужели это обстоятельство тронуло меня больше, чем просто профессиональное?»

 И в то же время, глубоко-глубоко, в недосягаемых просторах подсознания (а в действительности, не таких уж недосягаемых), я знала ответ. И это пугало больше всего. Потому что не под каким предлогом я не смела его открыть…

 Ведь я и сама отшельница.

 Или, если хотите, - отлюдница.

 И, если вы подумаете, что это неспроста, то, верно, не ошибетесь.

 Но так было не всегда.

 Какие-то два года назад я со всей откровенностью могла назвать себя самым счастливым человеком на земле. Я имела все, о чем способна мечтать любая современная женщина.

 Жизнь цвела и буйствовала изобилием красок, отдавая мне только лучшие свои плоды, саму соч. Карьера стремительно набирала обороты, личная жизнь являла собою воплощение сказки, каждое желание сбывалось мгновенно. Что же касается общества, то подобно маслине, что купается в соусе, я ни дня не мыслила без него своего существования.

 Как неосмотрительный Икар, в пылу вдохновения и экстаза, я неслась к облакам. И оказалась низвергнута со страшной силой прямо в ад! В холодную и удушающую, парализующую волю тьму, что только и ждала момента моего судьбоносного падения, заведомо разверзнув подо мной пропасть.

 Я часто вижу эту тьму во снах, где всякий раз она напоминает, что по-прежнему мной владеет. И горе мне, решись я потревожить принадлежащие ей воспоминания, реакция последует незамедлительно – наказание не менее жестокое, чем прежнее.

 На том месте, где притаилась память о ней, стоял специальный, предохраняющий замок, не имеющий ни ключа, ни шифра, созданный тяжелыми усилиями на протяжении длительного времени.

 Это очень строгий завет. Табу! Грань, за которой скрывается самый злой и хищный из всех монстров – Отчаяние!

 Никуда не деться мне от того, что жизнь раскололась на двое.

 До и После.

 Об этом не обязательно говорить вслух, как и притворяться, будто ничего не случилось. Все  равно уже ничего не изменить. Я стала другим человеком, преобразилась даже внешне. Аскет-переводчица, без пошлого, без будущего, которая не переносит общество людей и всю оставшуюся жизнь намеревается прожить в каком-нибудь тихом месте, ограничив связь с миром до минимума, а если удастся, вообще обойтись без оного, и так же тихо и незаметно умереть, что б никто не догадался.

 Поэтому, если в силу каких-то рефлексов, частично связанных с памятью двухгодичного прошлого я ощущала не понятные мне переживания, то не имела права искать ответы в «базе данных», доступ в которую надежно охранялся.

 Все то время, что я лежала в кресле, прикрыв глаза и старалась отдохнуть, приходилось прилагать усилия, чтобы отогнать подальше от той чертовой «базы данных» настырные и опасные размышления. Внушать себе, что это обычный шок, свойственный любому другому человеку, узнавшему о столь нетипичном здесь событии – убийстве…

 И тут же другой, пока только слабо жужжащий, но уверенный, с ехидцей голос попытался опровергнуть мои выводы: «Пусть бы всадники Апокалипсиса вдруг нагрянули со всеми стихийными бедами, вскочили собственной персоной в твое окно – ты бы глазом не моргнула! Полгода назад ты решилась предстать перед людьми, всего полгода назад! Все остальное время ты жила в другом мире, не так ли? Или до сих пор думаешь, что все - только сон? Может, признаешь, что впервые в тебе что-то зашевелилось, среагировало…»

 Я бессознательно сцепила зубы, от чего стало трудно дышать.

 «Ты думаешь сейчас о том странном  молодом человеке в черном, – шипел голос. –  Он тебя зацепил!»

 Потому что он подозрителен! Чрезвычайно подозрителен, разве нет? Не удивлюсь, если его арестуют не сегодня, так завтра. Он не только грубостью меня зацепил, есть еще что-то… Тайна, одним словом!

 «Какое тебе дело до чьей-то тайны?»

 Человеческая сущность!

 «Человеческая сущность темна и непостижима! Может, ты почуяла в нем убийцу, который преспокойно прохлаждался в театре, после всего содеянного, как хитрый змей? Но при этом  нарочно вел себя вызывающе, чтобы его непременно заподозрили?»

 Не старайся загнать меня в угол! Ты давно уже проиграла!

 «Тогда откуда эти мысли?»

 Внутри все скомкалось от внезапного страха. В горле резко пересохло. Бокал выскальживал из влажных ладоней, я залпом допила вино и поставила его на пол.

 Сидящая рядом мама что-то увлеченно вязала, быстро перебирая спицами. Хотелось верить, что она ничего не заметила.

 Со мною действительно творилось что-то необычное. Ни чувства радости, ни огорчения это не вызывало. Я только не хотела тревожить своих родных. Приходилось изо всех сил изображать свое участие в беседах.

 Видит Бог, это давалось не просто.

* * *

 – Знаете, девочки, что я тут придумал. – Жизнерадостно объявил отец. – А давайте, как только погода наладится – махнем все вместе на пикник, а? Солнце, вода, песок, шашлычки…

 – Коньячок, – воодушевленно поддержала бабуля.

 Мама, перед тем, как что-либо ответить, сперва взглянул на меня, желая знать мое мнение на этот счет. А мне, если честно, такое развлечение представлялось смутно. Тысячу лет не ходила на пикники… С одной стороны, это могло оказаться интересным, а с другой – мне всегда лучше отдыхается дома, одной,  на диване с книгой, либо в сети интернета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});