Отчаянные - Билл Болдуин

Что за дивное утро! Никаких деловых решений, пока я не улизну с базы на пару метациклов, воспользовавшись этим замечательным гравициклом. Если мое видение будущего не обманывало меня, следующего свободного цикла мне придется ждать очень и очень долго.

Подкачав немного гравитонов в накопитель, я включил мощный генератор, потом заглянул через крошечное смотровое окошечко в ионную камеру — машина работала ровно, без сбоев. В отличие от ископаемого, часто отказывавшего гравицикла, которым я пользовался в прошлое свое пребывание в этом городе (тогда еще в качестве полунищего наемного работника), у этой замечательной машины имелось целых четыре плазменных пучка, безукоризненно синхронизированных; казалось, разладить их не под силу даже планетарному взрыву.

Ухмыляясь как ребенок новой игрушке, я перекинул ногу через раму, поудобнее устроился в седле и осторожно вывел машину на дорогу, влившись в утренний транспортный поток. Судя по царившему на базе оживлению, Уильямс добился уже неплохих успехов. Пока я любовался знакомыми каменными арками приморского шоссе, водитель встречного открытого глайдера посигналил мне и махнул рукой. Все произошло так быстро, что я не успел разглядеть его, только заметил, как мелькнули в зеркале заднего вида пышные каштановые волосы. Сердце в моей груди подпрыгнуло — я понял, кто это, и она тоже явно узнала меня. Я едва было не повернул назад, вдогонку за ней, но удержался. Не время было обновлять дружбу, связанную с такими сильными эмоциями. До тех пор, пока база не восстановит значительной части своего боевого потенциала, мне необходимо было целиком и полностью сосредоточиться на неотложной работе. Однако когда ситуация разрядится хоть немного, мы встретимся — мы просто не можем не встретиться. И тогда я узнаю, действительно ли это ее голос слышал я в госпитале. Впрочем, это я знал и так…

Подъезжая к главному въезду на базу, я заставил себя отодвинуть мысли об этой едва мелькнувшей женщине с пышными каштановыми волосами в тот уголок памяти, где они находились тринадцать последних лет, сбавил ход и притормозил у будки охраны. Часовые даже слишком старательно отсалютовали мне, но зато и документы мои проверили с той же старательностью. Еще одно доказательство усилий Уильямса. Миновав охрану, я выехал с базы и направился в древнюю Аталанту.

С противоположной от моря стороны шоссе тянулся Большой Канал — внешнее из десяти водных колец, окружавших городской холм с монастырем наверху. Вдоль канала выстроились бесконечные кварталы старинных казенных складов, там и здесь прерываемых новыми постройками времен восстановления после Первой Великой войны. Я хорошо еще помнил те огромные, пахнущие гарью груды руин, на месте которых они выросли. Впрочем, мало что в этой части города пробуждало мой интерес, так что я добавил гравитонов генератору, пересекая канал за каналом до тех пор, пока массивные безликие постройки не начали редеть, сменившись небольшими промышленными комплексами, а те, в свою очередь, не уступили место высоким спальным кварталам конца прошлого века, построенным из кирпича и камня. Миновав последний мост, я въехал в развлекательный квартал портового города, оживленный даже в этот ранний час.

В конце концов я притормозил у ворот в самый древний, Рокоццианский квартал Аталанты. Та длинноволосая женщина говорила мне когда-то, что он получил свое название потому, что стена в плане повторяла специфические очертания пестика цветка рокоццо. Именно здесь, по ее словам, и возник этот город — десять веков назад, если не больше.

Как и можно было ожидать, история города оказалась не слишком простой и безоблачной. Уже через много лет после того, как стена эта утратила свое оборонительное значение, омотские захватчики, явившись из космоса, захватили все планеты системы Гадора, поработив развившуюся на них цивилизацию почти на три столетия. Только когда воинственные монахи древнего ордена градгроут-норшелитов обратились за помощью к только что образованной Галактической Империи, омотских варваров удалось изгнать окончательно. После этого монахи не успокоились и безжалостно преследовали тех вплоть до самой их родной галактики, пока не удостоверились, что в природе не осталось ни единого существа, несущего гены захватчиков.

В последовавшие за этим годы градгроут-норшелиты построили на вершине городского холма большой монастырь, а еще чуть позже вывели на орбиту тринадцать своих знаменитых фортов. Последние хранили планету от агрессивно настроенной конфедерации звездных систем-государств, которая спустя почти половину тысячелетия преобразовалась в годы жестокого правления тогдашнего Великого Канцлера Красибнова Отто в Лигу Темных Звезд.

