Без собаки. Книга прозы - Павел Катаев

Гости задерживались. Отец скрылся на своей половине и затих.

Его «половина» квартиры, то есть две его смежные комнаты, находилась за двойной дверью с застекленными квадратами точно это не городская квартира, а какой-то дачный павильон. В первой комнате, где между двумя креслами стоял торшер с алым абажуром из вощеной бумаги на проволочном каркасе, можно было рассмотреть низенький журнальный стол, всегда заваленный книгами и журналами, и другой стол, который в особых случаях можно было раздвинуть и накрыть нарядной скатертью.

За этой комнатой располагалась спальня с широкой тахтой на низеньких ножках, закрытая шотландским клетчатым пледом. Здесь же находился письменный стол, а точнее – секретер с большим количеством разных ящичков, наполненных разными мелкими вещичками, которые любопытный Владимир Семенович так любил рассматривать в отсутствие строгого отца…

Тяга Владимира Семеновича к запретному во многом объясняла постоянные скандалы, которые родитель устраивал по возвращении домой после очередного долгого отсутствия. Не смотря на все старания сына вернуть раскопкам прежний вид, отец всегда обнаруживал следы вторжения. Заметив беспорядок в своем письменном столе, а также в шкафу с костюмами и рубашками, где сын также любил порыться, отец приходил в бешенство. Очевидно, именно это чувство руководило им, когда он обнаружил отсутствие красного халата.

Владимир Семенович ничего не мог с собой поделать. Пойманный врасплох, тысячу раз давал обещание отцу, да и самому себе, что никогда-никогда больше не прикасаться к чужим вещам, но ни разу своего обещания так и не выполнил.

В сумраке коридора сквозь стекла дверей отцовских покоев таинственно светился розовый торшер возле кресла, в котором папа любил сидеть, развалившись, покуривая сигарету и почитывая книжку.

Так он и сейчас поступал, в ожидании гостей.

В столовой уже был раздвинут и накрыт праздничный стол с бокалами и салфетками. В фарфоровой вазе лежали фрукты – апельсины, груши, яблоки. Каждая салфетка были продета в специальное широкое кольцо, напоминающее браслет. Отец гордился своим умением сервировать стол, и не только сервировать, но и готовить, что он и демонстрировал в кухне, сняв пиджак и надев фартук, обтягивающий его плотный торс.

В тот памятный вечер отец жал, ждал гостей и дождался-таки.

Через час или даже еще позже, когда уже, казалось бы, все сроки ожидания прошли, гости заявились, о чем Марсик известил своим бешеным лаем.

Гостей было не меньше пяти, некоторые из них были иностранцы. Там была очень красивая белокурая женщина в брильянтах, в песцовой накидке. От нее очень тонко пахло духами, каким-то свежим запахом, чуть цитрусовыми и может быть даже немного хвойным. Она очень серьезно, с большим вниманием посмотрела на Владимира Семеновича, толкавшегося здесь же и пытавшегося поместить одежду на вешалке, быстро обняла и прижала к себе.

Эта прекрасная женщина, окруженная точно сказочная фея облаком любви и доброты, своими легкими пальцами поерошила его шевелюру и тихо сказала:

– Как же ты похож на Зину!

Остальные гости также все по очереди погладили его по голове, и даже отец с воодушевлением похлопал сына по темечку…

Из пяти участников того далекого приключения лишь двое годились для персонажей задуманного романа.

Себе Владимир Семенович отводил роль автора, то есть персонажа, от лица которого ведется повествование. Сереже (теперь-то Сергею Анатольевичу, уже не просто какому-то там «новому» знакомому, одному из многих, а другу детства) предстоит сделаться основным героем будущего романа, а именно – мишенью для стрелка.

Чтобы стать «старинными» друзьями, им потребовалось время, как – никак несколько десятилетий. Однако сейчас, погрузившись в воспоминания, Владимир Семенович воспринимал его таким, каким видел тогда, а именно – просто новым знакомым.

И все же даже тогда он уже не был просто новым знакомым.

Сережа был сыном той прекрасной женщины, которая оказалась в числе долгожданных гостей в тот памятный вечер, и которая крепко обняла Сергея Владимировича со словами: «Как же ты похож на Зину!»…

Мальчик Сережа пригласил мальчика Вову на дачу встречать Новый год. И тогда они действительно только-только познакомились, буквально накануне, месяца за два – за три до начала зимних каникул. И всего несколько раз встречались друг у друга в гостях. Они еще тогда друг друга не вполне изучили, поэтому им было интересно общаться.

Взаимный интерес не пропал и в дальнейшем.

