Перехват - Инна Георгиева

Я прервала размышления, когда подвела машину к центральному входу в семейный особняк. Окинула мрачным взглядом двенадцать мраморных ступеней, массивную дубовую дверь и ближайшее окно в два человеческих роста. Дом детства. Мамина отрада. Погребальный костер для папиных капиталов. Три этажа, двенадцать спален, семь ванных комнат, две оранжереи и полк слуг. Аристократка, что с нее возьмешь. Во всем любит размах.

Невесело улыбнулась своему отражению. Желание нажать на газ и смыться, пока не засекли, стало почти непреодолимым. Но вместо этого я достала из бардачка помаду.

— Пускай думает, что я хотя бы старалась, — заявила, разрисовывая губы.

А затем быстро, не давая себе шанса передумать, взбежала по ступеням.

Дверь открыл Ганс — старый приятель отца. Отчаянный вояка, он несколько раз попадал в плен, был серьезно ранен, в результате чего охромел, стал шепелявить и ослеп на один глаз. Вторым же злобно сканировал окружающий мир, пытаясь опознать врагов. Короче, худшего кандидата на роль дворецкого найти сложно. Но отцу, который к Гансу питал почти братские чувства, на это было плевать, а мать-аристократка ни за что не позволила бы себе пойти на открытый конфликт с мужем. Потому Ганс уже столько лет служил в особняке, что я с трудом представляла свое возвращение домой без его картавого и по-военному краткого:

— Идите в оранжерею, мэтр. Вас ждут.

— Отец там? — спросила с надеждой. Мне ответили очень красноречивым взглядом. — Понятно…

Надежда не оправдалась. Папенька смылся, откупившись мной. Что ж, я была к этому готова.

— Добрый день! — с приклеенной улыбкой постучала в дверь оранжереи. — Мама?

— Джейн! — Из глубокого плетеного кресла поднялась Эленор Стрэтон, моя драгоценная родительница. Высокая, худощавая — те, кто знаком с Эленор, не могут поверить, что она родила шестерых детей. Мама не потеряла своей привлекательности и выглядела значительно моложе своих лет. Хотя, возможно, дело было в тех нечеловеческих усилиях, которые она тратила на поддержание внешнего лоска.

«Представляю, какое количество шпилек у нее в волосах, — подумала я, глядя на конструкцию из темно-каштановых прядей, возвышавшуюся на маминой голове. — И закрепителя столько, что к камину ей лучше не подходить».

Мама в свою очередь пробежала по мне глазами, с недовольством (а как же иначе?!) качнула головой и обернулась к подруге:

— Брагислава, познакомьтесь. Моя дочь, Джейн Доусон.

Я мысленно покачала головой: Эленор, Фенрир, Брагислава — за что аристократы так ненавидят своих детей?

А мамина подруга одарила меня еще одним чопорно-презрительным взглядом и уточнила:

— Дочь? Та самая, которая не замужем?

— Та самая, которая единственная, — мрачно ответила я и по маминому лицу поняла, что разговор у нас не задастся.

— А сколько тебе лет, Джейн? — внезапно спросила леди. Я скользнула по ней глазами: тоже высокая, никак не ниже мамы, симпатичная, с толстой длиннющей косой, короной уложенной на голове. Надо признать, прическа ей шла. Такие «короны» вообще хорошо смотрятся вместе с глазами, в которых отражено абсолютное презрение ко всему живому. И от этого нелюдя я ожидала такта! Да было странно, как она меня в лоб неприкаянной старухой не обозвала!

— Со всем уважением к вашим аристократическим корням, леди, — начала я, но меня решительно перебили:

— Ей шестьдесят шесть!

— О боже! — воскликнула аристократка, прижимая ладонь ко рту. — Примите мои искренние соболезнования!

Кстати, сочувствовала она почему-то маме, а не мне. Наверное, по моему лицу поняла, что я своего возраста не стесняюсь. Наоборот, ценю каждый прожитый год и весь опыт, который смогла накопить. И так будет, пока мне не исполнится ровно сто. Я давно это решила: буду праздновать девяносто восьмой день рождения, потом девяносто девятый, а затем — сотый, сотый, сотый — и так двадцать лет подряд.

— Возможно, вы удивитесь, — с натянутой улыбкой заметила в ответ, — но в шестьдесят шесть молодость не заканчивается…

— А еще она совершеннолетняя! — добавила мама тоном, которым можно выносить смертные приговоры.

Я закатила глаза и опустилась в ближайшее кресло. Брагислава стремительно покраснела.

— Внебрачный волчонок?! — прошептала она.

— Хуже! — выдала мама. — Своя стая.

Серьезно? Такие у нас, значит, приоритеты?

— Милостивый Боже! — снова воззвала к Всевышнему впечатлительная тетка. — Она стала совершеннолетней, как Мужчина?!

Мама скорбно кивнула и опять повернулась ко мне.

— Джейн, дорогая, — печально заявила она, — ты знаешь, что мы с отцом тебя любим. Но ты без пары лет семидесятилетняя совершеннолетняя волчица. Ты себе так никогда мужа не найдешь.

Я с хмурым видом подперла щеку кулаком. Она уже восемь лет мне это повторяла. Как будто пыталась убедить. Вопрос только — кого: меня или себя саму. Я так и не поддалась и надеялась, что со временем она тоже смирится. Но, видимо, аристократкам такое в принципе не свойственно.

Мама была категорически против того, чтобы ее единственная дочь пошла по пути отца. Она считала, что хотя бы кто-то из детей должен взять ее фамилию и продолжить славный род Стрэтон. Но я не желала быть аристократкой! Ни тогда, ни сейчас. Носить платья с высоким горлом, говорить с придыханием и тратить по три часа в день на создание идеального образа. Нет уж! Я мечтала быть свободной, самостоятельно принимать решения и знать, как подстрелить любого, кто попробует меня в этом ограничить. Правда, я не ожидала, что все зайдет так далеко и я достигну совершеннолетия столь необычным для волчицы образом.

Это ведь самцы становятся совершеннолетними, когда другие признают их право вести за собой стаю. А мы, волчицы, — только после рождения первого ребенка. И я со своей группой в это правило как-то не вписывалась. Меня до сих пор удивляло, что маму удар не хватил, когда она узнала о моем назначении. Зато как радовался папа! Он мне даже руку пожал, как равной (правда, очень осторожно, чтобы мама не видела)!

— Знаете, Эленор, — выдернул меня из размышлений голос Брагиславы, — а ведь я как мать вас прекрасно понимаю. У самой единственный сын не женат.

— Правда? — вежливо спросила мама, хотя я хвост даю на отсечение: она с куда большим удовольствием продолжила бы оплакивать мою личную жизнь. — И сколько ему лет?

— Сто один недавно исполнился.

— О-у! — выдохнула я. А ведь это уже интересно. — Мама, ты слышишь? Ему уже сто один! А ты говоришь, у меня времени нет.

— Джейн! — воскликнула мама. — Он волк. А ты — старая дева.

— Вот спасибо на добром слове, — проворчала я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});