Вторжения не произошло, но оборонительные излучатели орбитальных фортов так и остались самими мощными орудиями за всю историю человечества. На протяжении нескольких мирных столетий они оставались без дела, да и сам создавший их орден занялся в галактике более серьезными делами. В конце концов все, даже градгроуты, забыли, что за внешний источник энергии должен приводить их в действие, и форты превратились в историческую достопримечательность, приманку для любопытных туристов. Тем не менее градгроуты, как их стали называть по всей Вселенной, поддерживали форты в образцовом порядке, словно те оставались в строю. Как следствие слово «градгроут» стало почти на всех языках галактики синонимом чудака, и так было до тех пор, пока монахи и их орбитальные форты в буквальном смысле не спасли Империю в конце Первой Великой войны, уничтожив большую часть военного флота облачников. Это чудо монахи совершили, запитав исполинские орудия энергией излучения самого Гадора, увеличив его интенсивность после того, как запустили в светило всю махину своего расположенного на холме монастыря…

От нахлынувших воспоминаний я даже зажмурился. Катастрофический взлет монастыря состоялся почти пятнадцать стандартных лет назад, но казалось, будто с тех пор миновала целая эпоха. Лично мне не довелось увидеть этого зрелища… впрочем, это совсем другая история.

Новая, еще более величественная обитель стояла теперь на вершине холма. И хотя эта уже не предназначалась для взлета в космос, она сразу сделалась главной туристической достопримечательностью, притягивая путешественников со всей галактики, в то время как сонный древний Рокоццианский квартал остался почти забытым в суете мирных и военных событий. И тем не менее все началось именно здесь, на этом небольшом пятачке земли.

И здесь, в Рокоццианском квартале, жила она — во всяком случае, жила несколько лет назад.

Ощущая некоторую слабость — возможно, я все же поторопился немного с этой утренней поездкой, — я пожал плечами, развернул гравицикл и направил его обратно к базе. Не имело значения, где именно она живет — мы все равно встретимся, вольно или невольно. Я знал, что за эти годы она выросла в должности до гражданского администратора порта, ответственного также за гражданский персонал и объекты базы. Этого было вполне достаточно, а пока меня ждали дела.

* * *

Следующие полторы недели я провел, почти не отрываясь от дел, да и то еле успевал с ними справляться. Тем не менее усилиями Уильямса, трудившегося, казалось, в десяти разных местах одновременно, база понемногу снова приобрела вид военного объекта.

Мы лишились примерно полусотни офицеров из числа КМГСовцев, но, к счастью, только двое из них оказались рулевыми — КМГСовцы предпочитали служить подальше от боевых действий.

Единственное, чего мы с Уильямсом не стали менять, был офицерский клуб — очень уж здорово там все устроил Саммерс, так что он оставался открытым круглые сутки. Я и сам пользовался его услугами, когда у меня хватало на это сил и времени: и потому, что мне необходимо было порой присесть и пропустить рюмку-другую, и потому, что здесь удобно было встречаться с другими офицерами. Работа командующего базой напоминает работу капитана большого звездолета. Фактически ты отвечаешь за все. Можно, конечно, поручить все это другим и парить на недосягаемой высоте. Однако лучшие шкиперы держат руку на пульсе своего корабля, и лучше всего этот пульс ощущается в офицерской кают-компании. Тут важно не говорить самому ни о чем напрямую, а только слушать, впитывая в себя настроения, атмосферу. Именно умение слушать и отличает настоящего капитана. Этим вечером — ночная вахта началась довольно уже давно — я сидел в баре один, потягивая достаточно пристойное логийское, когда ощутил вдруг за спиной чье-то присутствие. Прежде чем я успел обернуться, чья-то рука легла на мое плечо и я услышал знакомый, полузабытый аромат духов и дыма сигареты му'окко.

— Привет, Вилф Брим, — промурлыкал мягкий, теплый, как галацианское солнце, голос.

Я обернулся, и сердце мое забилось в груди чаще, чем разряды в ионной камере. За моей спиной стояла в полуосвещенном баре потрясающе красивая женщина — не слишком молодая, но и не старая — и один вид ее пробудил во мне ворох воспоминаний, которые я прятал все эти годы. Так, словно мы были здесь совсем одни, я вскочил и сжал ее руки, глядя на нее как на волшебное видение — собственно, я боялся, что так оно и есть. Миниатюрная, поразительно женственная, она носила волосы распущенными до талии так, как делала это восемнадцать лет назад, когда мы с ней познакомились неподалеку от этого места. Ее широко расставленные глаза, теплые и умные, окружала теперь сеть мелких морщинок, но длинные ресницы, чуть вздернутый нос и полные, чувственные губы остались все теми же, что когда-то доводили меня до вершин блаженства. Возраст пощадил ее, добавив только немного зрелости, но ни капельки не убавив ее потрясающей красоты. Я покосился на ее пышный бюст, по местной моде подчеркнутый глубоким декольте и зауженной талией — возможно, последняя и раздалась в периметре за прошедшие годы (а у кого, скажите, она сделалась меньше?), — потом на ее стройные ноги с миниатюрными ступнями, обутыми в ее излюбленные сандалии. Она, как всегда, смотрела мне прямо в лицо, чуть улыбаясь, как любая женщина, привыкшая оказывать сокрушительное воздействие на мужчин.