Можно было бы и самого убийцу-стрелка подобрать из тех же пяти участников. Взять хотя бы бывшего мальчика, сына владельца арсенала. Но прототип уже был намечен, и Владимир Семенович успел так с ним сжиться, что не было никакой возможности менять его. Волюнтаризм в выборе героя не проходит (в смысле – не канает). Невозможно худощавого парня с якобы спокойным лицом, скрывающим в пристальном взгляде неистовый умысел, заменить добродушным толстяком, готовым развеселиться от любой сказанной невпопад шутки. А именно таким стал с возрастом сын владельца арсенала.

Правда для следующего литературного замысла осталась «заготовка», то есть утвердилась в памяти милая семейка, состоящая из трех человек – папы, мамы и их сынка, того самого, что навел компанию на ящик с пистолетами и патронами в отцовском письменном столе.

Теперь об оружии, которым должно быть совершено убийство.

Откуда оно взялось? Рука Владимира Семеновича и сейчас, спустя столько лет, помнит, как содрогнулась в момент выстрела.

Пистолет внезапно ожил, дернулся и едва не вырвался из судорожно сжавших его пальцев. Но все-таки остался зажатым в руке, все еще тяжелый, но снова присмиревший.

Пальба шла по всему лесу. Даже удивительно, как это обошлось без жертв в ту далекую-далекую новогоднюю ночь, снежную и теплую. Разгоряченные беготней по лесу и стрельбой из боевого оружия, мальчишки поснимали шапки, распахнули зимние пальто, но все равно им было жарко.

А вообще-то тогда мода такая была у школьников – ходить зимой без шапок, даже в сильные морозы.

Владимир Семенович так же поддался этому поветрию. Няня страшно на него сердилась, когда он зимой выходил из дома без шапки. Она кричала, выкатывала глаза, сжимала кулачки, словно бы готова была его побить. У нее и убедительные аргументы имелись против хождения без шапки по морозу.

– Вылезут волосы, будешь лысый!

Она любила Владимира Семеновича, «сиротинушку», как она частенько выражалась, и старалась ни на миг не выпускать его из зоны своего внимания. Даже порывалась, как маленького, провожать в школу и встречать после уроков. Но, в пятом классе мальчик взбунтовался, затопал на няню ногами (его отец, кстати сказать, также поступал, когда сердился), и няня смирилась. Но всякий раз, а это случалось даже в старших классах, выводила Владимира Семеновича за дверь квартиры, тщательно проверив, все ли пуговицы на пальто застегнуты, хорошо ли повязан шарф и плотно ли сидит на голове шапка. Из окна кухни она провожала его взглядом, пока тот топал через двор к арке, ведущей в переулок.

Выйдя из двора на улицу, Владимир Семенович сразу же, сдирал с головы шапку и, весело размахивая ею, шагал в школу.

Так вот – об оружии.

Компания юных стрелков, включая Владимира Семеновича, состояла из пяти человек. И пистолетов было пять.

Все они были разных систем, разных размеров – большие, средние, маленькие. Владимиру Семеновичу приглянулся самый маленький пистолетик, которому он дал название «браунинг». Возможно, он именно так и назывался в действительности. Но ему удалось лишь какую-то минутку подержать браунинг в руках. Только-только он попытался извлечь из рукоятки обойму с патронами, как Сережа, его новый «старый» знакомый, к которому Владимир Семенович приехал встречать Новый год на дачу, ловко выхватил браунинг из его рук, и Владимиру Семеновичу пришлось довольствоваться большим и тяжелым наганом.

Как и в случае с «браунингом» он сам дал доставшемуся ему оружию название «наган», хотя в действительности тот мог как-то иначе называться. Там еще был один довольно интересный пистолет с барабаном, набитым патронами. Вращаясь, барабан пощелкивал, и похрустывал, и словно бы представлялся: «Я – револьвер!». Так его и назвал для себя Владимир Семенович. Хотя в действительности именно его правильнее было бы назвать наганом.

В течение жизни память Владимира Семеновича неоднократно возвращалась к той новогодней ночи, к тому таинственному ящику письменного стола, набитого оружием и патронами, и всякий раз он ловил себя на том, что до сих пор не удосужился уточнить название доставшегося тогда пистолета, да и всех остальных тоже.

Как-то в его руках случайно оказался иллюстрированный справочник с данными о множестве самых разнообразных систем огнестрельного оружия, где он к своему удивлению нашел-таки все пять своих давних «знакомцев», узнал их названия и боевые свойства и запомнил все это, казалось бы, навсегда. Но, как оказалось, все эти знания немедленно выветрились из памяти, лишь только он захлопнул книгу: в ученую голову влетела какая-то важная мысль, которую он немедленно принялся обдумывать. А про пистолеты забыл. Что же удивляться? Человек он мирный и интерес к оружию так его и не захватил, оставшись в далеком детстве.